В каноне Нового завета нет ни единого эпизода, который можно было бы понять в смысле выражения в нём каких бы то ни было догматических разногласий между Христом и апостолами — с одной стороны, и иудеями и раввинатом — с другой стороны.
На вопрос о первой заповеди Иисус даёт прямой ответ: «Господь Бог НАШ (выделено нами: Иисус не отделяет себя от людей по отношению к Богу) есть Господь единый…» (Марк, 12:29). Спрашивающий соглашается с Христом: «Один есть Бог и нет иного, кроме Его», и Иисус, коему открыта душа собеседника (чужая душа — не потёмки, как большинству), говорит ему: «Недалеко ты от Царствия Божия» (Марк, 12:34). Аналогичный эпизод описан у Луки — гл. 10:25 — 37.
В этих эпизодах выражено единство догматических воззрений Христа и некоего книжника (раввина), хотя вопрос книжника создал ситуацию, в которой уместно было бы явить «вершину Откровения» — догмат о Троице, — чтобы он был неоспорим: ведь если Бог что-то решил донести до людей, то никто не остановит Его посланника. Коран, сура 35:2: «Что откроет Бог людям из Своей милости, — для этого не будет удерживающего, что Он сдержит, — тому нет посылающего после Него. Он — всемогущий, мудрый!»
Как явствует из текста Деяний апостолов, уже после ухода Иисуса Христа в мир иной, между иудеями и апостолами также не возникало никаких догматических разногласий. Деяния повествуют: «Стефан же, будучи исполнен Духа Святаго, воззрев на небо, увидел славу Божию и Иисуса, стоящего одесную Бога и сказал: вот я вижу небеса отверзтые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога» (Деяния, 7:55, 56). Это сказано перед убийством Стефана, сказано в Духе Святом, но нет ничего подобного «вижу святую Троицу». Так же и Павел говорит в синедрионе «я фарисей, сын фарисея» (Деяния, 23:6), а фарисеи — сторонники догматически строгого единобожия. И в Первом послании Коринфянам (гл. 8:4) Павел пишет: «Нет иного бога, кроме Единого». Пётр также вразумляет иудеев не о догмате «Троицы», а о том, что «…Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса, которого вы распяли» (Деяния, 2:36); иными словами, Иисус — обетованный Богом Мессия, пришедший поистине, но отвергнутый иудеями по их злонравию и невежеству, вследствие чего им дóлжно покаяться, чтобы не отпасть от религии Бога Истинного. И вопрос о признании или не признании Иисуса Христом Божиим, Мессией — это единственное, что отделяет в вере апостолов и первых христиан иудейского происхождения от их бывших единоверцев.
Единственное место в Новом завете, где почти прямо провозглашается догмат о «Троице», — в православной синодальной Библии: «Сей есть Иисус Христос, пришедший водою и кровию и Духом, не водою только, но водою и кровию и Дух свидетельствует о Нём, потому что Дух есть истина. Ибо три свидетельствуют на небе: Отец, Слово и Святый Дух; и сии три суть едино (выделено курсивом нами при цитировании)» (Первое послание Иоанна, 5:6, 7). Стих 5:7 отсутствует в других изданиях: так его нет в Острожской Библии[1], издания 1581 г., набранной (как утверждается) с рукописной Библии, относимой ко временам Владимира — крестителя Руси; а также его нет в имевшихся у нас западных изданиях Нового завета и, в частности, в «Новой американской канонической (стандартной) Библии» (1960 г.) и в последующих её переизданиях.
Но вопреки всему прямо сказанному Христом и апостолами, догмат о «Троице» — историческая реальность, противопоставляющая христианские церкви и большинство их сект строгой догматике единобожия исторически реальных иудаизма и ислама христианской эры. Если соотноситься с глобальной политикой, то в ней он — одно из средств осуществления принципа «разделяй и властвуй».
Посленикейские церкви постоянно испытывают трудности в объяснении пастве догмата о «Троице». Так профессор-богослов В.Н. Лосский в работе «Очерк мистического богословия» (в сборнике вместе с его же «Догматическим богословием», Москва, 1991 г., рекомендовано к печати Московским патриархатом, с. 35, 36) пишет:
«Непознаваемость (по контексту, Бога) не означает агностицизма или отказа от Бого-познания. Тем не менее это познание всегда идёт путём, основная цель которого — не знание, но единение, обожение. Потому что это вовсе не абстрактное богословие, оперирующее понятиями, но богословие созерцательное, возвышающее ум к реальностям “умопревосходящим”. Поэтому догматы Церкви часто представляются нашему рассудку антиномиями[2], которые тем неразрешимее, чем возвышеннее тайна, которую они выражают. Задача состоит не в устранении догмата, но в изменении нашего ума (выделено курсивом нами при цитировании) для того, чтобы мы могли прийти к созерцанию Бого-открывающейся реальности, восходя к Богу и соединяясь с Ним в большей или меньшей мере.
Вершина Откровения есть догмат о Пресвятой Троице, догмат “преимущественно” антиномичный».
В русском языке прижилась идиома «антимонии разводить». В ней значимо то, что народ поменял порядок следования звуков в корне: «анти-МОНИЯ», а не «антиномия». Хотя в греческо-русский словарь мужики, перенявшие слово от «интеллигенции», не заглядывали, но идиома, характеризующая смыслоубийственное мыслеблудие всё же знаменательно обрела сопутствующий ей, ещё более глубокий смысл (анти = против) + (МОНО = один, единый); то есть — противоборство Единому.
Противление Богу свойственно идеалистическому атеизму в иудаизме и христианстве. Они одинаково подразумевают, не оглашая: человек создан Богом и рождается в богопротивном виде. Отсюда для приведения человека в «божеский вид» в иудаизме предписано на восьмой день обрезание. Вследствие него нарушается нормальная физиология мужского организма и нервной системы прежде всего: структуры головного мозга с первых дней жизни ребёнка постоянно забиты обработкой информации, поступающей с рецепторов головки полового члена (не говоря уж о том, что последствия болевого шока сохраняются в психике на всю жизнь). В нормальной же физиологии такая связь (коммутация): «рецепторы — многофункциональные структуры мозга» — всего лишь краткие и редкие эпизоды по отношению к продолжительности жизни, а не постоянный информационный шум, на фоне которого протекает обработка информации головным мозгом.
Апокриф «Евангелие от Фомы» передаёт беседу учеников и Иисуса об обрезании:
«58. Ученики его сказали ему: Обрезание полезно или нет? Он сказал им: Если бы оно было полезно, их отец зачал бы их в матери обрезанными. (…)».
Апостол Пётр, хотя он и не ссылается на Фому или Иисуса, освободил первых христиан от обрезания крайней плоти, следуя знамению: Бог даровал Духа Святого необрезанным (Деяния, 15:6 и ранее — 10:44 — 47, 11:17). Освободив от обрезания первохристиан, Пётр присёк вторжение в нормальную физиологию их нервной системы, тем самым он по существу защитил первохристиан от повреждения ума нарушением их нормальной физиологии.
Это всё иллюстрации к тому, что какой бы смысл ни вкладывал В.Н. Лосский в цитированный фрагмент, но он сказал правду: Задача состоит в изменении ума человека. Постановщиками и хозяевами этой задачи являются общие хозяева иудаизма и исторически реального христианства, навязывающие преимущественно по умолчанию мнение, что человек создан и рождается богопротивным. Но если апостол Пётр пресёк подавление человеческого разума через нарушение физиологии организма обрезанием, то после него хозяева и заправилы библейского проекта задачу подавления и извращения разума стали решать, разрушая нормальную культуру мышления, вводя в неё алгоритмы порождения ошибок, т.е. стали алгоритмически разрушать интеллект как процесс, говоря современным языком — «информационными технологиями», «вершиной» которых и является догмат о «Троице»: «1 = 3 во всей полноте как 1, так и 3».
Догмат о «Троице» навязан, хотя он и несовместим с тем, что:
- Иисус прямо говорит: «Господь Бог наш есть Господь единый» и соглашается с ответом книжника «один есть Бог и нет иного, кроме Его» (Марк, 12:29, 32).
- Иисус прямо отрицает обращение к нему «Учитель Благий» словами: «Что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог» (Лука, 18:18, 19), и эти слова отрицают прямо Никейский символ веры: «2. (…) Бога истинна от Бога истинна».
- Дух Святый прямо назван «дар Божий» (Деяния, 10:45; 11:17, 18:19, 20), что отрицает Никейский символ веры «8. И в Духа Святаго, господа Животворящего…».
Из текста Нового завета явствует, что во времена апостолов многие поддавались искушению и втягивались в предумышленно навязываемые им различными посвящёнными и просто болтунами дискуссии о Боге: о Его существе, «внутренней структуре» Бога, Его взаимоотношениях с тварным Мирозданием и людьми. Втягиваясь в дискуссии безо всякого знания о Боге, и не имея Откровений Свыше, они по отсебятине нагромождали домыслы на вымыслы, привносили в Церковь свойственные многобожию тех лет понятия и мнения, сохранявшиеся в их памяти и после «принятия» ими христианства, без осознания ими каких-либо мировоззренческих границ в их внутреннем мире: между многобожием и идолопоклонством и обретённым Учением Христа и апостолов. И всё это — чуждое Учению Христа — оседало и накапливалось в христианстве уже со времён апостолов. Не без причин же Павел писал: «Но боюсь я, чтобы, как змей хитростью не прельстил Еву, так и УМЫ ВАШИ НЕ ПОВРЕДИЛИСЬ (выделено нами), уклонившись от простоты во Христе» (2 послание Коринфянам, 11:3 и далее до 11:8).
Как видно из приведенного, и апостол Павел, и профессор-«богослов» В.Н. Лосский пишут об одном и том же: об уме человеческом.
Разница только в том, что Павел предостерегает людей, стремящихся к Богу, от повреждений в уме; а чиновники Церкви, рекомендуя переиздание работ иерарха церковной науки В.Н. Лосского, советуют изменить Богом данный людям ум — так, чтобы им невозможно было пользоваться. Они не сомневаются нимало ни в здравомыслии самого В.Н. Лосского, ни в своём собственном, ни в здравомыслии иерархии церквей на протяжении истории, которое явно опровергается глобальным биосферно-социальным кризисом как итогом пастырской деятельности всех после-Никейских церквей, впавших в измышления о «Боге-Троице» безо всяких к тому оснований (о том, что в нём выразилось знамение Ионы-пророка, но уже в глобальных масштабах, что было обетовано через Христа роду лукавому и прелюбодейному, они не задумываются — см. раздел 11.2.1).
И вследствие того, что церкви не вняли предостережению апостола Павла, они, распиная на своём вероучении и догматике души в людях, с детства калечат их разум. В отличие от иудаизма, производящего инвалидов правого полушария (процессно-образное мышление), христианские церкви производят инвалидов левого полушария (неадекватным становится ассоциативное и дискретно-логическое мышление), тем более ущербных, чем непреклоннее те во мнении, что 3 = 1, а 1 = 3.
В каноне Новозаветных текстов, прошедших цензуру и редактирование, нет ничего подобного оборотам речи современного христианства: «Слава Святой Единосущной и Нераздельной Троице»; «Пресущественной, Пребожественной и Преблагой Троицы»; «Бога-Троицы» и т.п.
Их нет просто потому, что такого рода церковные измышления появились только тогда, когда письменная традиция Нового завета уже обрела устойчивость и её невозможно было отредактировать заново, вложив в уста Христа и апостолов обороты речи, не свойственные выражению ими их миропонимания: это вызвало бы отторжение редакторов от церкви её паствой.
Хронологическая последовательность была такова: Всё подлинное, написанное и продиктованное апостолами и евангелистами было написано к концу I века, после чего оно только изымалось из употребления в церкви теми, кому мешало: так «исчезло» Евангелие Мира Иисуса Христа, не допущенное в канон Нового завета анти-Христианством. Понятие о «Боге-Троице» возникло в конце II века («Большой энциклопедический словарь», Москва, «Советская энциклопедия», 1987 г., с. 1358). По существу оно было внесено в христианство извне.
Понятие о многоипостасном всевышнем боге, воплощающем себя в Мироздании, — атрибут ведической культуры (см. хотя бы «Бхагават-гиту», эпизод явления Арджуне вселенской формы всевышнего Господа Кришной (гл. 11) и иллюстрация к нему в изданиях кришнаитов). Также и христианский догмат о троичности божества в его единстве — в истории не первый.
«Древний, да будет благословенно Его Имя, обладает тремя Главами, которые образуют лишь одну Главу; это и есть то, что есть наиболее возвышенного между возвышенным. И так как Древний, да будет благословенно Его Имя, представляется числом три, то все другие светочи, которые освещают нас своими лучами (другие Сефироты), одинаково заключаются в числе три». «Божественная троица образуется из Бога, Сына Божия и Святого Духа» (В. Шмаков, «Священная книга Тота, Великие арканы Таро», Москва, 1916 г., репринт 1993 г., со ссылкой на Зогар и Каббалу, с. 66).
В древнеславянской довизантийской вере, восходящей к Ведам, — триединство трёх троиц: 1) Правь, Навь, Явь (ставшая иудейским Яхве — «Яве» звательный падеж); 2) Сварог, Световит (Свентовит: — в ином звучании), Перун; 3) Душа (Разум), Мощь, Плоть (В. Емельянов, «Десионизация»).
Развитое учение христианских церквей о «Троице» в близком к современному виде и «тринитарная» — «троицкая» терминология сформировались к концу IV в. (В.Н. Лосский, цитированный сборник, с. 212), уже после Никейского собора, на котором отцы церкви проголосовали, что Иисус — Бог: 218 (или 318 — по другому источнику) — «за», 2 — «против». После Никейского собора, собранного императором Константином, по совместительству верховным жрецом культа Непобедимого Солнца, Римское государство прекратило искоренение утверждённого Собором учения церкви из общества, вследствие чего у отцов церкви появилось время и иные возможности, чтобы профессионально заняться измышлениями, всё более удаляясь от простоты во Христе времён апостолов. Но поскольку эти измышления невозможно было ввести в текст канона Писания без того, чтобы не вызвать этим отток паствы от церкви, а вместе с паствой и отток приношений, то оставалось только принять в церковную традицию, дополнительно к сложившемуся канону Писания, и набор догматически выдержанных измышлений отцов церкви — предание старцев — «святоотеческое предание».
Поэтому только один из не принятых в канон апокрифов — «Евангелие от Никодима», — дошедший до нас в редакции не ранее конца IV в. (судя по упоминанию в его преамбуле императора Восточной Римской империи в 379 — 395 гг. Феодосия Великого; или Феодосия II — в 408 — 450 гг.) имеет заглавие «Деяния Святой Троицы».
В каноне же Писания не появилось ничего из «тринитарной» троицкой терминологии, нарушающей сложившуюся к концу III в. традицию, хотя некоторые фразы и после Никейского собора добавлялись в канон и редактировались так, чтобы их легче было истолковать в смысле принятой догматики и церковных учений, хронологически более поздних, чем традиционное Писание. Примеры тому — упоминавшийся стих 5:7 Первого послания Иоанна и завершение Евангелия от Марка — стихи 16:3 — 16:19.
Догмат о «Троице» — измышления, построенные разрушением целостного контекста при извлечении из него отдельных фраз, что порождает неоднозначность смысла обрывков, возникающих в этом процессе и предстающих в сознании человека в качестве самостоятельных высказываний, таких, как «Я и Отец — одно» (Иоанн, 10:30) и ему подобных: Римлянам, 9:5; Первое послание Тимофею, 3:16; Колоссянам, 2:9 и др. Кроме того, имело место и иносказательное толкование «в духе» того, что сказано прямо, но тоже на основе фрагментарного извлечения из контекста. Так те, кто видит первый в Библии намёк на «Троицу» в явлении Аврааму трёх ангелов (Бытие, гл. 18:1, 2) забывают о развитии этого эпизода (Бытие, гл. 18 и 19 — в целом и 19:1, в частности).
Если бы «тринитарная» троицкая терминология, измышленная отцами церкви к концу IV в., была бы способна наилучшим образом передать и закрепить в культуре общества смысл Откровения Свыше, то ею бы и пользовались и Иисус, и апостолы, и никто не посмел бы и не сумел остановить такого рода их проповеди. Вследствие этого церкви не пришлось бы измышлять троицкую терминологию: она бы унаследовала её от Христа и апостолов в совершенном виде.
Поэтому исторически реально «Догмат о Троице» — не вершина Откровения, как то полагает В.Н. Лосский, а позднейшее самодурственное измышление отцов церкви и заправил библейского проекта, хотя такое воззрение и отрицает мнения всех воцерковленных.
Если не давить человеку на психику авторитетом сложившихся традиций, превозношением над «толпой» иерархов-вероучителей, толкователей писаний, «святых богословов» после-Апостольской эпохи, если не разрушать контекст переданного евангелистами и апостолами с целью конструирования анти-МОНИЙ-антиномий, разрушающих интеллект как процесс, то всё осмысленно и однозначно определённо даже в каноне Нового завета:
«… нет иного Бога, кроме Единого. Ибо хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, так как есть много богов и господ много, — но у нас один Бог Отец, из Которого все, и мы для Него, и один господь Иисус Христос, Которым все, и мы Им. Но не у всех такое знание…» (Павел, 1 Коринфянам, 8:4 — 7).
При этом нельзя забывать, что в контексте Библии Бог — всегда Господь, но Господь — не всегда Бог и не всегда Иисус[3].
Но вследствие повреждения в новых поколениях «христиан» ума внедрением в детстве авторитетной догматики некогда принятой их предками, в мировоззрении церковников извращены и причинно-следственные обусловленности в Объективной Реальности; и как следствие извращены непосредственное миропонимание и осмысление ими лексики. В.Н. Лосский «Очерк мистического богословия» начинает словами:
«Мы задались целью рассмотреть здесь некоторые аспекты духовной жизни и опыта Восточной Церкви в их связи с основными данными православного догматического предания. Таким образом термин “мистическое богословие” означает в данном случае аспект духовной жизни, выражающий ту или иную догматическую установку» (с. 8).
В этом тексте В.Н. Лосский — один из многих, кто извращает существо «мистического богословия» не только как термина, но и как объективного явления в духовной жизни: сокровенной от других людей жизни души человека.
«Мистика» (греч.) — по-русски «тайна», состоит в том, что человек, преисполнившись духа, обретает (на биополевых носителях) в себе самом энергию и несомую ею некоторую информацию как таковую, не связанную с принятыми обществом средствами её кодирования: языком, живописью, другими изобразительными искусствами, наукой и т.п. Если же, обретая таким путём некое первознание он преобразует его, используя внутрисоциальные средства кодирования информации, то другие люди обретают возможность освоить ту же информацию, но уже не как непосредственно данное первознание, а как достояние культуры общества.
Догматическое богословие — одна из составляющих в культуре общества. Оно — следствие того, что кто-то лично, мистически обретя некое первознание, выразил его так, как сумел, на понятном в обществе языке. И вопрос только в том, каким духом был преисполнен человек в момент обретения непосредственно от некоего источника первознания как такового; и насколько точно он сумел выразить первознание в общих всем средствах культуры или во вновь созданных им средствах в преемственности развития культуры.
Человек должен стараться жить так, чтобы быть ему непрестанно открытым для нисхождения в него Духа Святого — наставника от Бога на всякую жизненно необходимую ему и другим людям истину.
«Догматическая же установка» — хранимые культурой предания старцев («православное догматическое предание» у В.Н. Лосского). Они не выражаются в духовной жизни, поскольку они вторичны по отношению к ней, а придают направленность вновь входящим в духовную жизнь поколениям, подобно железной дороге из пункта «А» в пункт «Б», по которой невозможно прибыть в пункт «В». «Догматической установкой» люди пользуются в готовом виде, не задумываясь о том, что «рельсы догматов» могли быть проложены всем известным образом для того, чтобы, бездумно приняв навязанные и ставшие традиционными догматы, они не могли войти в религию Бога Истинного во всей её полноте.
Соответственно этому и догмат о «Троице» интересным образом связан с эзотеризмом, герметизмом ведической магической культуры — знанием для посвящённых в «великие тайны», ибо в ней «не все истины должны быть поведаны всем людям», что прямо отрицает Учение Христа в его изначальном виде. При этом он также является одним из средств низведения исторически реального «христианства» до уровня одной из многих эгрегориальных религий.
В разделе были приведены отрывки из «Священной книги Тота. Великих арканов Таро» В. Шмакова, в которых речь шла о трёх «сеферим»: «сефар», «сипур» и «сефер»:
«Первый из этих трёх терминов (Sephar) должен означать числа, которые одни доставляют нам возможность определить необходимые назначения и отношения каждого (по контексту, возможно: человека) и вещи для того, чтобы понять цель, для которой она была создана; и МЕРА длины, и МЕРА вместимости, и МЕРА веса, движение и гармония — ВСЕ ЭТИ ВЕЩИ УПРАВЛЯЕМЫ ЧИСЛАМИ. Второй термин (Sipur) выражает слово и голос, потому что это Божественное слово и голос, потому что это Божественное Слово, это Глас Бога Живого, Кто породил существа под их различными ФОРМАМИ, будь они внешними, будь они внутренними; это его надо подразумевать в этих словах: “Бог сказал: “Да будет Свет” и “стал Свет”. Наконец, третий термин (Sipher) означает писание. Писание Бога есть ПЛОД ТВОРЕНИЯ. Слова Бога есть Его Писание, Мысль Бога есть Слово. Так мысль, слово и писание суть в Боге лишь одно, тогда как в человеке они суть три» («Cuzary», 4, § 25, цит. по кн. В. Шмаков «Священная книга Тота. Великие арканы Таро», с. 245, выделение некоторых фрагментов в тексте заглавными буквами — наше).
Далее было показано, что один из вариантов осмысления этого фрагмента, не предназначенного для однозначного понимания его авторами, приводит к его оценке как иносказательному повествованию о том, что Мироздание представляет собой триединство материи-информации-меры.
На какой-то ступени посвящаемому в иерархию тайн члену христианской церкви открывается в каких-то языковых формах, что ранее привычная ему «Троица-Бог» — есть по существу триединство «мера + то, что может быть в разных формах, но остаётся самим собой вне зависимости от них (это информация) + плод творения», т.е. триединство меры-информации-материи. Так по существу:
Догмат о «Боге-Троице» религию строго единобожия, каким было Христианство самого Иисуса, обращает в пантеизм — обожествление природы, Космоса, Мироздания.
И соответственно этому на какой-то ступени посвящения возникает предложение признать, что Бог это — Бог, Творец и Вседержитель, создавший Своим Словом это триединство и все вещи и существа в нём. «Троица» же в качестве Бога — это якобы учение, которое породили невежественные люди по суете их ложного мудрствования о Боге без знания и Откровений.
Но толпа привыкла ко лжи, и чтобы всё было спокойно в обществе, — а это благо, — не следует разубеждать в их верованиях невежественных фанатичных людей, которые только озлобятся или психологически сломаются, если им объяснить истинное: истина же придёт ко всем де со временем… И, естественно, что якобы нет и не может быть никакого конфликта между иерархией посвящённых и Богом, поскольку иерархия — якобы хранительница истинных Божьих Откровений среди моря людского невежества.
Вопреки этому в народе без лишних мудрствований и посвящений говорят: «Бог троицу любит». Кто хочет, может понимать эту поговорку в смысле любви «Бога-Троицы» к троекратным повторениям событий; но мы понимаем её прямо: в смысле выраженного русским языком основного знания народа о любви Бога к Мирозданию, существующему как триединство: «мера (предопределение) — материя — информация». И такому пониманию отношения Бога и Троицы соответствует рисунок некоего символа, приводимый В.Шмаковым в «Священной книге Тота» (с. 66), изображённый, по его словам, на одной из стен в трапезной Троице-Сергиевой лавры (сохранился ли он после 1917 г. — мы не знаем). Аналогичный символ есть и в культуре католицизма. Оба символических изображения «Бога-Троицы» представлены на иллюстрации на следующей странице.
В этом символическом изображении «Бога-Троицы» круги «Отец», «Сын», «Св. Дух» — вне треугольника «Бог», хотя и соединены как с ним, так и друг с другом. Но более того: рисунок может быть интерпретирован как план трёхгранной пирамиды, основание которой — треугольник «Отец — Сын — Св. Дух», а «Бог» — вершина пирамиды — находится вне плоскости бытия «Отец — Сын — Св. Дух» (триединства меры-материи-информации), которой принадлежит всё тварное.
Подобного назначения символы оттачивались веками, и если уж «Троица»: «Отец — Св. Дух — Сын» (мера-информация-материя) — оказалась вне Бога, к тому же в ниже лежащей плоскости (при интерпретации рисунка как плана трёхгранной пирамиды), то это потому, что авторы символа хотели в изображении разделить Бога и Троицу; либо же Свыше им не было позволено изобразить иначе, чтобы Бог действительно отождествился с «Троицей» в изображении. В противном случае дóлжно признать, что декор трапезной в главной лавре России был выполнен профессиональными богомольцами и под контролем профессиональных богомольцев по наущению духа нечистого.
Выше — оба упоминаемых нами в тексте символических изображения «Бога-Троицы»: Слева — тот, который приводит В. Шмаков в «Священной книге Тота» на с. 66. Справа — структурно аналогичный символ, порождённый в культуре католицизма: его демонстрирует некий трёхликий урод. Он взят из книги: Мэнли П. Холл, «Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии» (перевод на русский, СПб, «СПИКС», 1994 г., с. 39). В ней он приводится со ссылкой на книгу некоего Хоуна «Описание древних мистерий». Этот рисунок сопровождает пояснение: «Чтобы создать наиболее адекватную фигуру или схему христианской Троицы, необходимо изобрести образ, в котором три личности — Отец, Сын и Святой Дух — разделены и в то же время едины. В различных частях Европы можно видеть фигуры, подобные приведённой, где три лица сведены в одну голову. Однако наряду с христианской традицией аналогичная символика присутствует и в других верах, например, в индуизме — трёхликий Брахма, у римлян — двуликий Янус». В этом пояснении ключевые слова — «изобрести образ»: они разоблачительны по отношению к отсебятине изобретателей догмата о «Боге-Троице». Русские и латинские надписи в обоих символических изображениях «Бога-Троицы» по смыслу в общем аналогичны друг другу, хотя вершины треугольника «Сын» и «Дух Святой» в обоих символах занимают взаимно замещающее друг друга положение.
Так же и православный писатель Борис Зайцев — автор многих произведений, в которых выражены жизненные идеалы православных, — в повести «Преподобный Сергий Радонежский», основанной на исторических документах, приводит в качестве цитаты из письма преподобного Сергия князю Московскому Дмитрию Ивановичу, ещё только ведущему полки на Куликово поле: «Иди, господин, иди вперёд, Бог и святая Троица помогут» («Люди Божии», Москва, «Советская Россия», 1991 г., с. 393).
Если Борис Зайцев не ошибся в цитировании старинного документа, то преподобный Сергий Всевышнего Бога осознанно отделяет от Троицы (о сути которой в этом письме он однако не говорит) вопреки тому, что Троица по официальной догматике открытого всем экзотерического учения Православной Церкви и есть «Сам Всевышний триединый = единотроичный Бог».
То, что оборот речи «Бог и святая Троица» появился и сохранился в языке и дошёл до Б. Зайцева, когда он писал повесть о Сергии; то, что православные души писателя и многих читателей не отвергли его, как догматически чуждый, еретичный, — также знаменательно.
Догмат о «Троице», положенный иерархами в основу церковной догматики, влечёт за собой многое. Но наиболее знаменательно и жизненно важно то, что во времена апостолов его не было, а Дух Святый нисходил на уверовавших в апостольское учение — это было повсеместное и массовое явление среди христиан (см. Деяния апостолов). В после-Никейские времена, в эпоху, когда догматика церквей и их вероучения стали неоспоримо традиционными для паствы, христианин, приемлющий Духа Святого, стал чем-то исключительным.
То есть исторически реально в массовой статистике в душу человека входит:
- либо учение церкви, в любой момент готовой породить «святую инквизицию», и вместе с ним — «любовь» к никейской догматике, после чего Бог не может достучаться до души индивида, отгородившегося от Него свою верой;
- либо любовь к Богу и людям и в ответ Дух Святый нисходит от Бога на верующего Богу.
И нет в этом разницы между католицизмом, православными и прочими церквями имени Христа.
В связи с этим обратимся к книге священника Родиона «Люди и демоны» («Православная община», Калуга, 1992 г.). В ней он приводит одно предостережение Григория Синаита, весьма значимое в контексте рассматриваемой нами проблематики соотношения церковного вероучения и истинной религии:
«Когда, делая своё дело (то есть во время молитвы)[4], увидишь свет или огонь вне или внутри, или лик какой, не принимай того, чтобы не претерпеть вреда».
В нашем же понимании веры как религии ответом Григорию Синаиту и Церкви, издавшей книгу «Люди и демоны», могут быть слова В.О. Ключевского:
«Высшая иерархия из Византии, монашеская, насела как чёрная беда на русскую верующую совесть и доселе пугает её своей чернотой» (с. 437). «Русское духовенство всегда учило паству свою не познавать и любить Бога, а только бояться чертей, которых оно же и расплодило со своими попадьями» (с. 434). «Богословие на научных основаниях — это кукла бога, одетая по текущей моде» (с. 424)[5].
Но и само по себе высказывание Григория Синаита знаменательно: Для верующего Богу и не сомневающегося в Его Вседержительности и Милосердной Отзывчивости естественно искать у Бога защиты от разного рода наваждений и устремлений бесовщины к властвованию над человеком, как то и делал Мухаммад ещё до ниспослания ему Корана.
Соответственно такого рода вере Богу и надежде на Него, в Коране рекомендуется:
«А если нисходит на тебя какое-нибудь наваждение от сатаны, то проси защиты у Бога, — ведь Он — слышащий, мудрый» (сура 41:36; аналогично 7:199 (200)); «И скажи: “Господи я прибегаю к Тебе от искушений диаволов, и я прибегаю к Тебе, Господи, чтобы они не явились ко мне!”» (сура 23:99, 100).
И в Коране многократно сообщается, что Бог отвечает молитвам верующих; в частности:
«Он отвечает тем, которые уверовали и творили благое и умножает им Свою милость. А неверные — для них жестокое наказание» (сура 42:25 (26)).
Но в отличии от поучений Григория Синаита, который учит отвергать сопутствующие молитве явления, Коран содержит учение об обоюдосторонней направленности религии: от человека к Богу и от Бога к человеку:
«А когда спрашивают тебя рабы Мои обо Мне, то ведь Я — близок, отвечаю призыву зовущего, когда он позовёт Меня. Пусть же они отвечают Мне и пусть уверуют в Меня, — может быть, они пойдут прямо!» (сура 2:182); «Отвечайте вашему Господу, прежде чем наступит день, которому нет возврата от Бога (Г.С. Саблуков: отсрочки у Бога). Нет вам убежища в тот день и нет у вас отречения! (от совершенного в жизни; от того, что стало достоянием души: — наше пояснение при цитировании)» (сура 42:46 (47)).
Если же молящийся, исполняя рекомендации Григория Синаита и аналогичные им, отвергает сопутствующие его молитве явления, когда воистину они — знак от Бога, отвечающего молитве, то такой молящийся сам, по своему произволу, рвёт свою личностную религию в клочья. Это — одна из разновидностей отступничества от Бога (хотя, казалось бы, человек истово верует), со всеми вытекающими из неприятия Бога последствиями:
«Плох пример тех людей, которые считали ложью Наши знамения: самих себя они обидели» (Коран, 7:176 (177)).
Если же молитве сопутствуют воистину наваждения от сатаны, то:
- либо молитва выражает некоторым образом смысл ложно измышленного вероучения, вследствие чего она обращена не к Богу Истинному;
- либо же человек в прошлом и настоящем позволяет себе лицемерие, строптивость и уклончивость по отношению к исполнению по совести известной ему воли Божией; не отзывчив сам к зову Божьему и упорствует в насиловании Мироздания своей отсебятиной, не внемля ничему, даже Божьему попущению прямого явления ему бесовщины по его молитве.
О властных же притязаниях сатаны в Коране сообщается:
«101 (99). Поистине, нет у него власти над теми, которые уверовали и полагаются на своего Господа. 102 (100). Власть его только над теми, которые избирают его покровителем и которые придают Ему (Богу: по контексту Корана) сотоварищей» (сура 16). «35 (36). А кто уклоняется от поминания Милосердного, к тому мы приставили сатану, и он для него — спутник. 36 (37). И они (шайтаны: по контексту), конечно, отвратят их от пути (истинно Божиего — по контексту), и будут те думать, что идут по прямой дороге» (сура 43). «37 (36). Разве же Бог не достаточен для Своего раба, а они пугают тебя теми, кто ниже Его. Кого сбивает с пути Бог[6], нет тому водительствующего! 38 (37). А кого ведёт Бог, тому не будет сбивающего. Разве ж Бог не велик, обладатель воздаяния?» (сура 39). «5. Поистине, Бог не ведёт прямым путём того, кто лжив, неверен!» (сура 39). «23 (22). Не делай с Богом другого божества (иными словами: Не боготвори, не обожествляй никого и ничего, ибо Бог — единственный Бог), чтобы не оказаться тебе порицаемым» (сура 17).
Это — кораническое разъяснение причин тех явлений нечисти, с которыми сталкивались в молитве многие христианские подвижники. Троицкая терминология, Никейско-Карфагенский Символ веры и догматика Никейского собора, в соответствии со смыслом Корана, есть уклонение в ложь многобожия — обожествление Иисуса и Духа Святого — знамений в Мироздании Надмирного бытия Божия и Его Вседержительности. И соответственно, в Коране содержатся прямые предостережения:
«169 (171). О обладатели писания! Не излишествуйте в вашей религии и не говорите против Бога: ничего кроме истины (не говорите: — по контексту). Ведь Мессия, Иисус — сын Марии — только посланник Бога, и Его слово, которое Он ниспослал Марии, и Дух Его. Веруйте же в Бога и Его посланников и не говорите: “Троица”. Удержитесь, это — лучшее для вас. Поистине, Бог — только единый Бог. Достохвальнее Он того, чтобы у Него был ребёнок. Ему — то, что в небесах, и то, что на Земле. Достаточно Бога как поручителя! 170 (172). Никогда не возгордится Мессия над тем, чтобы быть рабом Богу, ни ангелы приближенные! 171. А кто возгордится над служением Ему и превознесётся, — тех соберёт Он к Себе всех. 172 (173). Те же, которые уверовали и творили благое, — им полностью воздаст Он их награды и увеличит им от Своей щедрости. А тех, которые превозносились и возгордились, Он накажет мучительным наказанием. И не найдут они себе, помимо Бога покровителя и помощника» (сура 4).
Григорий Синаит — один из многих, кто выразил в слове однонаправленность религий церквей после-Никейских времён, препятствующих Царствию Божию снизойти на Землю людей принятыми ими в вероучения извращениями Единого завета Божиего человечеству, носителями которого каждый в свою эпоху были Моисей, Христос, Мухаммад и многие другие.
Так никейская догматика обратила исторически реальное христианство в тот тип эгрегориальной религии, который обращает молитву в длительный многословный церемониал, в котором не последнюю роль играет энергетическая накачка культового эгрегора и показное перед людьми исполнение церемониального долга «набожности». Этот тип религиозности был обличён ещё во времена проповеди Христа: смотри Матфей, 6:5 — 15. Но он существует и поныне. И в такого рода церемониальной магии пребывают все, кто не относит к себе лично, не в букве писания, не в своде законов и традиций общества, но в Духе — в совести и в конкретном жизненном смысле — слова Благовестия Христова: «Что вы зовёте Меня: Господи! Господи! — и не делаете того, что Я говорю?» (Лука, 6:46).
Как известно из истории, тринитарная, троицкая терминология была измышлена отцами церкви — иерархами, а не паствой — после Христа и после апостолов, которые ею не пользовались. Язык — словесная живая речь и письменность — даны людям Богом и являются частью Объективной Реальности вместе со смысловой нагрузкой (понятийной адресацией) языковых конструкций. Язык — словарь (лексикон) и грамматика — часть Мhры бытия Мироздания. Человек, пользуясь речью, письменностью, имеет возможность искренне ошибаться (фальшивить) и умышленно лгать, уклоняясь от объективной Мhры бытия Мироздания. Но это — ошибки и фальшь в его личностной субъективной мере — по их объективной сути — попытки нарушить объективную Мhру бытия Мироздания своей отсебятиной и принятием в душу наваждений. Такие попытки вызывают реакцию Мироздания, гасящую проявления отсебятины и увлечённость наваждениями в соответствии с объективной Мhрой бытия Мироздания — Предопределением Божьим. И потому в Мироздании далеко не безразлично, какими словами, и в каких речевых оборотах (не забывайте о сквернословии, чертыхании), о чём сказать и написать (включая и особенности того, что принято считать грамматическими и орфографическими нормами[7]), и указать тем самым себе и другим людям на некое явление во внешнем и/или во внутреннем мире человека.
Тем более это касается молитв, исходящих из Мироздания к Богу. И потому есть разница между личностными религиями и вероучительством Христа и апостолов — с одной стороны и с другой стороны — религиями и вероучительством церквей, измысливших и принявших в употребление троицкую терминологию — слова, которых не произносил Посланник Божий. Сделано это отцами-основателями и иерархами церквей имени Христа вопреки предшествующему Корану Новозаветному предостережению:
«36. Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: 37. ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Матфей, гл. 12).
[1] «Сей есть пришедый водою икровїю, ид[у]xомъ, I[ису]с Х[ристо]с, неводою точїю, но водою икровїю. И д[у]xъ есть свhдhтельствuаи, ±ко д[у]xъ есть истина. К[а]ко™ трїе» сuть свhдhтельстuющей д[у]х ивода икровь, и трїе» воедно сuть. Аще свhдhтельство ч[е]л[ове]ч[ес]ко прїемлем, свhдhтельство б[о]жїе боле есть»» (1-е Послание Иоанна, 5:6, 7 — по тексту Острожской Библии): над- и подстрочные символы, за отсутствием их в компьютерном шрифте, пропущены и обозначаемые ими пропуски заменены вставками современных букв в квадратных скобках для упрощения восприятия текста читателем, не знающим норм церковно-славянского написания.
[2] Т.е. утверждениями, содержащими взаимоисключающий смысл, которые предлагается принять в совокупности: — наше пояснение при цитировании.
[3] Тем более видение этой смысловой границы стирается во многих языках. Так в английском Господь-Бог — «Lord», но наряду с этим существует и «палата лордов» в парламенте, и «лорды адмиралтейства». Т.е., когда слово «lord» подразумевает Бога, а когда обладание индивида иерархическим статусом — обусловлено, во-первых, контекстом, в котором оказалось это слово, и во-вторых, восприятием контекста читателем или слушателем.
Как уже отмечалось ранее в одной из сносок в первой книге Части 3, значение слова «господство» в современном языке тоже неоднозначно: к его значению — «объективно безальтернативная определённая по своему характеру власть» — в исторической конкретике примешались:
- нравственно обусловленный субъективизм людей в выборе себе персоны на роль «господа» («господина») над собой либо объективно безосновательное признание ими чьих-либо субъективных притязаний на этот статус, осуществляемых в пределах Божиего попущения;
- злоупотребления властью со стороны тех, кто в неком обществе узурпировал статус «господа» («господина») в пределах Божиего попущения.
При таком понимании Бог — всегда объективно Господь, но субъективно избранный господь — далеко не во всех случаях Бог.
[4] Вставка текста в скобках принадлежит о. Родиону.
[5] В.О. Ключевский, «Собрание сочинений в 9 томах» (Москва, «Мысль», 1990), т. 9, афоризмы 1890‑х годов. Также отметим, что В.О. Ключевский имел основания в собственном жизненном опыте для того, чтобы дать именно такую оценку деятельности РПЦ: он не вынес такого «обучения» в пензенской семинарии и ушёл из неё по собственному желанию.
[6] В контексте Корана подразумевается путь, избранный индивидом по своему неправедному произволу. Сбивая его с этого пути, Бог тем самым препятствует воплощению неправедности в жизнь сверх пределов Его попущения.
[7] Грамматика предложений и орфография слов могут идти как от смысла, так и от звучания (фонетики). При этом могут получиться взаимно исключающие нормы письма. Это мы покажем на примере только одного слова. Если следовать нормам Наркомпроса образца 1918 г., упростившего письмо устранением нескольких букв и приблизивших писание к звучанию, то правильно писать «бессмысленный». Если идти от смысла, то встает вопрос: «бессмысленный» это — безсмысленный, т.е. не имеющий смысла? или бhс смысленный, т.е. бhс, преисполненный сатанинского смысла? Звучит — похоже, но объективные образы и явления — разные.
То есть всех нас в школе учили следовать нормам письма Наркомпроса, в которые заведомо внесена неопределённость мhры, поскольку слово — одна из мhр бытия, данная человечеству. Кроме того, есть понятия, которые затруднительно описать одним словом. Это означает, что поскольку среди знаков препинания отсутствуют знаки направленности понятийных границ, то в сложных предложениях, разные читатели одни и те же слова имеют возможность отнести к разным группировкам слов и понять один и тот же текст по-разному. Если болтать попусту, марать бумагу и иные носители письменной информации, то всё сказанное об орфографических и грамматических нормах, включая и предложение ввести понятийно-разграничительные знаки (например: <понятие 1> <понятие 2>) — плод больного воображения. Но если письменность необходима для точного выражения и восприятия смысла, для безопасной работы с матрицами возможных состояний и переходов (объективными мhрами возможного), то России предстоит пройти ещё через одну реформу «правильнописания» (если пользоваться лексиконом Винни Пуха), которая сметёт всё наследие Наркомпроса 1918 г., но вряд ли признает и оторванные от живой речи нормы письма, бывшие до 1917 г. и переполненные «ъ» знаками в конце слов, давно утратившими смысловую нагрузку.