Внимательно читая стихи, письма, дневниковые записи Пушкина первой половины 1826г., понимаешь, как “высота может погружаться в глубину”, и как “глубина может подниматься до вершин”. Я чувствовал, что “Пророк” как-то связан с декабристами, но связь эта настолько тонкая, едва уловимая:
“Несчастный силится напрасно
Сказать, что нет того, что есть.
Он правду видит, видит ясно,
И нестерпимая тоска,
Как бы холодная рука,
Сжимает сердце в нем ужасно”.
(Ист.15, с.328)
Это “Из Ариостова “Orlando Furioso”, и тут же рядом примечательные строки “На смерть Ризнич”:
“Где муки, где любовь! Увы, в душе моей
Для бедной, легковерной тени
Для сладкой памяти невозвратимых дней
Не нахожу ни слез, ни пени”.
(Ист.15, с.330)
Все это написано в июле 1826г., а в дневнике в этот же месяц всего две строчки сухо, почти канцелярски (Ист.8, с.20):
Услышал о смерти Р.П.М.К.Б. 24. Услышал о смерти Ризнич. 25.
Декабристы были казнены 13 июля 1826г., а 14 августа 1826г. в стихах “К Вяземскому”:
Не славь его. В наш гнусный век
Седой нептун земли союзник.
На всех стихиях человек –
Тиран, предатель или узник.
(Ист.15, с.331)
Я привожу этот перечень стихов и записей для того, чтобы читатель мог почувствовать душевное состояние поэта в период времени, кульминационной точкой которого станет дата 8 сентября 1826г. (дата написания “Пророка”)
В дохристианскую эпоху это душевное состояние на латыни звучало так: “Doler ingnes onte lucam”, что дословно по русски означает: “Свирепая тоска перед рассветом”. Так называли в древности наиболее томительное для человека время до рассвета, когда властвуют демоны зла и смерти. Древние римляне хорошо знали страшную силу этих часов ночи, и не случайно это особенное психологическое состояние человека отражено в “Новом Завете”. “Евангелие” от Марка так дает описание событий после завершения Тайной вечери, когда Иисус Христос предсказал предательство одного из своих учеников:
«33. И взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать.
- И сказал им: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте.
- И, отошед немного, пал на землю и молился, чтобы, если возможно миновал Его час сей;
- и говорил: Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты.
- Возвращается, и находит их спящими, и говорит Петру: Симон! ты спишь? не мог ты бодрствовать один час?» (Ист.24)
В христианской мифологии этот эпизод получил название “Моление о чаше”. В древних религиях Востока этот час, считаясь “Часом Быка”, символически выражал душевное состояние человека перед принятием особенно ответственного решения.
Именно такое название дал своему общественно-философскому роману замечательный русский писатель и ученый И.А.Ефремов. Создав трилогию “Таис Афинская”, “Туманность Андромеды”, “Час быка”, писатель фактически показал прошлое человечества и два варианта будущего.
Да, будущее в отличие от прошлого многовариантно, и от человека зависит, каким ему быть. В “Андрее Шенье” Пушкин предсказал возможный худший вариант развития России в случае победы тех темных сил, о существовании которых ему стало известно после вступления в масонскую ложу “Овидий”. Нет, Пушкин никого из “братьев-вольных каменщиков” не предавал, но не спешил засвидетельствовать чувство верноподданности перед “мастерами” – строителями Храма Соломона. Более того, в столь сложный и ответственный период жизни Отечества он был своеобразным “Ангелом-Хранителем России”(так назвал его известный чилийский поэт Пабло Неруда). Худший вариант в России не состоялся во многом и потому, что Первый Поэт России не только не встал на сторону “товарищей” (вторая ступень в масонской иерархии), но и объявил им решительную борьбу. И оружием его был тот величайший дар, тот метод, которым он пользовался для раскрытия в образной форме коварных замыслов черных сил, скрывающих свои подлые планы под громкими лозунгами “Свободы, равенства и братства”. Определить эти замыслы – значит указать на них, открыть глаза непосвященным и предотвратить их разрушительное действие в общественном сознании. Ниже мы покажем, как, будучи величайшим мастером Слова Русского, он это делал, а пока…:
“Духовной жаждою томим
В пустыне мрачной я влачился”.
Первые же строки “Пророка” о душевном смятении поэта. Что могло быть причиною его душевного состояния? Известно, что 4 сентября Пушкин был вызван Николаем I в Москву, куда в сопровождении фельдъегеря он и отправился из Тригорского. Об этом мы узнаем из письма П.А.Осиповой 4 сентября 1826г., которое было отправлено из Пскова: “Полагаю, сударыня, что мой внезапный отъезд с фельдъегерем удивил Вас столько же, сколько и меня… Я еду прямо в Москву, где расчитываю быть 8-го числа текущего месяца”.
А 16 сентября 1826г. уже из Москвы поэт сообщит той же П.А.Осиповой: “Вот уже 8 дней, что я в Москве, и не имел еще времени написать вам, это доказывает вам, сударыня, насколько я занят. Государь принял меня самым любезным образом” (Ист.7, с.157). Поэт был принят Николаем I тотчас, прямо с дороги. Следовательно, “Пророк” мог быть написан только вечером 8 сентября, в день аудиенции. Содержание беседы осталось тайной. О реакции императора на нее можно судить по вопросу, заданному им Блудову после встречи: “Знаешь ли, что я нынче долго говорил с умнейшим человеком России?” (Ист.25). Некоторый свет на содержание этой беседы проливает пушкинская записка “О народном воспитании”, представленная государю 15 ноября 1826 г. (Ист.2, с.252-258).
У Томашевского в примечании по поводу “Пророка”: “Написано 8 сентября 1826г. Взяв в основу стихотворения отдельные мотивы 6 гл. библейской книги пророка Исайи, Пушкин далеко уходит от библейского сюжета, изображая иносказательно пророческое назначение поэта” (Ист.15, с.437.).
- И сказал я: горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами, и живу среди народа также с нечистыми устами, – и глаза мои видели Царя, Господа Саваофа.
- Тогда прилетел ко мне один из серафимов, и в руке у него горящий уголь, который он взял клещами с жертвенника,
- И коснулся уст моих и сказал: вот это коснулось уст твоих, и беззаконие твое удалено от тебя, и грех твой очищен.
- И услышал я голос Господа говорящего: кого Мне послать? И кто пойдет для Нас? И я сказал: вот я, пошли меня.
- И сказал Он: пойди и скажи этому народу: слухом услышите – и не уразумеете, и очами смотреть будете, и не увидите (Ист.26).
Это гл.6-я книги “Пророка Исайи”, но есть в этой книге еще и глава 5-я, в которой говорится:
- Горе тем, которые зло называют добром, и добро злом, тьму почитают светом, и свет тьмою, горькое почитают сладким, и сладкое горьким!
- Горе тем, которые мудры в своих глазах и разумны пред самими собою. (Ист.26, Исайя 5, 20-21)
И все это на одной странице “Библии”. Не мог Пушкин, читая 6-ю главу, не обратить внимания на содержание 5-й. В этих главах не по форме, а по содержанию заложены глубокие противоречия на пути постижения истины. Пророк Исайя загоняет ум человеческий в ловушку: подмена понятий добра и зла – действительно преступна! Но как ты, ничтожный человек, столь “мудрый в глазах своих и разумный перед самим собою”, отделишь свет от тьмы и добро от зла? Только Господу Богу – великому Иегове (в библии для Православных – Саваоф) доступно это, и потому самое большое, что ты можешь – стать “пророком”, т.е. исполниться его волею, дабы “глаголом жечь сердца людей”. Да, был момент некой растерянности, в который независимый по духу поэт, согласился быть “пророком”, т.е. исполниться не своею, а волей Господа, что на языке Гефтера и означало “принятие на себя обязательств протагонизма”. Но ведь это Пушкин, владеющий методологией различения Добра и Зла, обладающий цельностью и диалектичностью мировосприятия, хорошо знающий не только опекунов Моисея, но и опекунов всех других пророков, и Исайи в том числе.
Знал Пушкин, что если пророк не выполняет строго волю опекунов, то его можно и камнями побить, как Иеремию, и на кресте распять, как Иисуса Христа. Опекуны-фарисеи, превращая подлинные слова таких пророков в басни-откровения от лица мифических матфеев, марков, иоаннов, лепят из них для употребления верующих культ либерала и демократа. Делалось это путем мелких, незаметных искажений, извращений, подмены понятий в основных мыслях, как правило, после смерти пророков. А поскольку сами пророки только говорили, то всегда находился “Левий Матвий” с козлиным пергаментом, готовый придать нужное содержание доступным для верующих формам пророчеств. Пушкин, видимо, разгадал эту технологию сотворения зла, о чем и предупредил в одном из своих писем Жуковского: “После твоей смерти все это напечатают с ошибками и с приобщением стихов Кюхельбекера. Подумать страшно!”(Ист.7, с.111). Ну а мы видим, как современный Левий Матвий – Томашевский и К, – успешно продолжая дело своих праотцов-фарисеев, делают из политического бойца Пушкина умеренного либерального демократа. Далее мы будем демонстрировать методы обрезания и вытягивания, с помощью которых современные фарисеи пытаются сделать из Пушкина послушного им “Пророка”.