Остроумие и пересмешничество – в чём разница

«О, мертвые сердца! Чтоб над судьбой восстать,

Утраты и года вернуть и наверстать,

Чтоб сразу в двух мирах два урожая снять,

Возможность лишь одна: ожившим сердцем стать!»

Омар Хайям

Природа смеха и суть пересмешничества

Суть остроумия

Послесловие

Триединство «мера – материя – информация» проявляет себя почти в каждом явлении Жизни. Мера как целесообразное соотношение материи и информации в совокупном единстве исходя из принципа «цель оправдывают средства» в русле Промысла Бога, который есть, является подлинной оценкой качества жизненных явлений. По существу, основываясь на этом, в трудах ВП СССР и его последователей было произведено различение физической культуры и спорта, мероприятия от коммерческого зрелища, которое имеет место быть в силу следующих причин:

«Профессиональный спорт высоких достижений — реальная угроза будущему общества и государства.

Пётр Францевич Лесгафт (1837 — 1909), именем которого назван по сути университет спорта, а не физической культуры, ещё в XIX — начале ХХ века видел различие[1] массовой физической культуры и спорта как в воздействии на подрастающие поколения, так и в воздействии на жизнь общества:

• с одной стороны, он видел полезность массового физического воспитания детей (физкультуры), безальтернативно необходимого для формирования здорового организма и становления психики личности: только полноценно развитый организм может быть носителем полноценной в аспекте нравственности и реализации творческого потенциала личностной психики.
• с другой стороны, он видел вредоносность спорта как по отношению к вовлечённым в него спортсменам, так и по отношению к обществу»[2].

Всё это находится в области физического воспитания. Но есть ли некое подобие в области духовной? И здесь, как ни парадоксально, находится ответ: да, есть. Это «сатира и юмор».

Природа смеха и суть пересмешничества

На эти явления взглянуть с позиций, аналогично обозревающих физическую культуру и спорт, во многом подтолкнула статья «Юмор как зеркало кривой души (о нравственной подоплёке юмора)»[3] и комментарий на неё команды студии документальных фильмов «Закон Времени»:

«Про смех верно с точки констатации действия библейских концепции и культуры, от которых творящий Логос давно отошёл.

В других высказываниях ВП есть такое, что ничего нет абсолютного, в любом процессе есть положительные и отрицательные стороны, весь вопрос в том, какое соотношение между ними и куда в конечном счёте ведёт это соотношение?

Поэтому приведу старое наблюдение, которое следует обсудить, если мы в чём-то ошибаемся:

«Управление ГП глобальным историческим процессом осуществляется на основе изучения тенденций. В связи с тем, что ГП лишён Различения по вновь открываемым тенденциям, он вынужден вести управление по вторичным признакам, одним из таких признаков является природа смешного. Тогда, когда коллективное безсознательное уже видит не только опасности от нового фактора среды, но и успешные действия по преодолению этого нового фактора, в обществе начинает рождаться смех на изображение типичных ситуаций. Это служит ГП сигналом о том, что надо готовить новые уловки для пасомого им стада. Не случайно, индикаторами смешных ситуаций в обществе занимается вполне определённая диаспора – инструмент ГП».

Пока не было распознано глобальное управление, то природа смешного крутилась как белка в колесе в стандартных заготовках пастухов, как только значительная часть людей освоит КОБ, так смех будет рождаться над уловками ущербных библейцев».

Тогда возникает вопрос: а какова же природа смеха? Для этого необходимо вспомнить некоторые её оценки.

«Философ Анри Бергсон в своей работе «Смех» (1900 г.) высказал одну очень интересную мысль: «Смех делает человека бесчувственным, отделяет то, над чем смеются, от смеющегося».

Повторю еще раз. Мы не можем сочувствовать, сопереживать, соединяться с тем, над чем мы смеемся. Не в этом ли таится разгадка того, почему в традиционном обществе существовали такие ситуации, в которых смех был абсолютно неуместен. Иными словами, смех – это оружие. А оружие может быть использовано в любом направлении»[4].

Однако смех – это не только оружие, но и фактор распознавания наличия или отсутствия нравственности его носителя. Здесь справедливо по этому поводу мнение Ф.М. Достоевского из его романа «Подросток»:

«Смехом иной человек себя совсем выдаёт, и вы вдруг узнаёте свою подноготную. Если захотите рассмотреть человека и узнать его душу, то вникайте не в то, как он молчит, или как он говорит, или как он плачет, или даже как он волнуется благороднейшими идеями, а вы смотрите лучше его, когда он смеётся. Смех есть самая верная проба души».

Исходя из вышеперечисленного, следует говорить об остроумии, свойстве нравственного чутья, показывающем вещи с неожиданной, но раскрывающем суть действительности и не преуменьшающем их значимости, и пересмешничестве, где мера отсутствует, ставящем целью не только преуменьшить суть жизненных явлений, но и исказить их, расстроить их, разрушить ментально.

Нельзя не вспомнить афоризм писателя М.Е. Салтыкова-Щедрина, где он выразил суть так называемого юмора-пересмешничества: «Низведение великих явлений до малых, и возвеличивание малых до великих — есть истинное глумление над жизнью, хотя картина подчас выходит очень трогательная». А главная цель остроумия, напротив, пробудить стыд, что на практике у М.Е. Салтыкова-Щедрина выразилось в актуальном и по сей день романе «Современная идиллия». Его герои, Глумов и повествователь, представители журналистики (т.е. СМИ), пускаются в авантюры адвоката Балалайкина, предвосхищающие комбинации[5] мошенника Остапа Бендера из произведений Ильфа и Петрова. Но перед ними к концу повествования начинает вырисовываться стыд[6] – и это слово употребляется в тексте с заглавной буквы как отдельный персонаж романа:

«В разгаре этой лихорадочной деятельности мы совсем забыли о Стыде.

Но он об нас не забыл.

Я помню, что накануне вечером мы общими силами написали громовую статью, в которой доказывали, что общество находится на краю бездны. Дело совсем не в поимке так называемых упразднителей общества, — гремели мы, — которые как ни опасны, но представляют, в сущности, лишь слепое орудие в руках ловких людей, а в том, чтобы самую мысль, мысль, мысль человеческую окончательно упразднить. Покуда это не сделано — ничего не сделано; ибо в ней, в ней, в ней, в этой развращающей мысли, в ее подстрекательствах заключается источник всех угроз. И ежели не будет принято в этом смысле энергических мер, и притом в самом неотложном времени, то последствия этой нерешительности прежде всего отразятся на нашей промышленности. Фабрика Кубышкина первая вынуждена будет наполовину сократить производство своих ситцев и миткалей… Спрашивается: что станется с массой рабочих, которую это сокращение производства оставит без заработков? и на кого ляжет ответственность за ту неурядицу, которая может при этом произойти?

Стыд начался с того, что на другой день утром, читая «Удобрение», мы не поверили глазам своим. Мысль, что эту статью мы сами выдумали и сами изложили, была до такой степени далека от нас, что, прочитав ее, мы в один голос воскликнули: однако! какие нынче статьи пишут! И почувствовали при этом такое колючее чувство, как будто нас кровно обидели. <…>

Нас охватил испуг. Какое-то тупое чувство безвыходности, почти доходившее до остолбенения. По-видимому, мы только собирались с мыслями и даже не задавали себе вопроса: что ж дальше? <…>

А мы между тем всё еще сбирались с мыслями. Мы даже не говорили друг с другом, словно боялись, что объяснение ускорит какой-то момент, который мы чувствовали потребность отдалить. И тут мы лавировали и лукавили, и тут надеялись, что Стыд пройдет как-нибудь сам собою, измором…

Но вдруг мы почувствовали тоску. Не ту тоску праздности, которую ощущает человек, не знающий, как убить одолевающий его досуг, и не ту бессознательно пьяную прострацию сил, которая приводит человека к петле, к проруби, к дулу пистолета. Нет, это была тоска вполне сознательная, трезвая, которая и разрешения требовала сознательного, а не случайного. Боль, которую она приносила за собой, была тем мучительнее, что каждый ее укол воспринимался не только в той силе, которая ей присуща, но и в той, утроенной, удесятеренной, которую ей придавал доведенный до болезненной чуткости организм. Это была не казнь, а те предшествующие ей четверть часа, в продолжение которых читается приговор, а осужденный окостенелыми глазами смотрит на ожидающую его плаху.

Одним словом, это была тоска проснувшегося Стыда…

Мы не спрашивали себя, что такое Стыд, а только чувствовали присутствие его. И в нас самих, и в обстановке, которою мы были окружены, и на улице — везде. Стыд написан был на лицах наших, так что прохожие в изумлении вглядывались в нас…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Что было дальше? к какому мы пришли выходу? — пусть догадываются сами читатели. Говорят, что Стыд очищает людей, — и я охотно этому верю. Но когда мне говорят, что действие Стыда захватывает далеко, что Стыд воспитывает и побеждает, — я оглядываюсь кругом, припоминаю те изолированные призывы Стыда, которые от времени до времени прорывались среди масс Бесстыжества, а затем все-таки канули в вечность… и уклоняюсь от ответа».

Соответственно современные «фабрики юмора», генерирующие массу бесстыжества и пошлости, являются совершенно невменяемыми по отношению к обществу и генерируют порочную смехоманию, застилающую бдительность по отношению к имеющимся в обществе проблемам и вред которой выражается в следующем:

«ГЛАВНЫЙ ВРЕД ПОДАВЛЯЮЩЕГО БОЛЬШИНСТВА ПРОИЗВЕДЕНИЙ «САТИРЫ И ЮМОРА» СОСТОИТ В ТОМ, ЧТО ОНИ ПРОГРАММИРУЮТ ПСИХИКУ НА ЛОЖНУЮ ЭМОЦИОНАЛЬНУЮ ОЦЕНКУ ОСМЕИВАЕМЫХ ПОРОКОВ, которую далеко не всякий в состоянии сам исправить рассудочно интеллектуально» (ВП СССР «Достаточно общая теория управления (Постановочные материалы учебного курса факультета прикладной математики — процессов управления Санкт-Петербургского государственного университета (1997— 2003 гг.)»).

«Кроме того, в обществе существуют разного рода явно паразитические группы населения, которые хотят потреблять продукцию, но не хотят участвовать в её созидании и охране созидания никоим образом. Они вступают на путь грабежа и вымогательства насилием либо обманом; или паразитируют на пороках общества явно (игорный, нарко- и порно-бизнес), либо “ведут борьбу” с пороками, “балагуря” на темы о них, и кормятся тем, что вызывают эмоциональную разрядку недовольных, но не устраняя кормящий их порок как таковой. Последнее есть разрушение единства эмоционального и смыслового строя культуры и душ людей, и таким разрушением занимается большинство[7] юмористов и сатириков. Это более социально опасно, чем сами пороки общества, поскольку носители пороков обладают меньшим долголетием, чем воспроизводящая пороки в последующих поколениях культура. Балагуры дополняют в обществе дело платных откровенных льстецов, убаюкивающих совесть номинальных властителей. Хозяева же номинальных — преисполнены чувством собственной значимости в обществе и в успокоении совести не нуждаются за отсутствием таковой» (ВП СССР «Краткий курс… (Концепция общественной безопасности) – 2004 г.»).

«Что же это за “русская” субкультура в России: смеяться над самими собой? Что русские такие уж безнадёжные, что всё так уж плохо? Или просто юмористов кто-то умело поддерживает уже более 50-ти лет, а гнилая «интеллигенция» радуется открывшейся возможности «выпустить пар» накопившихся в обществе опасных негативных эмоций. Ведь посмеяться всегда легче, чем начать серьёзно решать проблемы, которые положено решать по гражданскому и государственному статусу. Иными словами, «интеллигенция» (особенно в больших городах и особенно духовная) давно уже не соответствует этому названию (интеллигенция — от латинского «понимание, познавательная сила, знание»). Она увиливает от позитивного интеллектуального труда, будучи паразитом на теле общества («кухаркиных детей»), поскольку не желает серьёзно мыслить и решать насущные проблемы общества. А юмористы и пародисты — ей в этом помогают, «выпуская пар» насущных проблем из общества. Так “элита” заметно деградирует, а доступ во власть из среды «кухаркиных детей» под большим вопросом: рояль-то за решёткой. Серьёзная самокритика, самокопание, что всегда было присуще только Русской культуре — это хорошо. Но такой позитивный только Русский фактор «интеллигенты» превратили в юмористический фарс, и это — плохо[8]. Так особенно за последние 50 лет русское общество отучилось серьёзно анализировать свои же хорошие и плохие качества (то, что в среде «кухаркиных детей» ещё умели хоть как-то делать при И.В. Сталине), поддавшись на более «приятное» занятие по тому же поводу — “анализ” отдан на откуп юмористам» (Руслан Семенов «Тринадцатый присяжный» (Отзыв на фильм Н. Михалкова «12»)»).

Однако носители вируса пересмешничества, коими являются участники «фабрик юмора», ставят под сомнение, исходя из вышеперечисленного, адекватность собственной психики, если они не могут заниматься действительно полезной позитивно-созидательной деятельностью, а только могут шутить, что выражается в недавно открытом медицинском факте:

«Американские неврологи описали новые случаи редкого психического расстройства — Witzelsucht, или неконтролируемого желания шутить. Ученые отметили независимый характер поражения смеха и чувства юмора, а также разнообразие травм, которые приводят к необычным симптомам. Исследование представлено в журнале “The Journal of Neuropsychiatry and Clinical Neurosciences”, а коротко о нем сообщает “Discover”.

Ученые рассказывают истории болезней двух пациентов с различной этиологией и ходом развития Witzelsucht. Первый из них, 69-летний мужчина, уже пять лет испытывающий желание постоянно шутить. Это свойство в итоге вызвало недовольство у его жены: пациент часто будил ее по ночам, чтобы рассказать новую шутку. В итоге, чтобы не беспокоить супругу, он начал записывать их в отдельную тетрадь, которую и принес врачам. Медики связали расстройство с недавно перенесенным инсультом, который повредил левое хвостатое ядро. Однако другой причиной могло стать субарахноидное кровоизлияние, повредившее правую часть лобной доли. Второй пациент — мужчина 57-лет, который за несколько лет превратился в шутника. Одновременно он становился все более раскованным, вел себя все более неприлично. В итоге он начал шутить практически безостановочно и сам смеяться над своими шутками. Чужой юмор ему казался абсолютно не смешным. В дальнейшем психическое состояние мужчины продолжало ухудшаться: у него проявились симптомы болезни Паркинсона, и через несколько лет он умер. Аутопсия указала на болезнь Пика (деструкция и атрофия коры головного мозга).

Авторы исследования отмечают, что в психике человека смех функционирует автономно от чувства юмора: в отличие от неконтролируемого смеха в любой ситуации (распространенный симптом), при Witzelsucht смех является адекватным: пациенты в самом деле считают свои шутки смешными[9].

Ранее причиной этого расстройства считались повреждения орбитофронтальной области правой стороны головного мозга. Ученые отмечают, что важную роль в этом могут играть также нарушения в работе нейронных связей между лобной долей и подкорковыми структурами головного мозга»[10].

Но помимо психических расстройств пересмешничество как инструмент эгрегориально-матричного управления наносит его носителю вред событийно, чуть ли не до летального исхода. Данное утверждение вызовет недоумения, если не вспомнить, какими последствиями для самих пересмешников-юмористов оканчиваются их зрелища на практике[11].

Это касается и современного КВН[12]. На текущий момент начатая в СССР телепередача превратилась в то, что никак не характеризует её ныне как настоящее соревнование[13]:

«Интереса ради стоит привести цитату из интервью одного из авторов отчёта «StratCom»: “Что меня, может быть, приятно удивило и порадовало в этой ситуации, это то, что и в высказываниях, и в комментариях людей, которые, я подозреваю, не видели схемы исследования и не читали его, видно, что они начинают критически думать об этом явлении. Та реакция, которую вызвала новость с вырванными и перевранными в переводе цитатами, она, безусловно, сделала дело. Она заставила людей задуматься о том, что в юморе может быть двойное дно, нужно мыслить критически, когда смешно – тоже.”

Нужно понимать, что передачи формата КВН по факту являются мощнейшим средством манипулирования толпой, стоит хотя бы обратить внимание на порождаемые в рамках данных проектов мемы и проследить ареал их распространения и степень влияния. Высмеянное зло или проблема не перестают таковыми быть, у толпы же создаётся иллюзия лёгкости бытия, сопровождаемого таким юмором, когда вроде и решать ничего не нужно – достаточно поржать, и всё плохое “само собой рассосётся”.

В условиях, когда большая часть населения страны является полностью аполитичной, занятой вопросами уровня поржать/пожрать/покакать, формат КВН превращается в технологию, позволяющую направлять энергию толпы в нужное пастухам направление, задавать ей стандарты мышления, назначать авторитетов – показывать, кто хороший, а кто плохой. «StratCom» этот момент уловили.

В данном контексте показательна история появления КВН: когда к власти в стране пришли троцкисты, им пришлось прибегнуть к старому проверенному способу забалтывания проблем, ведь решать их они не умели и не собирались.

“1956 год. Как гром среди ясного неба XX Съезд КПСС. Разоблачен культ личности Сталина. Еще нет “Таганки” и “Современника”, еще не звучат из всех окон песни Окуджавы и Высоцкого, но в стране уже повеяло свободой. Москва становится столицей Всемирного фестиваля молодежи и студентов. Юные головы уже полны счастливыми надеждами, творческими прожектами, гениальными идеями… Прежде, чем мы вернемся к нашим собеседникам, еще один интересный факт. За неделю до того, как на свет появился КВН, произошло событие, сегодня порядком подзабытое, а по тем временам имевшее огромный резонанс: из Мавзолея Ленина вынесли и захоронили тело Иосифа Сталина. И, знаете, как бы меня ни уверяли, что это простое совпадение, я не могу отделаться от ощущения какой-то мистической закономерности. Ну подумайте сами – из Мавзолея выносят символ эпохи безумного и жестокого рабства страны, предают его земле, а на девятый день рождается КВН, символ новой эпохи.”» («История КВН» (По материалам статей М. Щедринского к книге “Мы начинаем КВН”))“[14].

В итоге «в перестроечные годы просто некому было создавать и воплощать новую или корректировать старую идеологию. В итоге, страна рухнула. КВН и его творцы, искренне веря в благость игры, направили потенциал молодых людей не на спасение страны, а, отчасти, увели в сторону, отчасти, информационно поспособствовали несерьёзности восприятия негативных тенденций в обществе через их высмеивание, что делали впрочем и другие юмористы. В итоге, КВН сыграл на интересы кругов, заинтересованных в развале Советского Союза» (Информационно-Аналитический Центр (ИАЦ) – «Мы начинаем КВН — для чего, для кого?»)[15]. Вот почему мы провели параллель между противопоставлениями «физическая культура – спорт» и «остроумие – пересмешничество».

Как ни странно, но именно спорт и пересмешничество превращают соревнования в зрелища, в которых нет места мере, стыду и совести и последствия которых заранее непредсказуемы в силу потенциального вреда обществу физически и морально[16].

Но зададимся вопросами: какова альтернатива пересмешничеству и в какой форме фигурировало ранее остроумие?

Суть остроумия

«Наши юмористы своим поведением также демонстрируют окружающим животный строй психики в повседневной жизни, потому что о другом — человечном — не имеют даже представления. Баснописцам прошлого нельзя все это ставить в вину, поскольку они жили и творили в пределах толпо-“элитарной” логики социального поведения, которая доминировала в обществе до середины ХХ века» (ВП СССР «Руслан и Людмила»).

И поэтому подлинное остроумие не всегда нацелено вызывать только смех, так как особенность его в том, что оно является свойством нравственного чутья (совести), сопутствующим и помогающим совершению подлинного труда на практике в Жизни, и ставящим целью образно расширить понимание меры в отношении окружающей действительности всем без исключения в русле[17] Божьего Промысла согласно принципу «цель оправдываЮт средства».

Корни писания басни восходят к древности, самые известные из которых, где фигурировали антропоморфные звери, принадлежат авторству Эзопа (около 600 г. до н.э.). А.С. Пушкин своеобразно выразил отношение к «эзоповскому» изложению сюжета в своей поэме «Домик в Коломне»:

«А вероятно, не заметят нас:

Меня с октавами моими купно.

Однако ж нам пора. Ведь я рассказ

Готовил – а шучу довольно крупно

И ждать напрасно заставляю вас.

Язык мой враг мой: все ему доступно,

Он обо всем болтать себе привык!..

Фригийский раб, на рынке взяв язык,

Сварил его… (у господина Копа

Коптят его). Эзоп его потом

Принес на стол… Опять! зачем Эзопа

Я вплел с его вареным языком

В мои стихи? Что вся прочла Европа,

Нет нужды вновь беседовать о том.

Насилу-то, рифмач я безрассудный,

Отделался от сей октавы трудной».

«Чтобы понять, как все это сказалось на самом процессе творчества, необходимо вспомнить, что басня, как устный вид творчества, появилась в очень далекие времена, по крайней мере не позднее чем во времена перехода общества от родоплеменного к рабовладельческому строю. Из письменных источников того времени известно, что рабовладельцы считали рабов “говорящими животными”; рабы же, как правило, принадлежа к другому роду, то ли следуя традициям “тотемизма”, то ли по-своему защищая свое человеческое достоинство, сочиняли истории, в которых их хозяева-рабовладельцы тоже выступали в качестве животных.

История говорит о том, как Эзоп, собирая на рынке эти шедевры устного творчества, рассказывал их в кругу ближайших друзей своего хозяина рабовладельца и те с удовольствием их слушали и смеялись, отдавая должное уму и сообразительности Эзопа. Другими словами, хотели этого или нет сочинители басен, их рассказчики и слушатели, но все они в какой-то мере способствовали закреплению в человеке животного строя психики.

Современным юмористам этого делать непозволительно — они живут в период времени, когда в обществе активно формируется иная, альтернативная толпо-“элитарной”, логика социального поведения, проявления которой интуитивно ощущал А.С. Пушкин и существо которой будет раскрыто в данной работе. Очень условно его можно принять за “величайшего баснописца”, но уже нового времени и новой логики социального поведения (Слова “великий баснописец” специально взяты в кавычки для профессионалов-филологов, которые попытаются в данной работе свести пушкинскую символику к басенной аллегории. Отличие символа от аллегории в том, что содержательная сторона символа меняется со временем: т.е. в каждый исторический период содержание образов, закрытых определенной символикой, расширяется адекватно расширению меры понимания общего хода вещей, достигнутой в обществе. Есть смысл и в аллегории, но он остается, как правило, неизменным во времени. Другими словами, смысловое содержание аллегории статично, а смысловое содержание символа — динамично). Как Эзоп эпохи будущего, Пушкин интуитивно, т.е. бессознательно (“Насилу-то рифмач я безрассудный” — “Домик в Коломне”) подмечая сходственные черты характера людей и социальных явлений в их историческом развитии, отражал это сходство в определенной символике в своих произведениях. Поэтому-то, изучая его творчество, мы и имеем возможность понять настоящие и предвидеть будущие социальные явления, благодаря созданной им системе символов. Отсюда загадочность и даже некоторая мистичность многих его бессмертных творений.

Можно сказать, что «Эзоп с его вареным языком» позволял лишь выделить присутствие животного строя психики в поведении человека, но не создавал ориентиров человечного строя психики. И не потому, что не хотел — для этого в толпо-“элитарной” логике социального поведения еще не было условий. Пушкин, как символический ответ русского народа на петровские реформы, явившись в России за столетие до начала процесса смены логики социального поведения, живым эзоповским языком своей музы формировал в коллективном сознательном и бессознательном ориентиры человечного строя психики» (ВП СССР «Руслан и Людмила»).

Но речь идет здесь о произведениях авторов, герои которых символ и образ общественных явлений, появившиеся с начала 16 века[18]. В народном коллективном творчестве раннего прошлого сделать подобное пытались по-разному, в культурах разных регионов всё это складывалось вариативно, что мы покажем на примере эволюции образов Тиля Уленшпигеля и Ходжи Насреддина.

Тиль Уленшпигель – острослов-герой западноевропейских средневековых народных легенд, бытовавших в Германии, Нидерландах и Бельгии. И хотя первая книга «Занимательное сочинение о плуте Тиле, родившемся в земле Брауншвейг, о том, как сложилась жизнь его» за авторством Германа Боте вышла в свет в 1510 или в 1511 году, некоторые исследователи полагают её как «сумму сюжетов раннего комического эпоса»[19], на что указывает датировка жизни главного героя, фигурирующая там (около 1300 – 1350). Книга о похождениях средневекового Уленшпигеля не лишена «сального комизма»[20], который фигурировал и у Рабле. Но среди историй о нём имеется и такая:

«Уленшпигель снова пришел в Брауншвейг на пекарское подворье. Один пекарь, живший там, позвал его к себе в дом и спросил, что он за работник. Уленшпигель сказал: «Я подручный хлебопека». А пекарь ему сказал: «Хочешь у меня служить? У меня как раз нет подручного?». Уленшпигель говорит: «Хочу».

Когда он пробыл у пекаря два дня, пекарь велел ему с вечера печь одному. Сам он, дескать, не может ему помогать до следующего утра. Уленшпигель говорит: «Ладно. Что же я должен печь?». А пекарь был насмешливый человек. Он рассердился и сказал в насмешку: «Ты пекарский подмастерье, а спрашиваешь, что тебе печь. Пеки, что принято: мартышек и сов». С этим и ушел спать. А Уленшпигель пошел в пекарню и налепил из теста одних мартышек и сов. Полную пекарню напек их. Утром мастер встал и собрался идти помогать. Но, придя в пекарню, не увидел там ни булок, ни калачей, а одних только мартышек и сов. Мастер разгневался и сказал: «Чтоб тебя целый год лихорадка трясла! Что ты испек?!». Уленшпигель говорит: «То, что вы мне велели, мартышек и сов». Хозяин говорит: «Что же мне теперь с этой глупостью делать? Такой хлеб мне в жизни не нужен, за него мне денег не выручить». Ухватил он Уленшпигеля за горло и говорит: «Заплати мне за тесто». А Уленшпигель ему в ответ: «Ладно, раз я должен вам за тесто уплатить, пусть тогда товар, что из него испечен, мой будет». Хозяин говорит: «Что толковать о таком товаре! Совы да мартышки не гожи в моей лавке». Итак, уплатил Уленшпигель хозяину за тесто, сложил выпеченных сов и мартышек в корзину, и ушел с ними из дома на пекарском подворье под вывеской с изображением дикаря, и думал про себя: «Ты часто слышал, что стоит только принести такую диковинку в Брауншвейг, как за нее сразу дают деньги». А было это как раз канун дня св. Николая. Вот на другой день Уленшпигель и встал со своим товаром перед церковью, и продал всех мартышек и сов, и выручил много больше денег, чем отдал хозяину за тесто. Пекарь об этом узнал и огорчился. Он побежал к церкви св. Николая, чтобы стребовать с Уленшпигеля выпеченные зверушки в уплату за дрова и харчи, но Уленшпигеля и след простыл вместе с деньгами, и пекарь мог только глядеть в ту сторону»[21].

Как гласят комментарии этого сюжета, «это первая история о Тиле-ремесленнике. Место действия их – Нижняя Саксония. Эти шванки (19–20, 39–40, 42–55, 61–62) в большинстве построены по одному образцу: Уленшпигель нанимается в подмастерья к мастеру (пекарю, кузнецу, скорняку, портному и т. п.) и в отместку за дурное обращение хозяина (насмешки, плохую пищу, приказ работать по ночам, в праздники, без свечей) портит инструмент, материал или готовый товар, принадлежащий хозяину. Этот сюжет социален и коренится в противоречиях внутри городской ремесленной среды, между мастерами и подмастерьями, отражает их борьбу, достигшую большого напряжения к началу XVI в., накануне Крестьянской войны в Германии (такое толкование принадлежит советскому ученому Н. Я. Берковскому)» (там же).

Присутствие подобных сюжетов в книге говорило о тех ранних умонастроениях, которые позже охватили Западную Европу и привели её к противостоянию протестантства и католичества. Тем не менее, далее XVI века в корпусе историй об Уленшпигеле более не происходило никаких изменений. Однако всё изменилось в 1867 году, когда был опубликован роман бельгийского писателя Шарля де Костера «Легенда об Уленшпигеле». Временем действия был выбран век написания народной книги о Тиле, а местом – протестантские Нидерланды, восставшие против католических испанских Габсбургов.

Некогда средневековый герой перерождается в регионе Фландрия, стоящем на перекрестке Нидерландов, Бельгии и Франции, в это время, являющееся будущим по отношению к четырнадцатому веку, а его судьба и биография становится совсем иной по качеству. Ему противопоставляется испанская знать во главе с королём из династии Габсбургов[22] Карлом V и его сыном-наследником, а позднее королём Филиппом II наряду с католическим духовенством, на которых повествователь не щадит обличающих эпитетов и сравнений, часть из которых принадлежит авторству самого главного героя. Помимо этого, своеобразно показана гнусность предательства в лице старого рыбака, донесшего на родителей Тиля ради семисот серебряных монет и со временем заболевшего клинической ликантропией, что приводит его к гибели[23]. Но в своём горе Тиль не одинок и как неотъемлемая часть народа, имея за спиной друзей и возлюбленную Неле, побеждает вместе ним в ходе протестантской Нидерландской революции как «великий гёз». А в конце романа даже смерть отступает перед ним.

Дабы понять умонастроения того времени и места событий, отметим следующий примечательный факт. Совет дворян и кальвинистов Антверпена в поисках возможных союзников против Испанской империи наладил дипломатические отношения с Османской империей: между 1579 и 1582 годами посольства от турецкого великого визиря Соколлу Мехмед-паши несколько раз посещали Антверпен. Среди гёзов, участников анти-испанского восстания, стал распространяться слух о том, что турки пришлют вооруженную поддержку повстанцам. После этого «лесные» гезы стали изготовлять и носить медали в форме полумесяца с надписями: «LIVER TVRCX DAN PAVS» (“Лучше турок, чем папист”) и «EN DESPIT DE LA MES» (“На злобу мессе”), а «морские» гёзы крепили такие значки к шляпам[24].

Иначе складывался образ Ходжи Насреддина. Реальных прототипов этого мусульманского героя-острослова было несколько: это и турецкий мулла-дервиш и суфий, чья могила до сих сохранилась в городе Акшехир, и Насир ад-Дин Мухаммад Туси[25], персидский средневековый ученый-философ, математик, механик, астроном[26], географ, врач, минералог, оптик, и даже некий ученый Мохаммед Насреддин[27], живший «во времена халифа Гаруна ар-Рашида, учение которого оказалось противоречащим религии», который «был приговорен к смерти и, чтобы спастись, притворился сумасшедшим, и под этой маской он стал затем высмеивать своих врагов». Но истоки формирования этого персонажа лежат в суфизме – мусульманской субкультуре постижения коранического ислама или в язычестве, как определяется в труде ВП СССР «Суфизм и масонство: в чём разница?».

«Аль-Газали (1058 — 1111) примирил суфизм с Исламом, доказав схоластам[28], что суфизм не ересь, а внутреннее значение религии» (Идрис Шах “Суфизм”).

«В бытность СССР из суфийской литературы достаточно массовыми тиражами издавались только различные сборники историй о мулле (молле, ходже) Насреддине и сказки “Тысячи и одной ночи” (некоторые из них были экранизированы, благодаря чему стали практически общеизвестны).

В то время они не могли не подвергнуться “литературно-художественной” обработке, дабы устранить из сюжетов то, что было в явном конфликте с марксизмом и ханжескими нормами морали “интеллигенции” (“делателей культуры”), не всегда приемлющей простонародную культуру мышления и речи, а также и тематику, и детали некоторых повествований, далеких от приукрашивания реальной жизни. При этом составители сборников и авторы предисловий и комментариев к ним не сосредоточивали внимание читателей на роли суфиев в создании и редактировании этого множества историй, хотя многие из них и знали об этом: всё выдавалось исключительно за плод народного ума, мудрости, художественного творчества и юмора. О суфийском воздействии на происхождение этого пласта культуры народов мусульманского Востока недвусмысленно сказано только в произведениях самих суфиев, изданных на русском языке преимущественно после 1991 г.

Таким образом получается, что народность историй о мулле Насреддине (то есть о вероучителе, а не о простом крестьянине или ремесленнике, причем характерно отметить, что отношение к МУЛЛЕ Насреддину народного творчества отличается от множества русских анекдотов из серии «про ПОПА», «про “жеребячью породу”», и о причинах этого следует задуматься крестителям Руси наших дней) и сказок “Тысячи и одной ночи”, которые действительно на протяжении жизни многих поколений являются и частью информационного обеспечения деятельности суфиев, отрицает высказанное В. Дегоевым утверждение о суфизме как об «интеллектуально элитарном течением в исламе, рассчитанном на избранных»: что-нибудь одно — либо народность, либо “элитарность” для избранных. И даже если реально в истории имела место необщенародность суфизма, то, как минимум, на протяжении веков в народе оказывалась широкая поддержка деятельности относительно малочисленной группы “профессиональных” суфиев, которых В. Дегоев отождествил с “интеллектуальной элитой”, по неизвестным причинам подверженной в течение столетий непреходящей «моде на суфизм»» (ВП СССР «Суфизм и масонство: в чём разница?»).

Пласт историй о вероучителе-остроумце стал гораздо шире, чем о раннем Уленшпигеле, поскольку обусловлен возникновением суфизма в культуре исторически сложившегося ислама, чего не было в Западной Европе, когда там инакомыслие на протяжении весьма длительного времени подавлялось иерархами библейства. Отношение суфиев к иерархам библейских вероучений не могло не проявится во времена столкновения Запада и Востока, чему свидетельствуют приведённые ниже узбекский и турецкий анекдоты[29]:

 «В трудные годы войн и разорений Афанди жил очень плохо, вечно голодал, и бухарский раввин предложил ему:

— Прими иудейскую веру, и ты станешь богатым и уважаемым.

— Ладно, — сказал Афанди, — я согласен. Но чтобы стать добрым иудеем, мне надо изучить ваш закон.

— Поистине устами твоими гласит сама мудрость. Сколько же времени тебе на это понадобится?

— Сорок дней.

— Согласен.

— Но при условии, что все эти сорок дней вы будете кормить меня и поить.

Тогда раввин приказал богатым иудеям ухаживать за Афанди и не отказывать ему ни в чем.

Сорок дней мудрец жил, как в раю, отъелся, поправился на даровых хлебах. На сорок первый он сказал:

— Я изучил иудейский закон.

— И ты согласен принять иудейство? — спросил раввин.

— Нет.

— Проклятие, ты ел иудейский хлеб и обманул нас!

— Я не могу перейти в другую веру.

— Но почему же?

— Вот уж сорок лет я ем мусульманский хлеб и так и не сделался правоверным мусульманином. А вы хотите, чтобы за сорок дней из меня получился верующий иудей».

«Пришли к ходже несколько попов и стали толковать о недоуменных вопросах.

— Говорите, Бог милостив, объясню, — сказал ходжа.

Попы спросили:

— Объясни, как это ваш пророк совершил на небо мирандж (восхождение)?

А ходжа без колебания отвечал:

— Да по той самой лестнице, которая была построена, когда ваш пророк восходил на четвертое небо.

Противники замолчали».

В первом случае Насреддин, указывая срок в сорок дней, упоминая свои сорок лет и объясняя свой отказ стать прозелитом, по оглашению намекает раввинам на их неосведомленность по поводу истории возникновения еврейства в ходе «синайского “турпохода”»[30] и упрекает их за ростовщический и паразитический образ жизни по умолчанию. Во втором случае иерархам библейского христианства Ходжа ответом по оглашению указывает, что Мухаммед, взошедший на седьмое небо согласно кораническим преданиям, был по существу последователем Иисуса, и высказал мнение по умолчанию насчет того, что Иисус не был казнен согласно содержанию суры Корана «Женщины».

Как и с ранним Уленшпигелем, на долю Насреддина пришлись и те анекдоты, в которых его остроумие оказывалось и вне всякой меры.

«Проходил однажды ходжа мимо зеленной лавки, и хозяин напомнил ему о долге. Ходжа спросил:

— А ну, взгляни-ка в книгу, сколько я тебе должен?

Этими словами он подал зеленщику надежду, а сам в это время думал, как бы ему разделаться с лавочником. Когда зеленщик пересчитывал счета, ходжа смотрел вместе с ним. И видят они, что за ходжой осталось долгу тридцать одно акча, а за имамом — двадцать шесть акча. Тогда ходжа сказал зеленщику:

— Смотри, вот здесь за мной записано тридцать одно акча, а за имамом — двадцать шесть. Мы с ним закадычные приятели, зачтем эти двадцать шесть акча, останется пять, не так ли? Эти пять акча ты дашь мне, и тогда долг этих двух ходжей будет погашен.

Лавочник обрадовался, что разом рассчитался с двумя должниками, и, довольный, дал ходже еще пять акча и пожелал счастливого пути. Но когда остался один, то погрузился в думы и никак не мог понять этого запутанного счета.

тур. 5, 336»

Вышеприведенная история имеет и вариацию, в которой должник запутывает хитрым расчетом самого Насреддина. Когда Ходжа, поняв, что обманут, обращается к кадию (судье), тот оправдывается: «Я решил пошутить с ним — он ведь сам большой шутник. А он принял мою шутку всерьез». В отличие от раннего Уленшпигеля, Насреддин и сам порой обманывается[31] за свои проступки. Это видно по болгарским и югославским анекдотам, где вместе с ним фигурирует его балканский побратим Хитрый Пётр, не уступающий ему в остроумии.

«Ходжа Настрадин и Хитрый Петр поспорили о том, кого на земле больше — мужчин или женщин. Долго они препирались, пока наконец Хитрый Петр не сказал:

— Тех мужей, которые боятся своих жен, тоже надо считать женщинами, вот и получается, что мужчин намного меньше.

Тут Настрадин с ним согласился.

болгар. 32, 156».

«Услыхал ходжа Настрадин о Хитром Петре и отправился из Анатолии в путь, чтобы его найти и перехитрить. А Хитрый Петр узнал, что Настрадин пришел в его село. Вышел он из кофейни и стал подпирать плетень. Ходжа Настрадин увидел его и спросил:

— Ты местный?

— Местный.

— Знаешь ли Хитрого Петра?

— А зачем он тебе?

— Хочу его перехитрить.

— Ну так я и есть Петр. Только все мои хитрости в доме остались. Подожди здесь, пока я за ними схожу, только держи плетень, чтобы он не упал.

Стал ходжа подпирать плетень и ждать Петра. Целый день так сидел, а вечером зашел в кофейню, увидел там Петра и сказал:

— Ты, видно, испугался, что я тебя перехитрю.

— Да какая же тебе, ходжа, нужна другая хитрость? Ты целый день сидел на солнце да плетень подпирал!

— Так это и есть твоя хитрость?

— Конечно, неужели тебе этого мало?

болгар. 32, 133».

А в этой болгарской истории Хитрый Пётр хитростью отучает Насреддина воровать:

«Решили ходжа Настрадин и Хитрый Петр узнать, кто из них хитрее. Пошли они под вечер по селу посмотреть, нельзя ли что-нибудь украсть, и увидели в одном саду красивые яблоки. Хитрый

Петр сказал:

— Сейчас еще светло. Подожди меня здесь, я схожу за лестницей, и, когда стемнеет, мы перелезем через стену.

Ходжа согласился и остался около сада. А Хитрый Петр пошел домой, лег спать и проспал до утра. Утром он встал и пошел посмотреть, ждет ли его еще ходжа. Настрадин увидел его и спросил:

— Петр, зачем ты меня обманул и заставил прождать тебя всю ночь?

— Мы же спорили, кто из нас хитрее. Вот ты и ждал меня здесь, а я всю ночь спал».

Как ни странно, но в отличие от того же раннего Уленшпигеля, Насреддин обретает не то долголетие, не то бессмертие, обхитрив[32] самого ангела смерти Азраила (ещё одно доказательство наличия суфийского[33] элемента в его похождениях), о чем рассказывает один даргинский анекдот:

 «Однажды Мулла Насреддин тяжело заболел. Тогда к нему пришел Азраил, чтобы забрать его душу. Азраил сел у изголовья больного, но Насреддин повернулся и лег так, что Азраил оказался у его ног. Азраил опять перешел к изголовью Насреддина, но тот снова изменил положение. Так повторялось несколько раз. Тогда Насреддин понял, что Азраил не оставит его в покое, и начал просить отложить смерть, пока он два раза помолится. Азраил отправился к Богу, чтобы передать просьбу Насреддина.

— Раз дело обстоит так, то отложим смерть Насреддина и дадим ему два раза помолиться, — сказал Бог Азраилу.

Азраил вернулся к Насреддину и разрешил ему совершить две молитвы перед смертью. Насреддин встал, помолился один раз и надел свою обувь. Азраил спросил его, почему он не молится второй раз.

— Какое тебе дело, когда я буду молиться второй раз? Ведь Бог и ты разрешили мне две молитвы, — ответил Насреддин.

Азраил разозлился и пошел к Богу, чтобы доложить ему, что Насреддин не хочет молиться второй раз.

— Что мы можем сделать? — ответил Бог. — Ведь мы сами разрешили ему помолиться два раза. Если же мы теперь заберем его душу, то получится, что мы обманули его.

Азраил вернулся к Насреддину и договорился странствовать с ним, чтобы, излечивая больных, собрать богатство. Азраил сказал:

— Когда я буду садиться у изголовья больного, ты садись у его ног, говори родственникам больного, что он умрет, и ничего с них не требуй. А когда я буду садиться у ног больного, то ты садись у его изголовья и говори родственникам, что больной выживет, если они дадут вознаграждение.

Договорившись так, Азраил и Насреддин отправились в странствие. Они побывали в разных царствах, в разных государствах и собрали много денег. Они нагрузили их на верблюдов, лошадей, в фургоны и с большим караваном вернулись в дом Насреддина.

Насреддин разложил все богатства по комнатам и стал отдыхать. Азраил же еще не был у себя дома и ждал с нетерпением, когда Насреддин поделит то, что они привезли. Но Насреддин и не думал делить имущество. Азраил ждал пятнадцать дней, наконец, не выдержал и сказал, что ему пора ехать домой. Насреддин удивился и ответил, что он его не задерживает, пусть едет куда хочет. Азраил возразил и потребовал поделить богатство, добытое ими вместе.

— Какое ты богатство собрал? — спросил Насреддин. — Если тебе нужно богатство, то отбери его у тех, кого ты умертвил. А те больные, у изголовья которых сидел я, вылечены мною. С их родственников я и получил вознаграждение. Если ты хотел быть богатым, то почему же не излечивал тех больных, у изголовья которых сидел? Я даю тебе хлеб на дорогу и отпускаю на все четыре стороны.

Азраил вернулся к Богу и рассказал ему обо всем.

— Ничего не поделаешь. Насреддин прав, — ответил Бог».

Именно благодаря суфизму Насреддин обессмертился в мусульманском мире. В России он обрёл известность благодаря повестям Л.В. Соловьева «Возмутитель спокойствия» и «Очарованный принц», где его образ ещё больше обрёл свои действительные реалии, поскольку ни одного анекдота о Насреддине-богаче так и не сложено в мусульманском мире. Он становится защитником народа, чьё остроумие боятся и ненавидят[34] лихоимцы. Подобное событие обретения бессмертия пережил и Тиль Уленшпигель, судя по концу повествования Шарля де Костера, и здесь подметят, что слишком поздно он встал вровень со знаменитым остроумцем-дервишем. Но, перефразируя надпись на «лунной» медали гёзов, лучше поздно, чем никогда.

Послесловие

Естественно, что возникнет вопрос, почему мы отказались от употребления понятий «сатира и юмор», на что ответим: употребление данных иноязычных понятий настолько вызывают путаницу[35], скрывающую Различение, что нам логичнее употребить точность родного языка. К тому же в понятиях юмора и сатиры не обозначается то, что мы рассмотрели в нашей статье:

«Юмор – интеллектуальная способность обнаруживать логические противоречия в окружающем мире. <…>

Сатира — произведение искусства, остро и беспощадно обличающее отрицательные явления действительности. Иными словами, злая насмешка в литературе, а также в виде карикатуры, обычно над пороком общества или же какого-либо явления.

Гротеск — он, как и сатира, обычно является произведением искусства. Однако, в отличие от сатиры, гротеск — это не реалистичное преувеличение, смесь реального и фантастического, создающая абсурдные ситуации, комические несоответствия, противоречащие здравому смыслу. Другими словами, чистое нарушение правдоподобия. А вообще, гротеск отличается тем, что смешное в нем не отделяется от страшного, что позволяет автору в конкретной картине показать противоречия жизни и создать остро сатирический образ» (Школа аналитики – «Юмор как инструмент управления обществом»)[36].

Как писал выдуманный несколькими авторами литературный остроумец Козьма Прутков, «многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы; но потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий». А нынешнее[38] телевидение с его тиражированием пересмешничества не оставляет выбора для выражения настоящего понимания меры:

«Скабрезные шутки нынешних телевизионных комиков даже с точки зрения непросвещённого слушателя уступают тонкому юмору Ильфа и Петрова, Аркадия Райкина, не говоря уже о сатире Гоголя и Салтыкова-Щедрина, но если эфир забит похабным ржанием, то оно и станет для многих миллионов образцом юмора. Да, ожидать, что все вокруг могут стать ценителями высокого, не следует, но этого и не надо — достаточно, чтобы низменное было сведено к минимуму[39], а в популярной культуре и массмедиа демонстрировались пусть не шедевры, но крепкие произведения с проникновенным, созидательным содержанием, с близкими людям героями, стремящимися сделать мир чуточку лучше. В советском искусстве эта задача во многом успешно решалась. По крайней мере тогда массового зрителя пытались возвысить, ставя перед ним вроде бы недостижимые идеалы, разбудить в нём высокие помыслы и зародить искру, а сейчас его подталкивают вниз, потворствуя в нём низменному, гася идеалистические порывы пошлостью и вызывая равнодушие цинизмом»[40].

Но важно не только то, против чего направлено остроумие, но и то, на воплощение чего оно действует. Без знания образа созидающего будущего нет остроумия, и смех здесь вторичен по сравнению с тем, на что указывает остроумие. Иными словами, изображение и воплощение остроумия должно работать на и для нравственного преображения. И потому нельзя забывать об афоризме дзэн-буддистского происхождения:

«Слово «луна» — только «палец», указующий на луну: горе тому, кто примет «палец» за луну».

14.06.2017 – 12.06.2019

[1] Напомним его высказывание: «Счастлив тот, кто не знает скуки, кому совершенно незнакомо вино, карты, табак, всевозможные развращающие развлечения и СПОРТ».

[2] См. статью коллектива Информационно-аналитического Центра (ИАЦ) «Неизвестная московская Олимпиада-80 или о роли спорта в жизни общества…» (http://inance.ru/2015/08/olympiada-80/ и https://cont.ws/@inance/106738) и труд ВП СССР «Основы социологии» (том 6: часть 4. «Человечность и путь к ней» (книга 3)).

[3] «Юмор как зеркало кривой души (о нравственной подоплёке юмора)» (https://web.archive.org/web/20170819005013/http://zakonvremeni.ru/analytics/7-3-/26350-yumor-kak-zerkalo-krivoj-dushi-o-nravstvennoj-podoplyoke-yumora.html).

[4] Елена Козлова – «Студия «Мельница» и три богатыря: Супергерои вместо русских защитников?» (https://whatisgood.ru/tv/cartoons/studiya-melnica-i-tri-bogatyrya-novyj-obraz-russkogo-zashhitnika/).

[5] Формальное уважение Бендера к уголовному кодексу проистекает, по-видимому, из поведения и образа жизни этого персонажа, юриста по профессии, который имеет предтечу в виде юристконсульта из второго тома «Мертвых душ» Н.В. Гоголя, вступившим в сговор с Чичиковым на новое преступление.

[6] Одно из значений слова «стыд», «студ» в «Толковом словаре живого великорусского языка» В.И. Даля определяется так: «Стыд (…) чувство или внутреннее сознание предосудительного, уничижение, самоосуждение, раскаяние и смирение, внутренняя исповедь перед совестью».

[7] «Всем известно, что М.Е. Салтыков-Щедрин был “сатириком”. Но многие забыли, что он прежде того уже состоялся в качестве администратора-профессионала: вице-губернатор в Российской империи вынужден был иметь дело и с мужиком, и с политикой. По этой причине его “сатирические” высказывания о взаимоотношениях “мужика” и “политики” выражают его собственный опыт государственного управления, что отличает их от высказываний подавляющего большинства юмористов нашей эпохи, профессионально кормящихся». (ВП СССР «Каков смысл геополитики?»)

[8] Об этой черте нужно помнить касательно подсознания: «Произнесите что-то несколько раз – и в вашем подсознании укоренится новое представление. У подсознания нет чувства юмора. Очень важно до конца понять эту мысль. Не стоит насмехаться над собой и думать, что это сойдет с рук. Если шутка вас хоть чуть-чуть унизила – пусть вы и старались показаться мужественным и веселым, подсознание воспримет это унижение всерьез». («Подсознание верит в то, что вы говорите» (по материалам книги Л. Хей “Исцеление внутри вас”) (https://econet.ru/articles/154673-podsoznanie-verit-v-to-chto-vy-govorite)).

[9] Именно так и считают зачастую юмористы, когда выходят на сцену перед публикой.

[10] «Постоянное желание шутить объяснили патологией» (http://www.ecobyt.ru/news/3624/).

[11] Это выразилось в смертях шоумена Романа Трахтенберга (см. подробности о деструктивном характере его деяний и обстоятельствах гибели в аналитической статье Прогнозно-аналитического центра Академии Управления «Печальный итог Года молодёжи» (http://www.vodaspb.ru/arhive/center_au/analytica/2009/pechalnii_itog_molodezi_20091208/20091208-pechalnyi_itog_goda_molodeji.pdf)) и, как ни странно, актера Ильи Олейникова-Клявера, участника юмористической (а по существу – полупересмешнической) телепередачи «Городок», возникшей после его участия в съемках фильма «Анекдоты» наравне с Юрием Стояновым. Его своеобразная «мистика» жизни сошлась в том, что в передаче оказались сцены так называемого «черного юмора», в которых за героем Олейникова-Клявера, игравшего пенсионера многоквартирного дома, пришла… персонификация смерти, сыгранная Стояновым: в одной назвавшаяся пенсией, а в другой – не нашедшая по адресу соседа героя. Отметим, что сам Олейников-Клявер придумал и поставил мюзикл «Пророк». В кратком изложении сюжет его выглядит так: слепой старик, прожив жизнь и готовясь к смерти, решает выяснить, в чем же был смысл его жизни и что ждет его дальше. Он отправляется на поиски пророка и оказывается на свалке. Здесь предводитель всех местных обитателей выдает себя за пророка, прося старика предсказать его будущее и рассказать о прошлом пришедшего. Но история оканчивается тем, что от «пророка» в результате откровения старика все обитатели свалки уходят и начинают обретать самосознание (своеобразная сюжетная трактовка горьковской пьесы «На дне»: что было бы, если бы Лука остался и обрёл власть в посещенном им ночлежном доме). Илья Олейников сам написал музыку и исполнил роль самого лжепророка. С мюзиклом произошли финансовые проблемы: «Ведущий “Городка” вложил в свое творение не только душу, но и личные средства. Спонсор, обещавший выделить на постановку $2,5 млн, в последний момент отказал, и актеру пришлось продать квартиру и влезть в долги, чтобы осуществить свой грандиозный замысел. Так как несостоявшаяся финансовая помощь должна была прийти из Белоруссии, кастинг провели в Минске и там же сыграли премьеру, а потом привезли спектакль на суд петербургских и московских зрителей» («Духовная глубинка: Илья Олейников дебютировал как композитор» //  Газета “Коммерсантъ” №58 от 08.04.2008, с. 21 (https://www.kommersant.ru/doc/877568)). Известно также, что публика приняла этот спектакль холодно, учитывая то, как был реализован сюжет: «Меня тут занесло на премьеру мюзикла “Пророк”. Как метко подметил llanowar, российские мюзиклы настолько суровы, что в них раздевается даже Олейников. Вообще, смутно понятно, к чему все это обилие полуголых тел и проститутки в рассказе про первую любовь. Вопросов много, но хореография отличная и костюмы ничего. Но в сочетании с текстами, сюжетом и Олейниковым получилась пошлость» («Мюзикл «Пророк» — «богатое и мощное шоу»» (https://gazeta.spb.ru/36809-0/)). Видимо, сама личность организатора действа и придавившая его роль комика не позволили выйти ему из опасного круга пересмешничества (прибавим к этому никотиновую зависимость актера) и наложила отпечаток на постановку так, что публика действительно поняла, как у него плохо получилось с повествованием такого сюжета и каково у него по сценическому откровению. Прав был выдающийся русский актёр Георгий Михайлович Вицин, говоря, что «в роль надо не только уметь войти, но надо уметь выйти из неё». Но, к сожалению, этот аспект актёрского мастерства вместе с нравственной составляющей избыточно часто упускают из вида, что влечёт за собой подчас весьма печальные последствия для самих актёров и режиссёров.

[12] На это указывает и то обстоятельство, что глава КВН подмял под себя развлекательную инфраструктуру, не поделив сферу влияния с печально знаменитым театром «Сатирикон» Константина Райкина, отчего в СМИ тот поднял громкую шумиху с оскорблением в адрес государства, что в общем-то иллюстрирует их обоих как стяжателей вне искусства, шантажирующих бюджет рядовых налогоплательщиков (см. статью Олега Лурье «КВН (Кто Взял Недвижимость). Миллиарды семьи Масляковых: расследование журналиста» (http://oleglurie-new.livejournal.com/305118.html)).

[13] См. также статью Андрея Андреева «КВН – тоталитарное юмористическое шоу или почем нынче юмор для народа» (https://cont.ws/@andreyandreev/445186).

[14] “Закон Времени” – “К “докладу НАТО о КВН” стоит отнестись серьезно?” (https://newsland.com/community/7904/content/k-dokladu-nato-o-kvn-stoit-otnestis-serezno/5736885).

[15] http://inance.ru/2016/11/kvn/

[16] Судьба всех подобных зрелищ и им содействующих показана в оговорке самих юмористов – серии юмористической телепередачи «Осторожно, модерн» «Первое апреля – Всероссийский институт смеха и розыгрышей», где осмеивается КВН в современном состоянии и его подобия (https://www.youtube.com/watch?v=24ES1mEwYR4). И взрыв, устроенный начальником «отдела дешевого юмора» в этом заведении, показывает взрывоопасность подобного рода зрелищ и конкурсов, где организаторы заранее задают порочный фон им (глава «института юмора» из этой миниатюры покровительствует вредоносным «черному юмору» и «массовым приколам», которых хватает ныне также и в социальных сетях (см. исследование общественного движения «Молодые юристы России» об опасных группах социальной сети «ВКонтакте» (http://molurist.ru/molodye-yuristy-rossii-nazvali-samye-opasnye-gruppy-vkontakte) и статью РИА «Катюша» «Аморальный контент – почва для государственного переворота» (http://www.katyusha.org/view?id=5789)).

[17] Афоризм швейцарского писателя Макса Фриша гласит: «Правду следует подавать так, как подают пальто, а не швырять в лицо, как мокрое полотенце» (https://www.google.ru/search?newwindow=1&safe=strict&biw=2560&bih=938&tbs=cdr%3A1%2Ccd_min%3A1900%2Ccd_max%3A1999&tbm=bks&ei=lZb9X8GSOYytrgSynLeoDw&q=Max+Frisch+Wahrheit+Mantel+schlagen+&oq=Max+Frisch+Wahrheit+Mantel+schlagen+&gs_l=psy-ab.3…13469.13469.0.13830.1.1.0.0.0.0.108.108.0j1.1.0….0…1c.1.64.psy-ab..0.0.0….0._1pGm5smRBA).

[18] Одно из первых таких произведений является «Гаргантюа и Пантагрюэль» Франсуа Рабле, в некоторых кругах оцениваемая как серьёзнейший алхимический трактат (см. главу «Франсуа Рабле: Алхимический вояж к Дионису» книги философа-литературоведа Евгения Головина «Приближение к Снежной Королеве» (http://golovin.evrazia.org/?area=works&article=39)). На разработку романа Рабле вдохновила «Великая хроника Гаргантюа» — анонимная книга, вышедшая в 1532 году. В ней были собраны старинные устные легенды о похождениях главного героя-великана. Из этой книги он взял некоторые сюжетные мотивы (например, похищение колоколов) и развил их в своём романе.

[19] Реутин М. Ю. Народная культура Германии. — М.: РГГУ, 1996.

[20] Учитывая то, что католическая церковная иерархия одобряла философские изыскания касательно только Античности, подстраивая их под библейскую доктрину, но не критические в адрес её существующего канона, неудивительно, что лишь на таком уровне в народе бытовали критические подспудные сказания (в той же книге Уленшпигель нанимается к сельскому священнику и чинит ему разнообразные издевки). В странах исторически сложившегося ислама несколько иначе бытовало остроумие, что мы покажем в дальнейшем на примере Ходжи Насреддина, который формировался не только как бытовой персонаж, но ещё и как проповедник и дервиш-суфий, что контрастирует с ранним Тилем Уленшпигелем.

[21] Герман Боте «Занимательное сочинение о плуте Тиле» (комментарии) (http://facetia.ru/node/526).

[22] Примечательно, что публикация романа де Костера осуществилась в год заключения договора между австрийским императором Францем Иосифом I Габсбургом и представителями венгерского национального движения, в соответствии с которым Австрийская империя, ранее ставшая прибежищем этой монархической династии и начавшая эксплуатацию народов Восточной Европы, преобразовывалась в дуалистическую монархию Австро-Венгрии, что лишь отсрочило падение этого химеричного государственного образования после Первой мировой войны. В свете этого нет случайности в том, что бельгийский роман о Тиле стал популярен прежде всего за пределами родины его автора, и, возможно, противостояние Уленшпигеля имеет много общего с линией поведения чешского солдата Йозефа Швейка, увековеченного в романе-эпопее Ярослава Гашека.

[23] Тут следовало бы задастся вопросом: почему из простонародья предателем стал рыбак, а не ремесленник? Судя по всему, де Костер образно обыгрывает прошлое апостола Петра, бывшего рыбака, и историю Иуды Искариота, делая тем самым недвусмысленный намёк папству, которое возводит свою преемственность от апостольского проповедничества, на его предательство подлинного дела Иисуса и закономерные для него гибельные последствия. Его заболевание ликантропией – указание в отношении католичества на повторение им печальной судьбы Римской империи, символом столицы которого была волчица, вскормившая её основателей, Ромула и Рема.

[24] Естественно, что потенциальный альянс протестантства с исламом был смерти подобен для Габсбургов и папства, а потому на роль «троянского коня» в стане первых заправилами мировой политики была назначена Англия как оплот масонства (см. выступление историка и публициста А.И. Фурсова «Мировое масонство: 300 лет в истории» (https://www.youtube.com/watch?v=2f4-PsVtWGg)), впоследствии не раз воевавшая против Нидерландов и на фоне этого усилившая свою колониальную и торговую гегемонию (после английской Реставрации английский монарх Карл II попытался возвести на пост статхаудера Нидерландов и своего племянника Вильгельма III Оранского, используя военное давление, что стало поводом для одной из англо-голландских войн, а в конечном счете всё кончилось английской «Славной революцией», в ходе которой на английский трон был возведён нидерландский штатгальтер Вильгельм III, в результате чего голландский торговый финансовый капитал стал использовать в качестве своей операционной базы Лондон, что предопределило угасание Нидерландов как торговой державы Европы).

[25] «Среди доводов в пользу этой гипотезы тот, например, факт, что в одном из источников Насреддин так и назван этим именем: Насреддин Туси. В Азербайджане Насреддина зовут Молла — возможно, это имя, как считают исследователи, представляет собой искаженную форму имени Мовлан, которое принадлежало Туси. У него было еще одно имя — Хасан; в нашем сборнике помещен анекдот (№ 253), где Насреддин заказывает себе печать с этим именем, экономя на буквах. Подтверждает эту точку зрения и совпадение некоторых мотивов из произведений самого Туси и анекдотов о Насреддине (например, высмеивание предсказателей и астрологов). Соображения интересные; во всяком случае, вполне возможно, что произведения Туси обогатили круг анекдотов о Насреддине» (Е.М. Мелетинский и др. «Двадцать четыре Насреддина»). Нельзя, впрочем, отрицать и влияние турецкого муллы-дервиша и суфия, который был знаком с суфийским поэтом Джалаладином Руми (см. статью электронного издания «Ходжа Насреддин: реальный человек или воплощение народной сатиры?» (http://islamosfera.ru/xodzha-nasreddin-realnyj-chelovek-ili-voploshhenie-narodnoj-satiry/)).

[26] Возможно, с этим связана одна из историй о Насреддине уйгурского происхождения: «У Афанди спросили:

— Что лучше: солнце или луна?

— Конечно, луна.

— Почему?

— Потому что солнце светит днем, когда и без него светло, а луна освещает темную ночь».

Впрочем, как показывает жизнь, остроумие как наивысшее проявление постижения жизни культурных границ не имеет – ровно такая же мысль сформулирована в афоризмах Козьмы Пруткова, которого можно с уверенностью назвать побратимом Ходжи Насреддина, поскольку оба персонажа, несмотря на их относительную разницу в возрасте создания, складывались из творчества нескольких человек (см. статью Информационно-аналитического Центра (ИАЦ) «Козьма Прутков и ХХI век: глядя на мир, нельзя не удивляться» (http://inance.ru/2017/09/kozma-prutkov/)): «Если у тебя спрошено будет: что полезнее, солнце или месяц? — ответствуй: месяц. Ибо солнце светит днем, когда и без того светло; а месяц — ночью. Но с другой стороны: солнце лучше тем, что светит и греет; а месяц только светит, и то лишь в лунную ночь!».

[27] К. С. Давлетов. О происхождении образа Ходжи Насреддина. Томск, 1962

[28] «По существу: книгочеям-буквоедам, отгородившимся текстами Корана и от жизни, и от Бога, как таковых» (ВП СССР «Суфизм и масонство: в чём разница?»)

[29] Тексты о Насреддине приведены согласно сборнику Е.М. Мелетинского и др. «Двадцать четыре Насреддина» (http://www.bestiary.us/books/skazki-i-mify-narodov-vostoka/%C4%E2%E0%E4%F6%E0%F2%FC%20%F7%E5%F2%FB%F0%E5%20%CD%E0%F1%F0%E5%E4%E4%E8%ED%E0%20(1986).pdf).

[30] См. одноимённый труд ВП СССР.

[31] Идрис Шах в книге «Суфизм» приводит высказывание суфия Аль-Газали (1058 — 1111 гг.): «Смесь свиньи, собаки, дьявола и святого — это не подходящая основа для ума, пытающегося обрести глубокое понимание, которое с помощью такой смеси обрести будет невозможно». Это верно и в отношении образа Насреддина, который из-за своего периодического пересмешничества теряет прозорливость, что только подтверждает истинность следующих строк из Корана: «Они хитрили, и Аллах (Бог) хитрил, а ведь Аллах — Наилучший из хитрецов» (3:51-54, в переводе И.Ю. Крачковского).

[32] Подобный мотив фигурирует и в рассказе английского писателя-фантаста Терри Пратчетта «Смерть и что случается после» (https://www.lspace.org/books/dawcn/dawcn-russian.html).

[33] В свете этого интересно сравнение Насреддина с Прутковым: ведь авторы его образа не догадывались изначально, насколько плоды их литературной маски окажутся остроумными и насколько они станут крылатыми по своей сути, да и замышлялся этот тандем в ключе пародийности существующей эпохи, подобно киножурналу «Фитиль» поэта С.В. Михалкова. Собственно, этим можно объяснить, почему Прутков остался навсегда связанным со своими авторами, как и киножурнал «Фитиль» Сергея Михалкова, — миропонимание авторов образа Пруткова было ограничено кругом его авторов, тогда как Ходжа Насреддин складывался веками в странах, где суфизм поддерживался на протяжении множества поколений как со стороны суфиев, поддерживавших наставничество, так и со стороны народного творчества, уловившего созидающее и остроумное направление их мысли, и только этим можно объяснить, почему Ходжа Насреддин бессмертен.

[34] «Образ плута (или хитреца) вообще по природе своей многогранен; он предстает в разных ипостасях, и отделить «природное» (или «народное») от наносного, «искусственного» далеко не всегда возможно. Герою знаменитого романа Леонида Соловьева это, правда, удавалось проще. Однажды в чайхане он услышал, как шпион эмира умышленно рассказывает о нем самом, Насреддине, лживую историю, чтобы опорочить героя перед простым народом. Это история, помещенная в нашем сборнике под №829, о том, как Насреддин, посланный к правителю крестьянами с просьбой избавить их от постоя слона, выпросил вместо этого еще и слониху. Такой клеветы (причём в этой истории изначально фигурировал среднеазиатский полководец Тимур, а действие происходило в Турции во время его похода на Анкару, и за её рамками неизвестно, с какой целью решил турецкий Насреддин так поступить на самом деле, мог ли он этим поступком убедить крестьян своей деревни вооружиться против войск завоевателя – наше примечание) герой не выдержал:

«— Ты лжешь! — вскричал Ходжа Насреддин. — Ты лжешь, о бесстыдный… Ходжа Насреддин никогда и нигде еще не склонялся перед властелинами! Ты клевещешь на Ходжу Насреддина! А скажи-ка, сколько платит тебе эмир за поношение в чайханах Ходжи Насреддина!»

Что ж, самому Насреддину легко распознать, где правда о нем, а где домысел», – заключает автор вступительной статьи к сборнику историй о Ходже.

[35] Как оказалось, мы отнюдь не одиноки в своих рассуждениях относительно целесообразности точного соотношения определения вещи и самой вещи (см. статью «Подмена понятий и образов как способ влияния на сознание» (https://whatisgood.ru/theory/media/podmena-ponyatiy-i-obrazov-kak-sposob-vliyaniya-na-soznanie/)). Также см. статью «Юмор как инструмент управления обществом» (https://whatisgood.ru/theory/analytics/yumor-kak-instrument-upravleniya-obshhestvom/).

[36] https://web.archive.org/web/20200612151116/https://analitikishkola.ru/stati/smile/

[37] Данное нами название карикатуры более подходяще, чем «ТВ конкуренция» от автора карикатуры, поскольку большинство телевизионщиков, изображенных на ней, либо вошло в ступор от прихода желающих навести порядок на ТВ и прекратить тираж скандалов, лжи и пошлости на экранах, либо предпочитает не замечать совершившееся событие их появления.

[38] См. статью коллектива Информационно-аналитического Центра (ИАЦ) «Современное российское ТВ в сравнении с телевидением СССР: кто и о чём нам вещает?» (http://inance.ru/2016/12/tv-ussr-russia/ и https://cont.ws/@inance/452210) и статью Дмитрия Раевского «Как работает телевидение страны, проигравшей Холодную войну?» (https://whatisgood.ru/theory/media/kak-rabotaet-televidenie/).

[39] А желательно было бы и вообще устранено в нынешней культуре.

[40] Эдуард Биров – «Образ какой России нам пытаются навязать за бюджетные деньги?» (https://regnum.ru/news/society/2213283.html).

” width=”20″ height=”20″>