Теперь займемся подробнее помощницей Параши – стряпухой Феклой. При раскрытии этого образа без помощи В.Даля не обойтись. Известно, что после революции ряд букв, и в том числе O – фита, из русского языка были выброшены. Это мероприятие несомненно сузило понятийную базу языка. Читаем у Даля: O, буква Oита, 34-я по ряду, в церкв. 41-я; пишется без нужды, в греческих словах, замест Ф; в церковн. счете: O девять. В греческом произношении O напоминает английское the *), а некогда писалось у нас в греческих словах замест Т, нпр. Oеатр, Oеория; да и поныне буква эта на западных языках заменена th; используется в именах Oекла (Oекла – заревница, день 24 сент.), Oома, Oеодор, Oеодосия (Oеодосия – колосяница, день 29 мая).
Qеология: богословие, Qеогония: родословие языческих богов, боговщина, баснословие.
Qеократия: богоправление. Израильтянам дано было Qеократическое правление, через посредство Моисея и пророков.
Qита – бранное слово – разиня, баба.
* * *
Комментарий:
*)Чужие языки лучше усваиваются в том случае, если в родном языке есть все буквы, соответствующие всем буквам чужого алфавита. Кто изучал английский, тот знает трудности в произношении английского th. В этом суть сужения информационной базы родного языка.
* * *
Постараемся прочесть пушкинскую характеристику Феклы. Православное христианство – государственная идеология дореволюционной России, несмотря на монопольное владение средствами массовой информации (в крестьянской стране церковь была в каждой деревне, в каждом селе; кино, радио, телевидения и других средств массовой информации, неконтролируемых церковью, до революции не было), не смогла “родить” народу объединительной идеи, ибо истина, став верой, начинает лгать. И тогда все, стремящиеся к познанию истины, но не владеющие методологией познания, делятся христианством на “верующих и “неверующих”. Отсюда Пушкин, поднявшийся до понимания методологии, осознавал, что Православие как идеология было БЕСПЛОДНО, и, следовательно, “бани жаркой” – гражданской войны ему и народу, идущему за ним, не избежать. Однако Православие в устах пушкинской музы не сразу стало “доброю старухой, давно лишенной чутья и слуха”. Тому лет восемь назад, т.е. в 1822 г., в пору кишиневской ссылки, Православие являлось поэту в образе “сорока девушек прелестных”, “сорока ангелов небесных, милых сердцем и душой”, но… уже с рождения страдавших бесплодием. Речь идет о сказке “Царь Никита и сорок его дочерей”. Язык (слово) ассоциативно несет информацию и независимо от желания поэта (на подсознательном уровне). Начало сказки:
Царь Никита жил когда-то
Праздно, весело, богато
Не творил добра, ни зла.
Имя Никита Пушкин не придумал, а взял из русской народной сказки. По Далю: русскому корню в этом имени НИК (ниц, ничком, ником – лицом к земле, затылком кверху) противоположное – ВНИК (взничь, навзник, навзничь – лицом кверху). Отсюда Никита – тот, который не ВНИКает. (Не случайно в России после Иосифа Сталина – Никита Хрущев). Раз не вникал ни во что, то и не мог творить “ни добра, ни зла”, зато сумел от “разных матерей прижить сорок дочерей”. У Даля: “Встарь считали сороками. По преданию в Москве 40 сороков церквей (1600), но их только 1000, а разделены они по СОРОКАМ на староства или благочиния, хотя в СОРОК может быть и менее сорока церквей.”
Не желая вступать в публичную, небезопасную для того времени полемику по поводу идеологического бесплодия Православия и чувствуя, что даже эзоповский язык может навлечь на него ханжеский гнев богословов-философов, Пушкин выбирает самый верный путь изъяснения – прямой:
Как бы это изъяснить,
Чтоб совсем не рассердить
Богомольной важной дуры,
Слишком чопорной цензуры?
Как быть?.. Помоги мне бог!
Такой ход (скорее всего подсознательный) оказался верен. Критика прошедшего и настоящего столетия всегда воспринималa эту сказку в меру своей испорченности, т.е. демонстрировала свое непонимание народного эпоса, а, следовательно, и непонимание той информационной среды, в которой развивалась духовная личность народа. Пушкин, являясь выразителем духовной личности народа, никогда не мог быть полностью понят такой критикой. Например, известный философ прошлого века Вл.Соловьев, почему-то уверенный, что “Гавриилиада” и “Царь Никита” остались незаконченными, писал: “Попытки запрягать поэзию в ярмо сложного порнографического острословия не удавались Пушкину.” (Ист.27, с.600). Интересный момент. На уровне подсознания Вл.Соловьев, объединив “Гавриилиаду” и “Царя Никиту”, понимал, что Пушкин никогда не занимался острословием, да еще таким, которое ему “не удавалось”. Здесь имеет место проявление хронологического приоритета информационной среды, формируемой творчеством Пушкина (“Гавриилиада” – “Ветхий Завет” – 1821г.; “Царь Никита и сорок его дочерей” – четыре Евангелия “Нового завета” – сорок сороков православных церквей Москвы – 1822г.) Эти же произведения на уровне сознания Вл.Соловьева – “ярмо сложного порнографического острословия”.
Если в 1822г. в сказке Пушкина безнадежному делу с идеологическим бесплодием Православия помогает ВЕДЬМА (от слова “ведать”):
Баба ведьмою слыла,
Всем недугам пособляла,
Немощь членов исцеляла.
то восемь лет спустя решение этого вопроса Пушкину видится иначе. Но для понимания этого видения необходимо более глубоко разобраться во взаимоотношених вдовы-монархии с кухаркой Феклой-Православием. С этой целью прокомментируем главные занятия вдовы в переломные моменты истории России.
Старушка-мать, бывало, под окном
Сидела; днем она чулок вязала,
А вечером, за маленьким столом,
Раскладывала карты и гадала.
(Октава 31)
«Занятие тайными науками всегда было в почете у русских; со времени Сведенборга и баронессы Крюденер все спириты и иллюминаты, все магнитезеры и гадатели, все жрецы изотеризма и чудотворцы встречали радушный прием на берегах Невы». – Эта запись сделана в дневниках французского посла в России Мориса Палеолога 21 ноября 1916 г.(Ист.46).
В дневнике Палеолог подробно описывает дух мистицизма, царивший при дворе последнего русского монарха: «В 1902 г. воскреситель французского герметизма маг Папюс, настоящая фамилия которого д-р Анкосс, приехал в Петербург, где он скоро нашел усердных поклонников. В последующие годы его здесь видели неоднократно во время пребывания его большого друга знахаря Филиппа из Лиона; император и императрица почтили его своим полным доверием; последний его приезд относится к февралю 1906 г. И вот газеты, дошедшие к нам недавно через скандинавские страны из Франции, содержат известие о том, что Папюс умер 26 октября.» (Запомним, читатель, эту дату, чтобы лучше понять дальнейшее.) «Признаюсь, – сообщает дальше Палеолог, – эта новость ни на одно мгновение не остановила моего внимания; но она, говорят, повергла в уныние лиц, знавших некогда “духовного учителя”, как называли его между собой его восторженные ученики.
Госпожа Р., являющаяся одновременно последовательницей спиритизма и поклонницей Распутина, объясняет мне это уныние странным пророчеством, которое стоит отметить: смерть Папюса предвещает не больше и не меньше, как близость гибели царизма, и вот почему:
В начале октября 1905 г. Папюс был вызван в Санкт-Петербург несколькими высокопоставленными последователями, очень нуждавшимися в его совете ввиду страшного кризиса, который переживала в то время Россия. Поражения в Маньчжурии вызвали повсеместно в империи революционные волнения, кровопролитные стачки, грабежи, убийства, пожары. Император пребывал в жестокой тревоге, будучи не в состоянии выбрать между противоречивыми и пристрастными советами, которыми ежедневно терзали его семья и министры, приближенные, генералы и весь двор. Одни доказывали ему, что он не имеет права отказаться от самодержавия его предков и убеждали не останавливаться перед неизбежными жестокостями беспощадной реакции; другие заклинали его уступить требованиям времени и лояльно установить конституционный режим. В тот самый день, когда Папюс прибыл в Санкт-Петербург, Москва была терроризирована восстанием, а какая-то таинственная организация объявила всеобщую железнодорожную забастовку.
Маг был немедленно приглашен в Царское Село. После краткой беседы с царем и царицей, он на следующий день устроил торжественую церемонию колдовства и вызывание духов усопших. Кроме царя и царицы на этой тайной литургии присутствовало одно только лицо: молодой адъютант императора капитан Мандрыгка, теперь генерал-майор и губернатор Тифлиса. Интенсивным сосредоточием своей воли, изумительной экзальтацией своего флюидического динамизма духовному учителю удалось вызвать дух благочестивейшего царя Александра III; несомненные признаки свидетельствовали о присутствии невидимой тени.» (Эта фраза в дневнике высокопросвещенного французского посла-масона замечательна: авт.)
«Несмотря на сжимавшую его сердце жуть, Николай II задал отцу вопрос, должен он или не должен бороться с либеральными течениями, грозившими увлечь Россию. Дух ответил:
«Ты должен во что бы то ни стало подавить начинающуюся революцию; но она еще возродится и будет тем сильнее, чем суровее должна быть репрессия теперь. Что бы ни случилось, бодрись, мой сын. Не прекращай борьбы.
Изумленные царь и царица еще ломали голову над этим зловещим предсказанием, когда Папюс заявил, что его магическая сила дает ему возможность предотвратить предсказанную катастрофу, но что действие его заклинания прекратится, лишь только он сам исчезнет “с физического плана”. Затем он торжественно совершил ритуал заклинания. И вот с 26 октября маг Папюс исчез “с физического плана”; и действие его заклинания прекратилось. Значит – скоро революция!»
Дневник французского посла не случайно опубликован в России уже при Советсой власти в 1923 г. Он был доступен узкому кругу лиц, захвативших власть в стране, и демонстрировал им “чудо” в то время, когда революционный народ, руководимый “кочевыми демократами”, в неистовой борьбе со всякими “чудесами” бездумно крушил основы своей духовной культуры. И почему-то особая ненависть “кочевых демократов” была к Пушкину. Именно Пушкина они предлагали сбросить с корабля современности. Благодаря их усилиям были сожжены не только Тригорское, Петровское, связанные с именем великого поэта, но и Михайловское. Об этом недавно поведал бывший директор пушкинского заповедника С.С.Гейченко. На вопрос корреспондента “Правды”: “Кто же это делал?” – Гейченко уклончиво ответил: “Всякие провокаторы и подстрекатели, чтобы обвинить большевиков в том, что они уничтожают все святое” (“Правда”, 6.10.89г. “Осмысливая связь времен”).
Кто эти провокаторы – мы уже знаем. Куда интереснее вопрос – для чего они это делали?
“Домик в Коломне”, как и многие другие произведения Пушкина, особенно “болдинского периода” – несут в своем содержании долговременные прогнозы развития России, изложенные в образной форме. Монопольное право на владение прогнозом – это и монопольное право на сотворение “чуда” в глазах непосвященных. Ничего “чудесного” в смысле противоестественного в Мире не бывает: если кто-либо длительное время демонстрирует окружающим “чудо”, то это значит, что он монопольно владеет неким “ноу-хау” (знаю как). Чудо мгновенно перестает быть “чудом”, как только ликвидируется монополия на эксплуатацию “ноу-хау”.
Самого Пушкина и все, что с ним связано, “кочевые демократы” пытались уничтожить сразу после революции только потому, что он своим творчеством нарушал монополию на “чудо”, так как по уровню своего понимания процессов, происходящих в обществе, был выше уровня понимания масонства и сил, стоящих за его спиной. И поскольку сразу это не получилось (народ отстоял своего Первого Поэта и даже потребовал переиздания его произведений), то эти силы начали искажать, извращать все, написанное Пушкиным, чтобы лишить народ возможности подняться на столь высокий уровень понимания.
А для опасений за свою монополию на “чудо” у этих сил были все основания. Ну что могут значить рекламируемые Палеологом прогнозы Папюса о скором крахе монархии в России по сравнению с теми прогнозами, которые дал Пушкин в “Домике в Коломне” или в “Золотом петушке”? Французские масоны владели “ноу-хау” в рамках десятилетий, прогнозы Пушкина выходят за рамки столетий. Более высокий уровень понимания процессов, происходящих в мире, позволил ему предсказать не только отдельные частности, но и глобальные исторические явления. Падение монархии в России – частность, всего лишь смена образа правления. Падение православной идеологии и замена ее идеологией, сформировавшейся вне духовной личности народов России вообще и русского народа в частности, – это глобальное историческое явление. Осуществить его в масштабах такой страны, как Россия, были способны лишь такие силы, которые глубже всех остальных сил, действующих на исторической арене, понимают методологию. Именно эти силы обычно формируют концепцию развития любой страны, остальные, как правило, являются лишь игрушкой в их руках. И величайшей заслугой Пушкина является не только глубокое проникновение в тайну тайн их адской кухни, но прежде всего умение передать в образной форме потомкам и секреты кухни, и секреты кухарок.
Стряпуха, возвратясь из бани жаркой,
Слегла. Напрасно чаем и вином,
И уксусом, и мятною припаркой
Ее лечили. В ночь пред Рождеством
Она скончалась. С бедною кухаркой
Оне простились. В тот же день пришли
За ней, и гроб на Охту отвезли.
(Октава 41)
Первая мировая война, в которую через долги была втянута монархия, а затем две революции и последовавшая за ними Гражданская война, по меткому выражению поэта, действительно были для России “баней жаркой”. Пушкин прекрасно знал православные обряды, по которым в день смерти никогда никого на Руси не хоронили. Другими словами, он хотел показать, что это аллегория, символ и что речь идет о смерти и похоронах не обычной старушки, а Православия – стряпухи Феклы.
Так “угадал” Пушкин. А как было на самом деле? Воспользуемся снова дневником Мориса Палеолога, который, будучи свидетелем захоронения жертв революции (Февральской), запишет 5 апреля 1917 г.:
«Сегодня с утра огромные, нескончаемые шествия с военными оркестрами во главе, пестря черными знаменами, извивались по городу, собрав по больницам двести десять гробов, предназначенных для революционного апофеоза. По самому умеренному расчету число манифестантов превышает 900 тысяч. А между тем ни в одном пункте по дороге не было беспорядка или опоздания. Все процессии соблюдали при своем образовании, в пути, при остановках, в своих песнях идеальный порядок…
Но что больше всего поражает меня, так это то, что не достает церемонии: духовенства. Ни одного священника, ни одной иконы, ни одного креста. Одна только песня: Рабочая Марсельеза. (Масон Палеолог, который, по его собственным признаниям, беззастенчиво вмешивался во внутреннюю и внешнюю политику Романовых, восторгается организацией похорон и невольно выбалтывает кое-что об организаторах: авт.).
С архаических времен Святой Ольги и Святого Владимира, с тех пор, как в истории появился руский народ (?: авт.), впервые великий национальный акт совершается без участия церкви. Вчера еще религия управляла всей публичной и частной жизнью; она постоянно врывалась в нее со своими великолепными церемониями, со своим обаятельным влиянием, с полным господством над воображением и сердцами, если не умами и душами. Всего несколько дней тому назад эти тысячи крестьян, рабочих, которых я вижу проходящими теперь передо мной, не могли пройти мимо малейшей иконы на улице без того, чтобы не остановиться, не снять фуражки и не осенить грудь широким крестным знамением. А какой контраст сегодня?» Здесь Палеолог лжет. Русский народ появился задолго до Святой Ольги и до акта крещения Руси. Делает он это по недомыслию или вероломно – вопрос второстепенный. В остальном он точен и его записи лишь подтверждают пушкинский прогноз:
29 марта 1917 г. «С момента крушения царизма все митрополиты, архиепископы, архимандриты, игумены, архиереи, иеромонахи, из которых состояла церковная клиентела Распутина, переживают тяжелые дни. Везде им пришлось увидеть, как против них восставали не только революционная клика, а еще и их пасомые, часто даже их подчиненные.» Если бы автор дневника был до конца последователен и честно написал, что за спиной церковной клиентелы Распутина стоял еврейский банкир Симанович, который отчитывал “провидца”, как мальчишку, когда тот выходил из-под контроля (Ист.47), то картина была бы действительно полной.
Почему же Палеолог “не заметил” факт, известный двору и всему дипломатическому корпусу? Ответ в самом дневнике:
7 февраля 1916 г. Председателем Совета министров назначается Штюрмер, немец (67 лет), по рекомендации Распутина, и тут же «Штюрмер назначил управляющим своей канцелярии Манасевича-Мануйлова. Назначение скандальное и знаменательное.
Я немного знаком с Мануйловым… главным информатором “Нового времени”, этой самой влиятельной газеты… Но я его знал и до моего назначения посланником. Я с ним виделся около 1900г. в Париже, где он работал как агент охранного отделения, под руководством Рачковского, известного начальника русской полиции во Франции. Мануйлов – субъект интересный. Он еврей по происхождению; ум у него быстрый и изворотливый; он – любитель широко пожить, жуир и ценитель художественных вещей; совести у него ни следа. Он в одно время и шпион, и сыщик, и пройдоха, и жулик, и шулер, и подделыватель, и развратник – странная смесь Панурга, Жиль Блаза, Казановы, Робера Макэра и Видока. “А вообще, – милейший человек”.
В последнее время он принимал участие в подвигах охранного отделения; у этого прирожденного пирата есть страсть к приключениям и нет недостатка в мужестве. В январе 1905 г. он, вместе с Гапоном, был одним из главных инициаторов рабочей демонстрации, использованной властями для кровавой расправы на Дворцовой площали. Несколько месяцев спустя, он оказался одним из подготовителей погромов, пронесшихся над еврейскими кварталами Киева, Александровска и Одессы. Он же, как говорят, брался в 1906 г. за организацию убийства Гапона, болтовня которого становилась неудобной для охранного отделения.»
Итак, если восстановить недостающее звено Распутин-Симанович, то круг, свернувший шею монархии Романовых, замыкается. А.Симанович давит на Распутина, чтобы тот добился от царя назначения Председателем Совета министров Штюрмера, Штюрмер назначает еврея Манасевича управляющим канцелярии Совета министров, а в действительности всем процессом разложения монархии управляет еврейский капитал. В критическую минуту монархия не сможет опереться на свой идеологический аппарат – Церковь, и этот факт Палеолог точно зафиксирует в дневнике 13 февраля 1916 г.:
«Отставной министр Кривошеин говорил мне вчера с отчаянием и с отвращением: “Делаются вещи отвратительные. Никогда не падал Синод так низко… Если кто-нибудь хотел бы уничтожить в народе всякое движение к религии, всякую веру, он лучше не мог бы сделать… Что вскоре останется от православной церкви? Когда царизм, почуяв опасность, захочет на нее опереться, вместо церкви окажется пустое место… Право, я сам порой начинаю верить, что Распутин антихрист.»
Из целостного анализа содержания дневника, а также его намеренных “упущений” можно понять, что мера понимания французского посла процессов, происходящих в предреволюционной России, была выше меры понимания как отставных, так и действующих министров царского правительства, и потому, в отличие от Кривошеина, Палеолог хорошо знал подлинного антихриста. А целостный анализ “Домика в Коломне” показывает, что мера понимания Пушкиным процессов,происходящих в мире и в России в начале 19 века, была много выше меры понимания французского посла в начале 20 века.
Стряпуха Фекла скончалсь у Пушкина в ночь перед Рождеством. Что это, случайность?
Русcкая нация сформировалась задолго до введения христианства на Руси, отмечает академик Б.А.Рыбаков (Ист.49). Христианство, как идеологическая форма, навязанная народу со сложившимся мировоззрением о целостности мира, не могло служить выражением его духовной личности. Христианские эмиссары, осуществлявшие духовную экспансию на Русь, понимали, что прививка новых идеологических форм на зрелом стволе духовной личности народа может проводиться успешно лишь при “культурном” паразитировании на животворящих духовных соках, идущих от корней самого дерева. Поэтому пришедшее из Византии христианство в процессе духовной экспансии вынуждено было опереться на многие древние языческие обряды, культы и праздники, включив их в свои “канонические” ритуалы. Отсюда, как признают многие светские и богословские ученые, русское православие сформировалось как языческо-христианское “двоеверие” (Ист.50, с.118, с.849). “Византийское христианство не устранило славянское язычество из сознания и повседневного обихода народов нашей страны, а ассимилировало его, включив языческие верования и обряды в свой вероисповедно-культовый комплекс”, – отмечает профессор Гордиенко Н.С. (Ист.51, с.99-100). Соглашаясь в принципе с этими мыслями автора, мы считаем, что здесь несколько по иному следует расставить исторические акценты. Цельность мировосприятия наших предков, формировавшаяся их неосознанной диалектичностью, не только преодолела многие христианские догмы, т.е. по существу “оязычила” христианство, но и сохранила жизнеспособность древнерусского язычества, не утратившего исторической перспективы ни в социальном, ни в политическом плане. С другой стороны, наличие “двоеверия” служило постоянным источником многих расколов внутри самой Православной церкви и неизбежно должно было послужить одной из серьезных причин самого страшного раскола в духовной жизни русского народа, которым в конечном счете обернулась для нас Гражданская война начала 20 века.
Пушкин не мог пройти мимо столь серьезного вопроса, от решения которого во многом зависело будущее России и судьба русского народа. И следует признать, что ум поэта здесь действовал не как “пророк”, а как “строгий историк”, глубоко анализирующий общий ход вещей.
Так мы видим, что “Домик в Коломне” стоял у Покрова. Покров как религиозный символ имеет двойной смысл. Первый – языческий, связанный с первым снегом, укрывающим землю от морозов. Отсюда Покров – первое зазимье. Второй – вошедший в сознание людей через использование языческих поверий – с церковью, как Покров-заступничество, защита. Отсюда Покров – христианский праздник Пресвятой Богородицы. Народные пословицы, несущие в себе из глубин исторического прошлого народную мудрость, обеспечивая единство формы и содержания информации, в целостности сохраняют и языческую, и првославную трактовку религиозных понятий.
“Не покрыл Покров, не покроет и Рождество”.
Пушкину такая информация была доступна, французскому послу – нет. Отсюда мера понимания Пушкина выше, а изложение поэтом событий, о которых мы прочли в дневнике Палеолога, точнее и опрятнее. Из примечания к поэме мы узнаем, что на Охте хоронили только бедных. Словами “гроб на Охту отвезли” Пушкин хотел показать, что религия (идеология) для бедных – не всегда религия самых бедных. В 35 и 36 строфах он дает образную картину религиозности интеллигенции (графини) и народа (Параши).
Входила в церковь с шумом, величаво;
Молилась гордо (где была горда!).
Это об интеллигенции; Параша же
Молилась Богу тихо и прилежно
И не казалась им развлечена.
Смиренье в ней изображалось нежно.
Пушкин понимал, что если смирение долгое время изображается нежно, то при определенных условиях, например, после “бани жаркой” подлинное отношение к формам, навязанным извне, может выразиться в резко отрицательном виде. Отсюда у поэта 42-я октава начинается:
Об ней (Фекле: авт.) жалели в доме,
всех же боле Кот Васька.
Все, конечно, помнят знаменитую басню И.А.Крылова “Кот и повар”, но, может, многие подзабыли, что написанная русским Эзопом незадолго до начала войны с Наполеоном басня выражала убеждение патриотических кругов в необходимости принять срочные меры против угрозы вторжения Наполеона в Россию. Крыловский “повар” и пушкинская “кухарка” несут различную символику. У Крылова “повар” – царь, долго занимавшийся укорами Кота-Наполеона.
Ах ты, обжора! Ах, злодей!
Тут Ваську повар укоряет.
У Пушкина “стряпуха” – идеология, задача которой, облекая в привлекательные лозунги концепцию развития страны, помогать правительству вести народ на решение национальных и государственных задач. Отсюда вдова в “Домике в Коломне”, взяв в услужение со стороны другую кухарку, Мавру, наставляет ее:
Ходи за мной, за дочерью моей.
Но вторжение может идти как открыто, с помощью оружия (Наполеон, Гитлер), так и скрытно – “Вторжение без оружия” (см. книгу В.Я.Бегуна, изд. 1985 г., а также Пятикнижие: Исход, Числа), т.е. методом “культурного сотрудничества”. Отражение агрессии, идущей по второму способу, много сложнее, ибо в данном случае агрессор выступает под лозунгами борьбы за “социальную справедливость”. Однако, разделавшись под влиянием этих лозунгов со своими национальными эксплуататорами, жертва агрессии вдруг обнаруживает на их месте вечных странников революционной перестройки мира. Естественно, жертва агрессии желает довести борьбу за социальную справедливость до победы, но тут ей говорят “Стой!” и старательно объясняют, в чем состоит разница между “социальной справедливостью” и “социальной завистью”.
У Пушкина нет ни единого слова, не работающего на основное содержание поэмы. Поэт был уверен, что басню Крылова “Кот и Повар” вспомнят, раз в поэме есть упоминание о ее главном герое. А если вспомнят, то непременно прочтут мораль-нравоучение:
А я бы повару иному
Велел на стенке зарубить:
Чтоб там речей не тратить по-пустому,
Где нужно власть употребить.
Прежде чем власть употребить, надо ее иметь. Вдова-“монархия Романовых” перед Февральской революцией власти практически лишилась и этому процессу в значительной мере способствовала стряпуха Фекла через приобщение ко двору Григория Распутина. В примечаниях к дневникам А.Вырубовой читаем: “Вскоре после первого появления Распутина в Петербурге в начале 1900г., он был введен архимандритом Феофаном, духовником императрицы Александры Федоровны, в общество благочестивых великосветских клиентов последнего, в том числе и к великому князю Николаю Николаевичу, который был усердным почитателем Распутина. Но постепенно произошло охлаждение, и Николай Николаевич перестал принимать “старца”. В 1914г. Николай Николаевич уже настаивал перед царем на удалении Распутина, что “старец” никогда не мог ему простить и после чего стал распротранять слух о том, что Николай Николаевич мечтает о короне” (Ист.52).
Григорий Ефимович Распутин (настоящая фамилия Новых) был из простых крестьян села Покровского, Тюменского уезда, Тобольской губернии. По своим религиозным убеждениям он тяготел к “хлыстовщине”, которая по сути была искажением древнеязыческих “русалий” (Ист.53, с.141-142). Вообще появление при дворе подобных личностей было не внове. Так (Ист. 53, с.141, 142) отмечается, что в период правления Александра I “духовный свет ловили отовсюду, откуда бы он не шел, и министр просвещения Голицын принимал в Зимнем дворце Татаринову, главу секты хлыстов, и присутствовал при их священной пляске, в то время как царь в письме к одному отцу семейства ручался, что во всем этом нет ничего противного религии.”
Таким образом, из мемуаров Симановича, Вырубовой и Палеолога можно сделать вывод о том, что Распутин вполне вписывается в портрет “стряпухи Феклы”, т.к. он стремился быть “добрым” для всех, но особенно считал необходимым быть добрым к евреям, т.к. с его “потенциальным антисемитизмом” усердно боролся тоже “добрый” его наставник – еврейский банкир Симанович. В данном случае “агрессор” выступает в роли “прогрессора” (Смотри А.Стругацкий, Б.Стругацкий “Жук в муравейнике”, “Трудно быть богом”).
Удивительны по глубине содержания пушкинские образы-символы. Они позволяют одновременно заглянуть в будущее и лучше познать прошлое. Причины болезни и кончины стряпухи Феклы после “бани жаркой” были заложены в самой природе Православия – двоеверии. Об этом подробно изложено в монографии академика Б.А.Рыбакова в главе “Дом в системе языческого мировоззрения”. Наши предки-язычники были по своей духовной культуре более “интеллигентны”, чем мои современники, если под интеллигентностью понимать созидательное, а не разрушительное разрешение естественных пртиворечий жизни. Так, например, они поклонялись не только душам умерших родичей, в чем церковь не может видеть ничего вредного и недозволенного, но и занимались сложным обрядом ублаготворения мертвецов-навий, т.е. чужих, враждебных мертвецов, которых церковь причисляла просто к “бесам”. Б.А.Рыбаков приводит и комментирует два древнерусских поучения ХIII и ХIV веков против язычества, в которых с достаточной подробностью описываются многочисленные языческие обряды, которые производились в русских домах спустя три-четыре столетия после введения христианства. И вот что интересно: “По отношению к такой опасной нечисти, как эти навьи-вампиры, применялась двоякая тактика: их нужно было или отпугнуть, отогнать колдовскими заклинаниями и символами, или же умилостивить, ублаготворить как нежданного гостя в старинной сказке: в баньку сводить, за стол посадить…
В страстной четверг для зловредной нечисти, названной в поучении бесами, гостеприимно топили баню. После мытья в бане души мертвецов, проявивших там свою сущность (трепыхание в золе и куриные следы), приступали к заготовленной для них роскошной скоромной трапезе с мясом, сыром, ритуальным печеньем, хмельным медом и пивом. (Отсюда пушкинское: “Напрасно чаем и вином, и уксусом, и мятною припаркой ее лечили.”). Выбор бани, как места встречи навий, еще раз убеждает нас в том, что представления о навьях (мертвецах вообще, чужих, враждебных мертвецах) резко отличны от культа предков, родных, “дедов”. Предков угощали, и с ними общались или дома, в красном углу под иконами, или же на кладбище у домовины реального предка. Предков встречали в воротах усадьбы. Навий же встречали в бане.” (Ист.49, с.514, 515).
“Повсюду на Севере, – пишет этнограф С.А.Токарев, – баня считалась нечистым местом. В ней не вешали икон, а когда шли туда мыться, снимали с шеи кресты. Баня – излюбленное место для нечистой силы, о проделках которой ходили страшные рассказы.” (Ист.55, с.98).
Христианство в лице Православия тысячу лет боролось с язычеством, стараясь преодолеть в самом Православии его ненадежную основу – двоеверие. Однако вульгарное понимание диалектики учеными богословами (борьба двух противоположностей до полного уничтожения одной из них) лишь предопределило сам исход этой борьбы, который Пушкин (подлинный диалектик) так образно и поэтически отразил в своей “шуточной” повести. Что и говорить, шутил наш гений “довольно крупно”.
Примечания:
1.“Отсебятина” по В.Далю: “Слово К.Брюллова: плохое живописное сочинение, картина, сочиненная от себя, не с природы, самодурью”.
- 2. Исключения составляет “Сказка о царе Салтане”. Закончена 29 августа 1831 г. в Царском Селе / ист.7,с.262 /. По Томашевскому дата окончания этой сказки – 29 августа 1830 г. / 12 /. Непонятно,он “просто врет, иль врет еще сугубо?”
- 3. Еврей Григорий Перетц, связанный, по свидетельству Я.Д.Бауман, с кланом Ротшильдов, умышленно оклеветал перед Николаем I полковника Ф.Н.Глинку, героя войны 1812 г., который , как и Пушкин, разобравшись в подлинных целях масонства, вышел из ложи “Избранного Михаила” задолго до выступления декабристов. / 18 / .
- 4. C этими “красавцами” мы всретимся потом ,в “Домике в Коломне”:
У нас война! Красавцы молодые
Вы хрипуны / но хрип ваш прумолк /,
Сломали ль вы походы боевые?
Видали ль в Персии ширванский полк?
И далее характеристика:
Уж люди! Мелочь, старички кривые
А в деле всяк из них, что в стаде волк!
Все с ревом так и лезут в бой кровавый:
Ширванский полк могу сравнить с октавой.
Почему ширванский полк сравнивает с октавой, будет показано ниже.
Ист. 9 . Октава IV. / .
- 5. Трехэтажный лозунг “Свобода, равенство, братство!” впервые был избран девизом тайной масонской ложи “Felix liberate”, учрежденной в Голландии в конце 18 века, и только после вступления французских войск в Голландию он стал всеобщим. / 19 /.
Этот лозунг имеет двойной смысл, Для посвященных ,мастеров масонских лож, а также масонов более высоких ступеней он является олицетворением трехэтажного здания – основы масонской иерархии.
- 6. Определенная связь пушкинской музы с поэззией А.Шенье прослеживается и в главном предмете нашего исследования. Шестая октава “Домика в Коломне” – одна из самых глубоких и содержательных строф предисловия – напоминает нам об этом:
Но возвратиться все ж я не хочу
К четырехстопным ямбам, мере низкой…
С гекзаметром… О, с ним я не шучу;
Он мне не в мочь. А стих александрийский ?
Уж не его ль себе я залучу?
Извилистый, проворный , длинный , склизкий,
И с жалом даже точная змея;
Мне кажется, что с ним управлюсь я .
/Ист. 9 , c. 454 /
У Томашевского эта строфа изъята из предисловия и перенесена, как было отмечено выше, в раздел “ранних редакций”. Ниже, в анализе двадцати двух октав предисловия, мы разгерметизируем содержание шестой октавы.
- 7. Речь идет о масонской ложе “Овидий”, учредителем и председателем которой был бригадный генерал Павел Сергеевич Пущин, которому Пушкин посвятил экспромт, говорящий об его отношении к масонам:
И скоро, скоро смолкнет брань
Средь рабского народа,-
Ты молоток возьмешь во длань
И воззовешь: “Свобода!”
Хвалю тебя, о верный брат,
О каменщик почтенный!
О Кишинев, о темный град!
Ликуй, им просвещенный.
/ Ист.16, с.304/
- 8. Борьба Иакова с самим собой.
- И остался Иаков один. И боролся Некто с ним до появления зари; 25. и, увидев, что не одолевает его, коснулся сустава бедра у Иакова, когда он боролся с Ним; 26. И сказал /ему/: отпусти Меня, ибо взошла заря. Иаков сказал: не отпущу Тебя, пока не благословишь меня. И сказал: как имя твое? Он сказал: Иаков. 27. И сказал /ему/: отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль, ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь. /Ист. 26. Книга Бытия, гл.32, с.24-28/.
- 9. Пушкин всегда поражает точностью и опрятностью не только мысли, но и слова. Представьте эти строки в другой трактовке:
И часто я украдкой убегал
В совершенный мрак чужого сада.
Не звучит? А почему? Ниже, на конкретном примере из “творчества” наших пушкинистов, мы покажем, почему “совершннный мрак” звучит нелепо. Впрочем, недавно вновь прошумевший еврейский авангардист Малевич создал идеальный образец “совершенного мрака” в виде пресловутого “черного квадрата”. И вновь пресса, как уже было во времена “Пролеткульта”, восторженно заливалась славословием “уходу” от реальности в область “непостижимых” фантазий, а телевидение даже не стеснялось показывать пустующие залы выставки “авангарда”, где комментатор, привычно картавя, пел дифирамбы самому сложному образцу р-революционного искусства – “черному квадрату”. Но комментаторов ведь тоже можно прокомментировать примерно так: “Благонамеренная глупость верноподданных идиотов всегда была продуктом питания вечных странников р-революционной перестройки”.