Оставшись один, Сухов готовится к последнему бою: занимает оборону над входом в крепость в недоступном для бандитов месте, одевает чистую белую гимнастерку и в это время камера показывает, как к нему наверх поднимается Лебедев.
«— Ну что, хранитель, женщины ушли? — спрашивает Сухов
— Я задержал их, — отвечает Лебедев, разворачивая перед Суховым то ли схему, то ли карту.
— Смотрите, это — подземный ход выходит к берегу моря. Его прорыли в эпоху саманидов; в последние 400 лет им никто не пользовался».
Этого эпизода в сценарии нет. Он появился в процессе съемок. Если же придерживаться содержания киноповести, то из её текста хорошо видно, что Сухов и без помощи Лебедева находит выход из критической ситуации:
«Сухов увидел, как во дворе Саид сел в седло своего коня и выехал из ворот музея.
Сухов смотрел ему вслед, пока он не скрылся за барханами. Теперь Сухов почувствовал, что остался совсем один. Лебедев был не в счет. Он взял свой «сидор», лежавший рядом с пулеметом, достал из него чистые портянки и рубаху. Переобулся, переоделся и, укрепив на доске осколок зеркала, начал бриться. Брился он тщательно, не спеша, думая о своей Катерине Матвеевне.
Сухов что-то вспомнил и, не добрив одну щеку, схватил пулемет и побежал вниз.
Пробежал через площадь по узким улицам Педжента и остановился у нефтяных баков. В упор он дал по одному из баков несколько очередей, осмотрел следы от пуль и побежал обратно».
Если придерживаться ключей к иносказанию, согласно которым пулемет — оружие второго (исторического) приоритета, то “выпавший” (или изъятый?) из фильма эпизод киноповести на уровне второго смыслового ряда указует на некое важное обстоятельство, ставшее известным сталинизму после изучения глобального исторического процесса и осознания подлинного места в нём истории России. На основе такого понимания сталинизм и должен был руководствоваться при принятии решения о путях выхода из критической ситуации. Но в процессе киносъемок произошла корректировка не столько сценария, сколько вариантов матрицы развития Русской цивилизации, в результате чего и появился эпизод с подземным ходом.
Как по ходу сюжета вдруг возник “подземный ход, прорытый в эпоху Саманидов” да еще с «открытием» его хранителем музея, пожалуй мог бы ответить кто-то из участвовавших в съемках фильма, но вряд ли при этом он даже сегодня смог бы дать вразумительное пояснение по этому поводу, кроме банального: эпизод введен для занимательности сюжета.
Из содержания киноповести и дальнейших событий фильма становится ясно, что о подземном ходе знал и Абдулла. Этот факт — свидетельство связи местного знахарства с библейским. Из сюжета фильма почему-то выпал важный эпизод, имеющийся в начале киноповести, в котором Абдулла уходит из Черной крепости (а не из Старой как в фильме) от Рахимова через “подземный ход”.
«Саманиды, династия правителей Мавераннахара (Средняя Азия) в 819 — 999 гг. Основатель династии — Саман-худат. Государство Саманидов (875 — 999) в Средней Азии со столицей в Бухаре, образовалось после распада Арабского халифата и объединило в первой половине Х века значительную часть территории Средней Азии. Период экономического и культурного подъема до конца Х века».[1]
Другими словами, Лебедев приглашает Сухова принять участие в каком-то событии, хронологически связанным с эпохой «саманидов». Таким событием на Руси, оказавшим сильнейшее влияние на всю последующую историю Русской цивилизации, несомненно является введение христианства, разрушившее сначала мировоззренческое единство русичей, а спустя двести лет и территориальное единство Руси. В связи с этими событиями можно говорить о первой «великой смуте» на Руси, завершившейся утратой концептуальной самостоятельности и монголо-татарским игом. Поскольку в сообщении Лебедева о “подземном ходе” говорится, что “последние четыреста лет им никто не пользовался”, то хронологически это событие может быть связано со второй «великой смутой», завершившейся вторжением поляков в Московскую Русь и фактически тоже утратой на какое-то время независимости. Другими словами, можно говорить, что введением в фильм сюжета, связанного с «подземным ходом», национальное знахарство еще в 70-е годы ХХ столетия было использовано (скорее всего в обход сознания) Глобальным Предиктором в организации в России очередной «великой смуты». О том, что использовано оно было в обход сознания, говорит факт гибели Лебедева от руки Абдуллы.
Такое понимание второго смыслового ряда фильма подтверждает и сюжет киноповести. Согласно ему Сухов постоянно демонстрирует качество, свойственное схеме управления «предиктор-корректор» (предуказатель-поправщик), в которой обратные связи замыкаются не на уже свершившиеся события, а на те тенденции, которые могут привести к этим событиям; иными словами часть обратных связей замыкается не через настоящее и прошлое, а через будущее. Соответственно этому Сухов — олицетворяет собой и Внутренний Предиктор, возобновивший свою зримую деятельность в Русской цивилизации. Поэтому в киноповести Сухов постоянно упреждает действия Абдуллы и его «людей» (прием с часами после купания; сцена взятия Абдуллы в заложники; уход из Педжента до его блокады). В фильме же он на какое-то время утрачивает это качество и попадает в ситуацию, контролируемую библейским знахарством. Расхождение сюжетной линии фильма и сценария в этом эпизоде — указатель наличия концептуального двоевластия в стране еще в 70-х годах. Поэтому так важно правильное понимание в иносказании “Белого солнца пустыни” символа “подземный ход”.
Не нарушая целостности содержания второго смыслового ряда фильма и внимательно исследуя тысячелетнюю историю России, можно довольно точно определить социальное явление, обозначенное символом “подземный ход”. Это — “великая смута”.
Посредством “великой смуты” библейскому знахарству удалось навязать национальной “элите” идеалистический атеизм в форме исторически сложившегося христианства, что и позволило ему развалить мировоззренчески единую Великую Русь Святослава. Потом был период почти двухсотлетних княжеских междоусобиц, завершившихся монголо-татарским игом. Ровно 1000 лет спустя с “великой смуты” начался развал второй державы мира — СССР на ряд сувенирных “государств”. Как и тысячу лет назад, эта смута была навязана народам многонациональной страны вопреки интересам трудящихся алчными национальными “элитами”. И в том, и в другом случаях “великая смута” не могла обойтись без участия национального знахарства.
В связи с этим следует отметить, что в первых картинах фильма Лебедев (по умолчанию) заодно с бандитами; по крайней мере, он не предупредил Сухова об опасности, когда тот привел женщин в Педжент, хотя и знал: люди Абдуллы ждут его там. Появление же людей Абдуллы в Педженте — иносказательное указание на то, что Абдулла также, как и Сухов, обладает качеством предикции (предсказания), замыкая обратные связи в процессе управления не на свершившиеся события, а на тенденцию к их свершению[2]. Возвратившись в Педжент после своего чудесного избавления из бандитского плена, Сухов не встретил теплого приема со стороны Лебедева. Что же заставило национальное знахарство пойти на «культурное сотрудничество» с большевизмом и какова цена «спасительного» совета?
В конце ХХ столетия жидо-масонские кланы дали местным коллаборасионистам понять: мы в ваших услугах больше не нуждаемся. Напомним еще раз заявление Эдуарда Тополя “Мы впервые за 1000 лет взяли власть в этой стране”[3]. Это означало, что в условиях ущербности официальной идеологии и при всеобщем среднем образовании в Советском Союзе основная масса людей была выведена из-под влияния всех идеологических догм. В результате в народах СССР появилось стремление подняться с третьего приоритета обобщенных средств управления — идеологического, на второй — хронологический. Хорошим доказательством этой тенденции и служил тот факт, что самым читаемым писателем во всех слоях общества в годы “застоя” был В.С.Пикуль, автор многочисленных эссе и романов на исторические темы. Опасение потерять монополию на владение обобщенным оружием — средствами управления первого — мировоззренческого приоритета, подтолкнуло национальное знахарство в третий раз за тысячелетнюю историю России ввергнуть народы многонациональной страны в “великую смуту”, что внешне выглядело как оказание помощи большевизму.
Замечание Лебедева по поводу того, что “подземным ходом” 400 лет никто не пользовался, имеет историческую привязку ко временам завершения династии Рюриковичей и смуты начала ХVII века. Тогда российская монархия еще опиралась в своей управленческой деятельности на старообрядчество (хотя и не было тогда еще такого слова). То, что позднее стало называться «старообрядчество» в XVI веке было национальной великорусской ветвью исторически реального христианства, в котором русское народное жречество перемалывало первую волну экспансии библейского расового паразитизма[4] в Русскую цивилизацию. Этот процесс был прерван доведением до абсурда реформ, начатых при начале царствования Ивана Грозного, в результате чего к концу его царствования страна впала в затяжной кризис управления, приведший к смуте в начале XVII века. Об этом свидетельствуют даже не столько сами реформы при начале царствования Ивана Грозного, сколько реакция на них “просвещенного” Запада. Спустя непродолжительное по историческим масштабам время, после пресечения династии Рюриковичей, уже в процессе выхода государства из смуты русское жречество — в период подъема национального духа — имело шанс размежеваться с глобальным библейским знахарством на зыбкой почве идеалистического атеизма, но вместо этого оно обрекло себя на жалкую участь национального знахарства. Проявилось это двояким образом: с одной стороны, оно допустило возникновение никонианства — как формы обрядоверия правящей “элиты” нового государства; с другой стороны, оно не смогло возглавить староверие, вследствие чего возникло «старообрядчество» — как форма обрядоверия неграмотного, закабалённого простонародья. Истинной вере Богу людей не учила ни та, ни другая ветвь, а вследствие их господства над умами жречество ушло в тень жизни общества, занималось «своими» делами и во многом под влиянием «своих» дел выродилось в знахарство, занятое большей частью бытовым колдовством, «народной медициной» и прочим “костоправством”.
Долгие годы после смерти Сталина представители библейской концепции пытались вытравить из сознания народов СССР память о нем, не понимая, что результаты его деятельности объективно проявляются в непонятной западному обывателю новой нравственности советских людей и соответствующей ей культуре мышления.
Поэтому, когда Абдулла ворвался со своей бандой в крепость, из которой ушел с женщинами Сухов, слышится голос одного из бандитов:
— Их нет нигде.
На уровне второго смыслового ряда эта реплика может означать, что прежних народов, бездумно живущих по библейской концепции, действительно не существует, хотя внешне это не так очевидно. Российское жречество, выродившееся в знахарство и сотрудничавшее с библейскими оккультными кланами, хотело бы вернуть народы России если не в лоно библейской концепции управления (к которой у него особых претензий не было), то по крайней мере не допустить вхождения народов СССР в культуру, альтернативную ведически-знахарской культуре. В контексте такого понимания событий “подземный ход”, подсказанный Сухову Лебедевым, наряду с указанным ранее, имеет и другую не менее важную сторону, которая может быть раскрыта в качестве символа возврата в прошлое, что мы и наблюдаем в реальной действительности: рост влияния иерархии православной церкви, возвращение государственной символики, пришедшей в Россию из Константинополя (двуглавый орел).
Всё это — устойчивые при смене поколений атрибуты библейской концепции управления, которые не выходят за рамки понимания возможного хода развития событий библейским знахарством. Только этими обстоятельствами можно объяснить столь быструю “сообразительность” Абдуллы:
— Здесь должен быть подземный ход!
Концептуальная власть автократична, но не обязательно антинародна. Расширение социальной базы концептуальной власти до границ всего общества — истинная демократия. Ленин никогда не говорил такой глупости: «Каждая кухарка должна управлять государством».
Имелось в виду совсем другое:
«Каждая кухарка должна учиться умению управлять государством».
После революции 1917 года в России была уничтожена кадровая база управленческого корпуса, состоявшая в основном из дворянского сословия, буржуазии и купечества по причине её неспособности повысить качество управления на новом этапе развития производительных сил страны. Подготовка нового управленческого корпуса и расширение его кадровой базы на основе концепции, альтернативной библейской, требовало времени и выражения самой концепции в определенных лексических формах. Ни того, ни другого большевикам отпущено не было: три горячих войны и четвертая — холодная — с троцкизмом затрудняли решение этого важного вопроса. Глобальный Предиктор не мог не знать трудностей своего противника. После этого пояснения становится понятна содержательная сторона краткой реплики Абдуллы:
— Они не могли далеко уйти.
Но и коллаборасионизму, паразитирующему на национальной трагедии, рано или поздно приходит конец и в фильме эпизод с гибелью “хранителя музея” — указание российскому знахарству на то, что “впервые за 1000 лет взявшие власть в этой стране” больше в его услугах не нуждаются.
К Абдулле бандиты подтащили Лебедева с иконой и пустым сосудом в руках.
— Отпустите руку! Пустите, я говорю! — кричал хранитель музея. — Что за насилие?!
— Пусти его, Ахмед! — приказал Абдулла.
— Извольте немедленно прекратить грабёж. — потребовал Лебедев. — Никаких женщин здесь нет и мне о них ничего неизвестно.
Абдулла, не глядя на Лебедева, дважды выстрелил ему в упор прямо через деревянную икону, которую тот прижимал к животу. Лебедев, скрючившись, упал замертво[5].
Этот эпизод фильма иносказательно говорит о том, что жалкий бунт российского знахарства против оккультных библейских кланов под прикрытием атрибутов идеалистического атеизма обречен и бесславно закончится его информационной ликвидацией.
Известно, что Сталин регулярно “пропалывал” национальные “элиты”, бережно охраняя дружбу трудящихся всех национальностей. Это вызывало скрытое сопротивление у диссидентствующей либеральной интеллигенции и сочувствие у национальных толп. Такая политика, вызывающая порицание в “цивилизованном” мире, лишала местное знахарство монополии на знание и делало его (возможно не всегда осознанно) пособником толпо-“элитаризма” и противником сталинизма. Но подобная опека была эффективной только до тех пор, пока национальные толпы рассуждали по авторитету преданий и вождей. Освоение новой культуры мышления, разрушающей монополию на знание знахарских кланов, способствует превращению толпы в народ. Реально это стало возможным лишь в процессе изменения логики социального поведения, когда на смену веры человека в бога, которого нет пришла вера Богу[6], который есть.
Эпизод с молитвой женщин после побега Абдуллы из плена на уровне второго смыслового ряда указует на завершение этапа (еще не до конца осознанного) преодоления народами СССР — России материалистического атеизма с обращением их непосредственно к Богу.
[1] Большая Советская Энциклопедия.
[2] См. Пояснение принятой терминологии. Внутренний Предиктор СССР.
[3] “Аргументы и факты”, № 42, 1999 г.
[4] Вторая волна библейского расового паразитизма — никонианство, после раскола 1653 года; третья — марксизм.
[5] См. Приложение 1.
[6] «Путь промысла Его не ведом потому, что вера есть в Него, но веры нет Ему» — строки из стихов современного сибирского поэта В.Гусельникова.