На 38-м листе пушкинской тетради N 2368, где рукой поэта нарисованы ворота, крепостной вал и виселица с пятью повешенными, есть надпись “И я бы мог, как шут на…” (Ист.27). Рисунок повторяется дважды: вверху и внизу листа. На нижнем рисунке эшафота шестая фигурка явно убегает от виселицы, и потому рисунок этот глубоко символический. Пушкин не только не писал, но и не рисовал ничего напрасно. Известно, что смерть на виселице всегда была казнью позорной. Сложить голову на плахе во все времена считалось делом более героическим, а повешенный болтается как шут.

Декабриста И.Д.Якушкина, видимо, покоробила эта надпись, и он слово шут в 1884г. в своем труде о декабристах (Ист.27, с.529) заменил на “тут“, сделав из глубоко-символической пушкинской надписи разъяснение, схожее с теми, что обычно давались к примитивно-лубочным картинкам, которые всегда начинались словами: “тут изображено” и т.д. Графический метод исследования показал, что Пушкин нигде “т” как “ш” не писал.

 

То, что многие и в прошлом, и в настоящем пытались прочесть Пушкина применительно к своему пониманию действительности, – беда невелика. Плюрализм мнений допустим, однако Мир познаваем и целостен, следовательно, истина всегда одна. Время – лекарь добросовестный; с его помощью ложные мнения отваливаются от живого тела истины, как отболевшая и омертвевшая короста, и тогда ложное прочтение пушкинских творений – это всего лишь беда “непонимающих“. Но то, что Пушкина полтора столетия искажают в угоду конъюнктуре момента, – это уже не беда, а вина “непомнящих родства своего”.

 

Искажение декабристом И.Д.Якушкиным пушкинской надписи скорее шло из его непонимания Пушкина, о чем он говорит в своих воспоминаниях о первой их встрече: “Пушкин был чрезвычайно неловок в обществе, корчил иногда лихача, причем рассказывал про себя отчаянные анектоды, и все вместе выходило как-то очень пошло” (Ист.27, с.523). Однако полвека спустя слово Пушкина сильно прибавило в весе, и, видимо, Якушкин убедился, что позиция Пушкина в отношении тех или иных исторических событий оказалась ближе к реальной жизни, чем позиции его современников. Известно, что у шутов своей позиции не бывает – они всегда на чьем-то содержании. Признать, что все его “товарищи”, а, следовательно, и он сам были всего лишь марионетками в чьих-то умных руках, преследующих более далекие стратегические цели, – это, согласитесь, потяжелее, чем признать свое поражение на Сенатской площади. Надо было как-то спасать положение. Нет, Якушкин не спутал пушкинское “ш” с “т”. Просто в самом начале своего жизненного пути он и его “товарищи” – братья по “ложам” – в силу своей абсолютной благонамеренности к лозунгам, исходящим с верхних этажей интернационального трехэтажного здания, спутали красивую заграничную упаковку слов “свобода, равенство, братство” с их подлинным содержанием. А в такой ситуации, действительно, любые благие намерения будут всего лишь камнями, которыми “случай – мощное, мгновенное орудие Провидения” выкладывает дорогу ученикам, товарищам, да и мастерам в ад.

 

Обычная человеческая глупость – это топливо, благодаря которому штурманы будущих бурь приводят общество-корабль в движение; благонамеренная глупость – это пища рулевых, с помощью которых штурманам удается удерживать корабль на заданном курсе.

 

Красноречивым примером такой благонамеренности может послужить статья “Дар” популярного советского пушкиниста с примечательной фамилией В.Непомнящий (Ист.28). Автор, претендуя на создание духовной биографии Пушкина (статья “Заметки о духовной биографии Пушкина” приурочена к 190-летнему юбилею Первого Поэта России), строит все свои умоположения в отношении духовного облика поэта, отталкиваясь от четырех слов, приписываемых Пушкину Томашевским и К. С них он начинает свое исследование (Ист.28, с.244), ими же и заканчивает его: “История со стихотворением “Дар напрасный…” была счастливым случаем, тем самым случаем, который, по Пушкину, есть “мощное, мгновенное орудие Провидения” (Ист.28 с.260), Одно из двух. Либо В.Непомнящий никогда не читал 3-ю статью Пушкина по поводу “Истории Русского народа” Н.Полевого в подлиннике, и тогда он просто “непонимающий” Пушкина, т.е. всего лишь марионетка в руках фирмы “Томашевский и К”. Либо он все знает, и тогда он действительно “непомнящий родства своего”, состоящий на содержании этой фирмы, усердно пытающейся привить нам убеждение в том, что мир непознаваем, и все исторические события, происходящие в нашей стране, это всего лишь затейливая игра случая, который тогда уж действительно мощное, мгновенное орудие раввинского Провидения.

 

Кстати, представители этой фирмы слово “шут”, так покоробившее вернувшегося из ссылки декабриста И.Д.Якушкина, в своих правах восстановили, однако сам метод подделки стали использовать шире и наглее. Достойные потомки “перетцев” подлинную цену шутам знают, как знают и то, что музыку шутам всегда заказывают ротшильды, симановичи, гинцбурги и хаммеры. Пушкинского разоблачения шутовства они не простили русской поэзии. Вот почему, злодейски убив преемника Пушкина 20-го века Есенина, убийцы повесили его на трубе парового отопления в номере 5 ленинградской гостиницы “Англетер” в ночь с 27 на 28 декабря 1925г. (14 декабря 1925г. – по старому стилю). В течение последних полутора лет за Есениным велась беспрерывная слежка. Поэта объявили антисемитом, что по тем временам расценивалось как одно из самых тяжких уголовных преступлений. Ему грозил суд, и он был вынужден по совету сестры скрываться в психиатрической лечебнице от ведущего его дело судьи еврея Липкина. Дошло до того, что он готов был инсценировать свои похороны, чтобы скрыться от преследователей. Из Москвы Есенин уехал неожиданно 23 декабря 1925г., т.е. фактически бежал из своего убежища к месту собственной казни. Итак, время – 14 декабря 1925г., место – гостиница “Англетер”, ближайшая к Сенатской площади, номер в гостинице – пятый, равный числу повешенных, неожиданное прибытие в город, где совершена казнь, не слишком ли много случайных совпадений, которые попахивают странными закономерностями, а само убийство русского поэта принимает оттенок ритуального и хорошо спланированного убийства.

 

Андрей Шенье передал свою эстафету не Пушкину, а Есенину. Повешенных стало шесть, что строго соответствует канонам строителей храма Соломона, нагло попирающих законы любой страны под сенью шестиконечной звезды Давида. Так преодолевался пресловутый “разрыв времени”, который, по мнению Гефтера, несправедливо растянулся на целое столетие. То, что не удалось сотворить с Пушкиным, свершилось с Есениным.

 

О подробностях убийства Есенина и инсценировке его самоубийства читателям поведал полковник МВД Эдуард Хлысталов в статье “Тайна гостиницы “Англетер” (Ист.29). Исполнители этой ритуальной казни думали, что они убивают и вешают русского поэта Есенина, но те, кто стоял за ними, совершали ритуальный акт удушения всей русской поэзии, которая одна уже более ста лет гордо противостоит их черным замыслам. И не случайно последние строки пушкинских стихов “Мне жаль великия жены…” у Морозова звучат так:

 

Россия – бедная держава:

С Екатериной умерла

 Екатерининская слава!

(Ист.16, с.382)

 

У Томашевского, Брокгауза-Ефрона – совсем иначе:

 

Россия, бедная держава,

Твоя удавленная слава

С Екатериной умерла.

(Ист.15, с.231; ист.27 с.258)

 

Да, подлое дело удушения русской славы начали еще Брокгауз и Ефрон, но по сравнению с Томашевским и К они вели себя осторожнее, сопровождая свою работу надписями типа: “Окончательно не отделано Пушкиным”. Советские пушкинисты уже ничего не боятся и смело “отделывают” Пушкина окончательно.

 

Не случайно после убийства Есенина Авербах, Луначарский, Бухарин, Крученый, Друзин и другие развернули кампанию по представлению всей жизни Есенина, как цепи шутовских похождений пьяного гуляки. Так они отмывали руки, замаранные кровью русской поэзии. Не один я увидел связующие нити в трагической судьбе двух русских поэтов. Сразу после гибели Есенина поэтесса В.Звягинцева написала:

 

Еще одно дурное дело

Запрячет в память Петербург, –

Там пуля в Пушкина летела,

Там Блоку насмерть сжало грудь…

(Ист. 29)

 

В 1925г. в самоубийство Есенина никто не поверил, но русский народ, никогда не страшившийся никаких внешних врагов, затравленно молчал. Над каждым висел топор “закона об антисемитизме”, который действует и поныне. Это самый позорный из всех законов, когда-либо существовавших в России. На основании этого закона, изданного строго в соответствии с положениями библейской книги “Эсфирь”, вот уже 70 лет ведется геноцид в отношении русской культуры.

 

Но время идет. Настала пора духовного возрождения не только “малых”, но и “больших” народов. Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Блок, Есенин, Клюев, Рубцов, смело поднимавшие голос против “кочевых демократов” при жизни, снова поднимаются в бой за возрождение русского народа.

 

И в этой борьбе Пушкин по-прежнему Первый Поэт России. Пришло время снять завесу с его острополитического творчества, которую десятки лет искусно плели советские пушкинисты.