Роман Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»: триптих-срез общественных недугов России и мира в прозе| КОБАЛЬТ

«Неужели ты не видишь? Не поймёшь,

Что такого равенства не надо?

Ваше равенство — обман и ложь.

Старая гнусавая шарманка

Этот мир идейных дел и слов.

Для глупцов — хорошая приманка,

Подлецам — порядочный улов.

Дай фонарь! <…>

Я верил… я горел…

Я шел с революцией,

Я думал, что братство не мечта и не сон,

Что все во единое море сольются —

Все сонмы народов,

И рас, и племен.

………………………….

Пустая забава.

Одни разговоры!

Ну что же?

Ну что же мы взяли взамен?

Пришли те же жулики, те же воры

И вместе с революцией

Всех взяли в плен…».

С.А. Есенин «Страна негодяев» (1922-1923)

«Мы чувствуем, что жизнь уходит от нас, и, хотя цепляемся за нее при пособии «содействия»,

но все-таки не можем не сознавать, что это совсем не та жизнь, которой бы мы, по культурности своей, заслуживали».

М.Е. Салтыков-Щедрин «Культурные люди. I. Культурная тоска» (1876).

«Вам много говорят про воспитание ваше, а вот какое-нибудь этакое прекрасное, святое воспоминание, сохраненное с детства, может быть,

самое лучшее воспитание и есть. Если много набрать таких воспоминаний с собою в жизнь, то спасен человек на всю жизнь. <…>

Мало того, может быть, именно это воспоминание одно его от великого зла удержит, и он одумается и скажет:

«Да, я был тогда добр, смел и честен». Пусть усмехнется про себя, это ничего, человек часто смеется над добрым и хорошим; это лишь от легкомыслия;

но уверяю вас, господа, что как усмехнется, так тотчас же в сердце скажет: «Нет, это я дурно сделал, что усмехнулся, потому что над этим нельзя смеяться!». <…>

Это я говорю на тот страх, что мы дурными сделаемся, – продолжал Алеша, – но зачем нам и делаться дурными, не правда ли, господа?

Будем, во-первых и прежде всего, добры, потом честны, а потом – не будем никогда забывать друг об друге».

Ф.М. Достоевский «Братья Карамазовы» (1878 – (…))

Загадки романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»

Карамазовщина древнерусских Рюриковичей

Карамазовщина московских Рюриковичей

«Смердяковщина» – разгул ракитиных среди смердяковых

Агрессивность как отправная точка преступления в романе Достоевского и черта «смердяковщины»

Приложение: С.Д. Дивович «Разговор Великороссии с Малороссиею» (1762)

Приложение: Я.А. Королевич «Каиновы слёзы» (памфлет в стихах) (1981)

Предисловие

Творчество писателя Ф.М. Достоевского, писателя-трагика России, безусловно ставит перед читателями многие вопросы относительно человеческих поступков, их последствий и этики. Из написанного Достоевским его последний роман «Братья Карамазовы», на первый взгляд, не вызывает много вопросов относительно сюжета и персонажей. Однако при его внимательном рассмотрении выясняется, что многое из повествования о Карамазовых литературоведами и читателями было упущено из виду. И возникает тогда резонный вопрос: что именно хотел донести до своих читателей Достоевский своей историей о семейном раздоре Карамазовых и убийстве главы их семейства?

Загадки романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»

Прежде всего надо отметить, что то, что дошло до нас от Достоевского в форме последнего романа, представляет собой хотя и законченное произведение, но наполовину, так как оно далеко не полностью охватывает то, что должно было происходить после семейной трагедии Карамазовых. Известно, что писатель планировал закончить роман последним вторым томом, однако он не успел это сделать из-за своей внезапной смерти. От замысла предполагаемого последнего тома «Братьев Карамазовых» остались лишь обрывочные воспоминания близких писателя, однако и они не дают целостного представления о том, чем должен был закончиться роман[1].

Но, прежде чем обратиться к тому, что собирался сделать Достоевский, для начала следует вспомнить сюжет перипетий Карамазовых и его общеизвестное восприятие.

«В романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» сюжет разворачивается вокруг семейства Фёдора Карамазова. В городе за Федором Павловичем Карамазовым закрепилась слава сладострастного, циничного и скупого человека. Финансовые дела он вел достаточно грамотно, хоть был и бестолков. Этот помещик начинал с самого малого, но к концу жизни скопил около 100 тысяч рублей. Когда-то мелкий помещик Фёдор Карамазов женился на богатой и знатной Аделаиде Миусовой, которая, узнав его ближе, стала его презирать и сбежала в Санкт-Петербург, где умерла. От неё остался сын Дмитрий, про которого Карамазов забыл. Сначала мальчика воспитывал слуга Григорий, после чего четырёхлетнего Митю забрали родственники жены. Почти сразу после этого Карамазов женился второй раз на Софье, безродной воспитаннице генеральши Вороховой. Родив двух сыновей (Ивана, а потом Алексея), она впоследствии также умерла. Детей забрала воспитывать генеральша, а затем — её наследник Ефим Поленов. До встречи с отцом Дмитрий успел бросить гимназию и послужить на Кавказе, Иван проявил успехи в обучении и получил некоторую известность благодаря религиозной статье, Алексей в возрасте двадцати лет ушёл в монастырь к старцу Зосиме.

Во флигеле дома Карамазовых проживают ещё и слуги; это старый Григорий с женой и их приёмный сын Павел Смердяков. Павел был сыном городской юродивой Лизаветы Смердящей, умершей при родах, и, по слухам, Фёдора Карамазова. Мальчика забрал на воспитание слуга Карамазовых Григорий, в результате чего тот со временем становится лакеем-поваром в доме Карамазовых: у Григория и его жены Марфы в тот день, когда они обнаружили Смердякова, умер их собственный ребёнок, проживший всего две недели из-за того, что родился шестипалым.

Действие происходит в провинциальном городке Скотопригоньевске в 1870-е гг. В монастыре, в скиту знаменитого старца Зосимы, известного подвижника и целителя, собираются для выяснения своих семейных имущественных дел Карамазовы — отец Федор Павлович и сыновья — старший Дмитрий и средний Иван. На этом же собрании присутствуют и младший брат Алеша, послушник у Зосимы, а также ряд других лиц — родственник Карамазовых богатый помещик и либерал Миусов, семинарист Ракитин и несколько духовных лиц. Повод — спор Дмитрия с отцом о наследственных отношениях. Дмитрий считает, что отец должен ему крупную сумму, хотя очевидных юридических прав у него нет. Федор же Павлович, дворянин, помещик из мелких, бывший приживальщик, злой и обидчивый, денег давать сыну вовсе не собирается, а соглашается на встречу у Зосимы скорее из любопытства. Отношения Дмитрия с отцом, который никогда особой заботы о сыне не проявлял, напряжены не только из-за денег, но и из-за женщины — Грушеньки, в которую оба страстно влюблены. Дмитрий знает, что у похотливого старика для неё приготовлены деньги, что он готов даже жениться, если та согласится.

Встреча в скиту представляет сразу почти всех главных героев. Страстный порывистый Дмитрий способен на опрометчивые поступки, в которых потом сам же глубоко раскаивается. Умный, загадочный Иван мучается вопросом о существовании Бога и бессмертия души, а также ключевым для романа вопросом — всё дозволено или не всё? Если есть бессмертие, то не всё, а если нет, то умный человек может устроиться в этом мире как ему заблагорассудится, — такова альтернатива. Федор Павлович — циник, сладострастник, скандалист, комедиант, стяжатель, всем своим видом и действиями вызывает у окружающих, в том числе и у собственных сыновей, омерзение и протест. Алеша — юный праведник, чистая душа, болеет за всех, особенно за братьев.

Ничего из этой встречи, кроме скандала, за которым последуют ещё многие, не происходит. Однако мудрый и проницательный старец Зосима, остро чувствующий чужую боль, находит слово и жест для каждого из участников встречи. Перед Дмитрием он становится на колени и кланяется до земли, как бы предчувствуя его будущее страдание, Ивану отвечает, что вопрос ещё не решён в его сердце, но если не решится в сторону положительную, то не решится и в сторону отрицательную, и благословляет его. Федору Павловичу он замечает, что все его шутовство от того, что он стыдится себя. От утомлённого старца большая часть участников встречи по приглашению игумена переходит в трапезную, но там же неожиданно появляется с обличающими монахов речами и Федор Павлович. После очередного скандала все разбегаются.

Старец после ухода гостей благословляет Алешу Карамазова на великое послушание в миру, наказывая ему быть рядом с братьями. Следуя наставлению старца, Алеша направляется к отцу и встречает прячущегося в соседнем с отцовской усадьбой саду брата Дмитрия, который сторожит здесь свою возлюбленную Грушеньку, если та, соблазнённая деньгами, все-таки решится прийти к Федору Павловичу. Здесь, в старинной беседке, Дмитрий восторженно исповедуется Алеше. Ему, Дмитрию, случалось погружаться в самый глубокий позор разврата, но в этом-то позоре он начинает чувствовать связь с Богом, ощущать великую радость жизни. Он, Дмитрий, сладострастный, как и все Карамазовы, а сладострастие — буря, большие бури. Красота — страшная вещь, говорит Дмитрий, тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей. Рассказывает Дмитрий Алеше и о своих отношениях с Катериной Ивановной, благородной девицей, отца которой он когда-то спас от позора, ссудив его недостающими для отчёта в казённой сумме деньгами. Он предложил, чтобы сама гордая девушка пришла к нему за деньгами, та явилась, униженная, готовая ко всему, но Дмитрий повёл себя как благородный человек, дал ей эти деньги, ничего взамен не потребовав. Теперь они считаются женихом и невестой, но Дмитрий увлечён Грушенькой и даже прокутил с ней на постоялом дворе в селе Мокрое три тысячи, данные ему Катериной Ивановной для отсылки сестре в Москву. Он считает это главным своим позором и как честный человек должен всю сумму непременно вернуть. Если же Грушенька придёт к старику, то Дмитрий, по его словам, ворвётся и помешает, а если… то и убьёт старика, которого люто ненавидит. Дмитрий просит брата сходить к Катерине Ивановне и сказать ей, что он кланяется, но больше не придёт.

В доме отца Алеша застаёт за коньячком Федора Павловича и брата Ивана, забавляющихся рассуждениями лакея Смердякова. А вскоре внезапно врывается Дмитрий, которому показалось, что пришла Грушенька. В ярости он избивает отца, но убедившись, что ошибся, убегает. Алеша же направляется по его просьбе к Катерине Ивановне, где неожиданно застаёт Грушеньку. Катерина Ивановна ласково обхаживает её, показывая, что заблуждалась, считая её продажной, а та медоточиво ей отвечает. В конечном счёте все опять заканчивается скандалом: Грушенька, собираясь было поцеловать ручку Катерины Ивановны, внезапно демонстративно отказывается это сделать, оскорбив соперницу и вызвав её ярость.

На следующий день Алеша, переночевав в монастыре, снова идёт по мирским делам — сначала к отцу, где выслушивает очередную исповедь, теперь уже Федора Павловича, который жалуется ему на сыновей, а про деньги говорит, что они ему самому нужны, потому что он пока все-таки мужчина и хочет ещё лет двадцать на этой линии состоять, что в скверне своей до конца хочет прожить и Грушеньку Дмитрию не уступит. Сплетничает он Алеше и про Ивана, что тот у Дмитрия невесту отбивает, потому что сам в Катерину Ивановну влюблён.

По пути Алеша видит школьников, бросающих камни в маленького одинокого мальчика. Когда Алеша подходит к нему, тот сначала бросает в него камнем, а потом больно кусает за палец. Этот мальчик — сын штабс-капитана Снегирева, который недавно был унизительно вытащен за бороду из трактира и избит Дмитрием Карамазовым за то, что имел какие-то вексельные дела с Федором Павловичем и Грушенькой.

В доме Хохлаковой Алеша застаёт Ивана и Катерину Ивановну и становится свидетелем очередного надрыва: Катерина Ивановна объясняет, что она будет верна Дмитрию, будет «средством для его счастья», и спрашивает мнение Алеши, который простодушно объявляет, что она вовсе не любит Дмитрия, а только уверила себя в этом. Иван сообщает, что уезжает надолго, потому что не хочет сидеть «подле надрыва», и добавляет, что Дмитрий ей нужен, чтобы созерцать беспрерывно свой подвиг верности и упрекать его в неверности.

С двумя сотнями рублей, данными ему Катериной Ивановной для пострадавшего от рук Дмитрия штабс-капитана Снегирева, Алеша направляется к нему. Поначалу капитан, отец большого семейства, живущего в крайней нищете и болезнях, юродствует, а затем, расчувствовавшись, исповедуется Алеше. Он принимает от него деньги и вдохновенно представляет, что теперь сможет осуществить.

Затем Алеша снова посещает госпожу Хохлакову и душевно беседует с её дочерью Лизой, болезненной и экспансивной девочкой, которая написала ему недавно о своей любви и решила, что Алеша должен на ней непременно жениться. Спустя короткое время она признается Алеше, что хотела бы быть истерзанной — например, чтоб на ней женились и потом бросили. Она описывает ему страшную сцену истязания распятого ребёнка, воображая, что сама сделала это, а потом села напротив и стала есть ананасный компот, «Бесёнок» — назовёт её Иван Карамазов.

Алеша направляется в трактир, где, как стало ему известно, находится брат Иван. В трактире происходит одна из ключевых сцен романа — свидание двух «русских мальчиков», которые если сойдутся, то тут же начинают о мировых вековечных вопросах. Бог и бессмертие — один из них. Иван приоткрывает свою тайну, отвечая на незаданный, но чрезвычайно интересующий Алешу вопрос, «каково ты веруешь?».

В нем, Иване, есть карамазовская жажда жизни, он любит жизнь вопреки логике, ему дороги клейкие весенние листочки. И он не Бога не принимает, а мира Божьего, полного безмерных страданий. Он отказывается согласиться с гармонией, в основании которой слезинка ребёнка. Он выкладывает Алеше «фактики», свидетельствующие о вопиющей людской жестокости и детском страдании. Иван пересказывает Алеше свою поэму «Великий инквизитор», действие которой происходит в шестнадцатом столетии в испанском городе Севилья. Девяностолетний кардинал заточает в тюрьму второй раз сошедшего на землю Христа и во время ночной встречи излагает Ему свой взгляд на человечество. Он убеждён, что Христос идеализировал его и что оно недостойно свободы. Выбор между добром и злом — мука для человека. Великий инквизитор с соратниками решают исправить дело Христово — побороть свободу и самим устроить человеческое счастье, превратив человечество в послушное стадо. Они берут на себя право распоряжаться человеческой жизнью. Инквизитор ждёт ответа от Христа, но тот только молча целует его. Вздрогнувший Инквизитор выпускает Христа из темницы и говорит: «Ступай и не приходи более… не приходи вовсе… никогда, никогда!» Иван Карамазов так прокомментировал финал своей поэмы: «Поцелуй горит на его сердце, но старик остаётся в прежней идее»

Расставшись с Алешей, Иван по пути домой встречает Смердякова, и между ними происходит решающий разговор. Смердяков советует Ивану ехать в деревню Чермашню, где старик продаёт рощу, он намекает на то, что в его отсутствие с Федором Павловичем может произойти все, что угодно. Иван обозлён смердяковской наглостью, но в то же время и заинтригован. Он догадывается, что от его решения многое сейчас зависит. Он решает ехать, хотя по пути изменяет маршрут и направляется не в Чермашню, а в Москву.

Между тем умирает старец Зосима. Все ждут после смерти праведника чуда, а вместо этого очень скоро появляется запах тления, что производит смуту в душах. Смущён и Алеша. В таком настроении уходит он из монастыря в сопровождении семинариста-атеиста Ракитина, интригана и завистника, который ведёт его в дом к Грушеньке. Хозяйку они находят в тревожном ожидании какой-то вести. Обрадованная приходу Алеши, она сначала ведёт себя как кокетка, садится ему на колени, но, узнав про смерть Зосимы, резко меняется. В ответ на Алешины тёплые слова и то, что он её, грешную, называет сестрой, Грушенька оттаивает сердцем и посвящает его в свои терзания. Она ждёт весточки от своего «бывшего», который когда-то соблазнил её и бросил. Много лет она лелеяла мысль о мщении, а теперь готова поползти, как собачонка. И действительно, сразу после получения весточки она мчится на зов «бывшего» в Мокрое, где тот остановился.

Алеша, умиротворённый, возвращается в монастырь, молится возле гроба Зосимы, слушает чтение отцом Паисием Евангелия о браке в Кане Галилейской, и ему, задремавшему, чудится старец, который хвалит его за Грушеньку. Сердце Алеши все больше наполняется восторгом. Очнувшись, выходит он из кельи, видит звезды, золотые главы собора и повергается в радостном исступлении на землю, обнимает и целует её, душой прикоснувшись к мирам иным. Простить ему хочется всех и у всех прощения просить. Что-то твёрдое и незыблемое входит в его сердце, преображая его.

В это время Дмитрий Карамазов, терзаемый ревностью к отцу из-за Грушеньки, мечется в поисках денег. Он хочет увезти её и начать вместе с ней где-нибудь добродетельную жизнь. Нужны ему деньги и для того, чтобы возвратить долг Катерине Ивановне. Он идёт к покровителю Грушеньки, богатому купцу Кузьме Самсонову, предлагая за три тысячи свои сомнительные права на Чермашню, а тот в насмешку посылает его к купцу Горсткину (он же Лягавый), торгующему у Федора Павловича рощу. Дмитрий мчится к Горсткину, находит его спящим, всю ночь ухаживает за ним, чуть не угоревшим, а утром, пробудившись после недолгого забытья, застаёт мужика безнадёжно пьяным. В отчаянии Дмитрий направляется к Хохлаковой одолжить денег, та же пытается вдохновить его идеей золотых приисков.

Потеряв время, Дмитрий спохватывается, что, может, упустил Грушеньку, и, не найдя её дома, крадётся к отцовскому дому. Он видит отца одного, в ожидании, но сомнение не покидает его, так что он производит секретный условный стук, которому научил его Смердяков, и, убедившись, что Грушеньки нет, бежит прочь. В этот момент и замечает его вышедший на крыльцо своего домика камердинер Федора Павловича Григорий. Он бросается за ним и настигает, когда тот перелезает через забор. Дмитрий бьёт его захваченным в доме Грушеньки пестиком. Григорий падает, Дмитрий спрыгивает к нему посмотреть, жив ли он, и вытирает ему окровавленную голову носовым платком.

Затем он снова бежит к Грушеньке и уже там добивается от служанки правды. Дмитрий с внезапно оказавшейся в его руках пачкой сторублёвых кредиток направляется к чиновнику Перхотину, которому совсем недавно за десять рублей заложил пистолеты, чтобы вновь выкупить их. Здесь он немного приводит себя в порядок, хотя весь вид его, кровь на руках и одежде, а также загадочные слова возбуждают у Перхотина подозрения. В соседней лавке Дмитрий заказывает шампанское и прочие яства, веля доставить их в Мокрое. И сам, не дожидаясь, скачет туда на тройке.

На постоялом дворе он застаёт Грушеньку, двух поляков, симпатичного молодого человека Калганова и помещика Максимова, развлекающего всех своим шутовством. Грушенька встречает Дмитрия с испугом, но затем радуется его приезду. Тот робеет и заискивает перед ней и перед всеми присутствующими. Разговор не клеится, тогда затевается партия в карты. Дмитрий начинает проигрываться, а потом, видя загоревшиеся глаза вошедших в азарт панов, предлагает «бывшему» деньги, чтобы тот отступился от Грушеньки. Внезапно обнаруживается, что поляки подменили колоду и за игрой мухлюют. Их выводят и запирают в комнате, начинается гулянье — пир, песни, пляски… Грушенька, захмелев, вдруг понимает, что только одного Дмитрия и любит и теперь связана с ним навечно.

Вскоре в Мокром появляются исправник, следователь и прокурор. Дмитрия обвиняют в отцеубийстве. Он поражён — ведь на его совести только кровь слуги Григория, а когда ему сообщают, что слуга жив, то он сильно воодушевляется и с готовностью отвечает на вопросы. Выясняется, что не все деньги Катерины Ивановны были им растрачены, а только часть, остальная же была зашита в мешочек, который Дмитрий носил на груди. В этом была его «великая тайна». В том был и позор для него, романтика в душе, проявившего некоторую осмотрительность и даже расчётливость. Именно это признание даётся ему с наибольшим трудом. Следователю же понять это вовсе не под силу, а прочие факты свидетельствуют против Дмитрия.

Во сне Митя видит плачущее в тумане дитё на руках измождённой бабы, он все домогается узнать, почему оно плачет, почему не кормят его, почему голая степь и почему не поют радостных песен. Великое, никогда не бывалое умиление поднимается в нем, и хочется ему что-то сделать, хочется жить и жить, и в путь идти «к новому зовущему свету».

Вскоре выясняется, что убил Федора Павловича лакей Смердяков, притворявшийся разбитым падучей. Как раз в тот момент, когда старик Григорий лежал без сознания, он вышел и, маня Федора Павловича Грушенькой, заставил отпереть дверь, несколько раз ударил по голове пресс-папье и забрал из известного только ему места роковые три тысячи. Теперь уже действительно больной Смердяков сам рассказывает обо всем посетившему его Ивану Карамазову, вдохновителю преступления. Ведь именно его идея вседозволенности произвела на Смердякова неизгладимое впечатление. Иван не хочет признать, что преступление было совершено с тайного его согласия и при его попустительстве, но муки совести так сильны, что он сходит с ума. Ему мерещится черт, эдакий русский джентльмен в клетчатых панталонах и с лорнетом, который насмешливо высказывает собственные мысли Ивана, а тот пытает его, есть Бог или нет. Во время последнего свидания со Смердяковым Иван говорит, что признается во всем на предстоящем суде, и тот, растерянный, при виде нетвёрдости так много значившего для него Ивана, отдаёт ему деньги, а потом вешается.

Катерина Ивановна вместе с Иваном Федоровичем строят планы побега Дмитрия в Америку. Однако между ней и Грушенькой продолжается соперничество, Катерина Ивановна ещё не уверена, как она выступит на суде — вызволительницей или погубительницей своего бывшего жениха. Дмитрий же во время свидания с Алешей выражает желание и готовность пострадать и страданием очиститься. Судебный процесс начинается опросом свидетелей. Свидетельства за и против поначалу не складываются в ясную картину, но, скорее, все-таки в пользу Дмитрия. Поражает всех выступление Ивана Федоровича, который после мучительных колебаний сообщает суду, что убил повесившийся Смердяков, и в подтверждение выкладывает пачку полученных от него денег. Смердяков убил, говорит он, а я научил. Он бредит в горячке, обвиняя всех, его силой уводят, но сразу после этого начинается истерика Катерины Ивановны. Она предъявляет суду документ «математической» важности — полученное накануне преступления письмо Дмитрия, где тот грозится убить отца и взять деньги. Это показание оказывается решающим. Катерина Ивановна губит Дмитрия, чтобы спасти Ивана.

Далее ярко, красноречиво и обстоятельно выступают местный прокурор и известный столичный адвокат Фетюкович. Оба умно и тонко рассуждают, рисуют картину российской карамазовщины, проницательно анализируют социальные и психологические причины преступления, убеждая, что обстоятельства, атмосфера, среда и низкий отец, который хуже чужого обидчика, не могли не подтолкнуть к нему. Оба заключают, что Дмитрий — убийца, хотя и невольный. Присяжные признают Дмитрия виновным. Дмитрия осуждают.

После суда Дмитрий заболевает нервной лихорадкой. К нему приходит Катерина Ивановна и признается, что Дмитрий навсегда останется язвой в её сердце. И что хоть она любит другого, а он другую, все равно она и его, Дмитрия, будет любить вечно. И ему наказывает любить себя всю жизнь. С Грушенькой же они так и остаются непримиренными врагами, хоть Катерина Ивановна скрепя сердце и просит у той прощения.

Завершается роман похоронами Илюшеньки Снегирева, сына капитана Снегирева. Алеша Карамазов призывает собравшихся у могилы мальчиков, с которыми подружился, посещая Илюшу во время его болезни, быть добрыми, честными, никогда не забывать друг о друге и не бояться жизни, потому что жизнь прекрасна, когда делается хорошее и правдивое»[2].

Судя по наличию среди персонажей романа старца Зосимы, религиозного наставника одного из сыновей Карамазова Алексея, Достоевским ставилась задача развернуть историю нравственного преображения Карамазовых. Разумеется, что задачу нравственного преображения писатель адресовал и к читателям. Хотя его труд не был завершён из-за его смерти, это вовсе не означает, что эта задача недостижима для них – просто для этого необходимо пересмотреть те оценки, которые мешают увидеть это в романе, памятуя о его незавершённости.

Стоит отметить, что исследователями отмечалось также нарушение процессуальных правил во время суда над Митей Карамазовым. Врачи Герценштубе и Варвинский одновременно выступают в роли свидетелей и экспертов. В 1876 году Достоевский добивался пересмотра дела с аналогичной ошибкой. Исходя из этого, исследователи полагают, что такая ошибка могла быть включена в роман сознательно, чтобы позже послужить причиной для пересмотра дела Мити[3].

Также следует принять к сведению, что восприятие литературного произведения и само оно – это разные вещи, когда восприятие литературного произведения не включает авторское видение и логику сюжета целостно. Поэтому в том, что известно из романа, но упускается из виду читателями, можно обнаружить множество деталей, которые свидетельствуют, что окончание его повествования едва ли предполагало закрепление сюжетного итога романа.

Это неожиданное утверждение, однако оно подкрепляется рядом текстовых доказательств из самого романа Достоевского о Карамазовых, а также воспоминаниями и свидетельствами о его публикации и о сюжетных намётках его завершающей, ненаписанной части, которые были собраны и прокомментированы вкупе с сюжетными линиями ненаписанной части романа в одной книге 2023 года «”Братья Карамазовы”. Разгаданные тайны великого романа» исследователем Достоевского, начинающим литературоведом и физиком по образованию Александром Разумовым. До этого в 2017 и в 2020 годах в журнале “Москва” были опубликованы им две статьи о романе Достоевского «Лучше ли мы жителей Женевы? (опыт внимательного прочтения «Братьев Карамазовых»)» и «Кто на самом деле убил Фёдора Павловича Карамазова?», которые легли в основу книги.

Опыт внимательного чтения и анализа «Братьев Карамазовых» в одно целое, где весомо раскрываются мотивы основных персонажей романа, не очень хорошо известен среди литературоведов и филологов. Относительно этого упоминается в книге выраженный в запрещении исследования о детективе по Карамазовым четырежды к публикациям в сборниках материалов чтений озвученных докладов по Достоевскому и трижды к выступлениям на читательских конференциях по той же теме факт прохладного и даже заносчивого отношения к исследованию Разумова некоторых профессиональных филологов, называющих себя специалистами по прозе Достоевского. Зная о подобном их отношении, нетрудно представить, в какой большой степени это подвергает подрыву доверие к филологическому сообществу, которое занимается изучением Достоевского, и каким образом это саботирует восприятие русской литературы и её авторов со школьной скамьи — согласитесь, что нет ничего хуже в практике литературоведения, чем книга, которая оказывается непонятой и объектом-орудием недобросовестных для насаждения раздора. К этому запрету мы ещё вернёмся, а для нас будет важно узнать авторское видение Достоевского его детища из строк его начинающего исследователя.

Автор статьи и монографии о романе Достоевского предполагает, что писатель хотел написать двухчастный детектив, в котором его ненаписанная вторая часть должна была стать его развязкой. Опираясь на обрывочные свидетельства и детали написанной части романа, Разумов отмечает, что в ненаписанном продолжении-окончании роль спонтанного следователя должна была выполниться Алексеем Карамазовым: находясь в браке с Лизой Хохлаковой и сталкиваясь с Грушенькой, по замыслу Достоевского он должен был узнать, кто на самом деле убийца его отца, после чего возвратиться в монастырь.

Казалось бы, зачем нужен детектив в романе о Карамазовых, ведь многие исследователи Достоевского убеждены, что если не конкретный, то каждый из братьев способствовал тому, чтобы их отец был убит. Их вина, конечно, есть, да только косвенная и разностепенная, распределённая по трём чертам карамазовщины от отца, который отличился безрассудным поведением, спровоцировавшим преступление: распутство-сладострастие, стяжательство и пересмешничество. А убийцей был человек только из круга знакомых Карамазовых, который должен был знать о чертах карамазовщины, сыграть на них так, чтобы убийцей отца стал кто-то из братьев напрямую, однако в итоге из-за непредвиденных событий был вынужден сам убить Фёдора Павловича.

В связи с этим обстоятельством стоит обратиться к монографии Разумова за подробностями и задастся вопросом, какова роль Смердякова и братьев Карамазовых в истории, которая вокруг них разыгралась. Но для его решения надо обратиться к чертам карамазовщины:

«Остановимся на характеристике, которую даёт Ивану Карамазову Павел при третьей, последней их встрече: «Вы, как Фёдор Павлович, наиболее-с, изо всех детей наиболее на него похожи вышли, с одною с ним душой-с» (15; 68).

Поразмыслим, а почему именно Ивана считает Смердяков «одною душой-с» со своим отцом?

Вопрос на самом деле не простой. На мой взгляд, это тоже одна из тайн «Братьев Карамазовых», которую необходимо разгадать, чтобы понять замысел писателя относительно последнего его произведения.

Чтобы ответить на поставленный вопрос, давайте обратимся к карамазовщине — тому явлению, которое объединяет членов этого семейства. Послушаем, что думает по этому вопросу такой знаток этого явления, как Михаил Ракитин:

«В этом весь ваш и карамазовский вопрос заключается: сладострастники, стяжатели и юродиевые!» (14; 75).

Примерим эти три составляющие карамазовщины, о которой говорит нам Достоевский словами Михаила Ракитина, к главе семейства — Фёдору Павловичу Карамазову:

— сладострастие — вокруг сладострастных желаний Фёдора Павловича строится весь сюжет романа;

— стяжательство — за свою жизнь Фёдор Павлович накопил больше ста тысяч капитала. При накоплении этих денег он не гнушался никакими методами и умел, как выражается рассказчик, «отлично обделывать свои имущественные делишки»:

— юродивость (точнее, пересмешничество – наше примечание) — о том, что он постоянно себя выказывает шутом, юродствует, Фёдор Павлович сам говорит в келье у старца Зосимы.

Получается. Ракитин прав, выделяя именно эти три черты в карамазовщине.

Теперь посмотрим на трёх братьев — Дмитрия, Ивана и Алексея — глазами четвёртого брата, глазами Павла.

Первый брат — Дмитрий. Кажется, было бы логично, если бы именно в Мите Карамазове Павел увидел максимальное сходство с Федором Павловичем, ведь сладострастие отца и сына стало одной из причин разыгравшейся трагедии. Назвать же Митю юродивым — или тем более стяжателем — никак нельзя. (Именно сладострастие и нестяжательство Дмитрия легли в основу плана Ракитина, по которому Дмитрий может убить, но не может украсть.) Но то, что кажется логичным читателю, оказывается нелогичным для Смердякова, и он Дмитрия не считает больше всех похожим на отца.

Младший брат Алексей, по мнению Павла, носит другую печать карамазовшины — он юродивый. Сладострастие в нём если и проявляется, то очень слабо, а вот стяжательства — ни на грамм, поэтому сказать, что Алёша больше других братьев похож на Фёдора Павловича, Смердяков, конечно, не мог.

А теперь посмотрим глазами Смердякова на третьего брата — на Ивана. Упрекнуть его в сладострастии нельзя. Назвать Ивана, с его острым умом, юродивым тоже нельзя. Но все-таки именно Ивана Смердяков считает наиболее похожим на Фёдора Павловича Карамазова. Чем же он так похож на отца?

Стяжательством. Ведь Иван Карамазов, получив по наследству шестьдесят тысяч, не выделил Павлу, который был очевидцем тех нелицеприятных событий, которые позволили Ивану Фёдоровичу получить огромное наследство, НИ РУБЛЯ. <…>

При этом следует иметь в виду, что стяжателем Иван выглядит в глазах только Смердякова, а перед другими героями романа он никакой не стяжатель. Ведь именно Иван Карамазов начинает заранее из собственных средств организовывать побег Дмитрия с пересыльного этапа, хотя, вплоть до вечера накануне суда, сам Иван был убеждён, что именно Митя убил отца.

Отчего же такая двойственность в поведении Ивана Фёдоровича? Отчего он готов помочь одному пусть не единоутробному, а единокровному брату, которого сам же считает преступником, но и не думает помогать человеку тяжелобольному, которого повсеместно и считают незаконнорождённым сыном Фёдора Павловича Карамазова, то есть его — Ивана Карамазова — также единокровным братом?

Ответ на этот вопрос прост: такое поведение представителя образованного общества не редкость. Иван Фёдорович проявить щедрость и благородство может по отношению ТОЛЬКО к равному себе. Подобное разделение противоречит христианской морали, но щедрость по отношению к человеку — который для него «лакей и хам», «передовое мясо, впрочем, когда срок наступит» (14; 122) — в систему ценностей Ивана Карамазова на данный момент не входит».

Александр Разумов, обозревая роман о Карамазовых в своей статье «Лучше ли мы жителей Женевы?», сначала касается поведенческой характеристики Дмитрия Карамазова и его неправильной трактовки:

«Образ Дмитрия Карамазова, так вдохновенно воссозданный Михаилом Ульяновым, ошибочен. Здесь надо оговориться, ошибочен только в той традиционной трактовке событий романа, которая лежит на поверхности сюжета и к которой мы так привыкли. Сейчас поясню в чём дело.

О карамазовщине, которая является ключом к пониманию образа Мити, читателю говорят такие герои романа как семинарист Ракитин, прокурор, и лучше и точнее всех сам Дмитрий Карамазов. Дмитрий рассказывает брату Алёше о наслаждении, которое он испытывает от своего бесшабашного поведения или, как выражается Митя, «если уж полечу в бездну, то так-таки прямо, головой вниз и вверх пятами, и даже доволен, что именно в унизительном таком положении падаю и считаю это для себя красотой».

Пример этого падения в бездну мы видим на первых страницах романа. Митя получает от своей невесты Катерины Ивановны Верховцевой три тысячи рублей и, вместо того чтобы отправить их в Москву, гуляет на эти деньги в Мокром. Гуляет на постоялом дворе широко и не один день. Веселить Дмитрия приезжает целый цыганский табор, собираются все жители ближайшей деревни от стариков до девок. Деревенских мужиков он поит французским шампанским, а баб угощает конфетами. Но через три дня веселье кончается. Если вы думаете, что подобные праздники прекращаются от того, что мужики пить устали, то ошибаетесь: такие праздники заканчиваются, когда деньги кончаются. Будь у Мити не три тысячи, а пять, то он, наверное, перепоил не одну деревню, потому что это карамазовщина, а она неудержима. Подобные дикие и широкие поступки и радуют его при падении в бездну. Но главное, что в душе-то он честный малый, и такой человек, когда гуляет, хочет остановиться, но не может, и от того, что сам понимает, что остановиться не может, гуляет ещё сильней.

Отмечу, что в этом эпизоде проявляется только одна из черт карамазовщины – неудержимое сладострастие. Митя целую деревню перепоил для того, чтобы завоевать любовь Грушеньки. В карамазовском сладострастии Митя не одинок, такую же страсть к Грушеньке испытывает и Фёдор Павлович Карамазов – отец Мити. Он через слугу Смердякова просит Грушеньку ночью прийти к нему и за один визит предлагает ей три тысячи рублей. Чтобы вы представляли величину сладострастия старика-отца, скажу, что за свой дом в Старой Руссе, который являлся целой городской усадьбой, Фёдор Михайлович Достоевский заплатил только одну тысячу. Хлещущее через край сладострастие отца и сына и приводит к трагедии. Именно это я назвал традиционной трактовкой событий романа.

В этой борьбе отца с сыном мы всецело на стороне Мити. Мы любим Митю и любим потому, что он не вор и не подлец. Он нравится читателю, так как в душе это добрый и честный парень, именно такой, каким его воссоздал Михаил Ульянов. Из слов осуждения к Мите больше всего подходит выражение: «без царя в голове». И самое интересное, что любим-то и за карамазовщину, потому что за карамазовщину можно любить. Ведь Митя, которого арестовали в Мокром во время второго загула, проснувшись утром после чудесного сна, чувствует, что хочется ему любить всех людей «со всем безудержем карамазовским». Как же за такой «безудерж» не любить этого парня!

Но дело в том, что при аресте в Мокром следователи, которые уже подозревают, что убийство старика Карамазова произошло из-за денег, задают очень простой, но конкретный вопрос: они спрашивают у Мити, откуда у него деньги, на которые он сейчас гуляет?

И тут выясняется, что этот хлопец не так-то прост. Он оказался очень расчётлив и, прежде чем в прошлый раз кинуться в бездну головою вниз и вверх пятами, подстелил себе соломку в виде полутора тысяч рублей, которые заранее отделил от доверенных ему трёх тысяч. Отделил, по его словам, для того, чтобы вернуть эту половину Катерине Ивановне и не быть в её глазах вором. И вот на эти вторые полторы тысячи он во второй раз гуляет в Мокром.

То есть, он заранее, на трезвую голову определил масштаб своего первого загула, и праздник-то тогда кончился не от того, что деньги кончились (ещё полторы тысячи у него, оказывается, тогда были), а потому, что Митя сказал себе: «Всё! Погулял, и хватит». (Правда, этих слов нет в романе.) Если верить показаниям Мити, что полторы тысячи были отделены заранее, то видно, что он очень легко контролирует своё поведение, и все разговоры о какой-то «безудержи» карамазовской – ложь.

При внимательном прочтении романа, читатель должен сделать вывод, что нельзя верить этому герою, который так вдохновенно рассказывает Алёше о карамазовщине, а на самом деле, обманывает брата. Мотивы поведения Дмитрия Карамазова нам не ясны, но очень напоминают брачного афериста, который обманом вытягивает из женщины деньги, обещав на ней жениться, и в своё удовольствие прогуливает их. Одним словом – подлец.

Если бы сюжет «Братьев Карамазовых» строился только на истории с деньгами, которые Митя должен был переправить в Москву, то мы спокойно бы во всём разобрались и после его заявлений следователям наше бы отношение к этому герою резко изменилось. Но главное событие в романе – убийство Фёдора Павловича Карамазова, поэтому Достоевский вынуждает нас согласиться с алиби Дмитрия. Ведь если мы не согласимся, то – так как другой причины появления у него денег мы не видим – должны признать, что деньги он взял после убийства отца. А вот с этой точкой зрения мы согласиться никак не можем, ведь Митя нам очень нравится, и мы не хотим вникать в суть того, как он объясняет происхождение денег. Вот если нам скажут, что убил Смердяков, то здесь нас уговаривать не придётся, потому что трудно передать словами, как нам неприятен этот человек. Поэтому Смердяков – да, а вот Митя – нет.

Но алиби Дмитрия, как мы только что разобрали, доказывает, что он подлец, да и все его слова о карамазовщине это ложь. Поэтому задумайтесь, стоит ли верить словам Мити, что когда в ночь убийства Фёдор Павлович высунулся в окно, то он не ударил отца пестом по голове, а бросился к забору, потому что «дух светлый облобызал меня»?

Однако не будем торопиться с окончательными выводами и оставим Митю с его деньгами. Этот эпизод я подробно разъяснил для того, чтобы вы поняли, что не всё так просто в романе «Братья Карамазовы»».

В общем и целом, автор статьи подмечает об отсутствии стыда и совести некоторых героев романа:

«Господа, вседозволенности не надо учить, она живёт в каждом, в чьей душе не нашлось места Богу.

В романе она живёт в каждом герое, который говорит о своём неверии. Она живёт в Смердякове, который подталкивает брата Дмитрия на убийство. Она живёт в Иване, который понимает весь ужас происходящего, но бросает отца и уезжает в Москву. Она живёт в Фёдоре Павловиче Карамазове, который наплодил детей, а потом их бросил.

Несколько особняком в этом ряду стоит Дмитрий Карамазов. В первой половине романа он ведёт распутную жизнь, то есть, Бога нет и в его душе, поэтому-то он и пропивает деньги своей невесты, и таскает за бороду через весь город штабс-капитана Снегирёва, и разве это не проявление вседозволенности? А ведь ни Дмитрия, ни Ивана, ни Фёдора Павловича никто вседозволенности не учил».

Далее Разумов в своей статье подтверждает наше предположение о старце Зосиме как о герое, который выражает авторские посылы самого Достоевского:

«Образцом любви к ближнему в «Братьях Карамазовых» является старец Зосима, слова и поучения которого, можно сказать, идут из сердца Фёдора Михайловича Достоевского. И первые главы, где старец беседует с простыми людьми, и рассказ о жизни Зосимы с примерами любви к ближнему – вот тот нравственный фон, на котором развиваются события романа. В поучениях старца Достоевский даёт тот ответ, ради которого, по моему мнению, писался роман: как обрести Бога в своей душе, как избавиться от «слепоты», о которой мы говорили выше. Задумайтесь над тем, что говорит Зосима на первых страницах романа, на какую ноту настраивает Достоевский своего читателя:

«Постарайтесь любить ваших ближних деятельно и неустанно. По мере того как будете преуспевать в любви, будете убеждаться и в бытии Бога, и в бессмертии души вашей. Если же дойдёте до полного самоотвержения в любви к ближнему, тогда уж несомненно уверуете, и никакое сомнение даже и не возможет зайти в вашу душу. Это испытано, это точно».

Вот такой нелёгкий путь для избавления от «слепоты» предлагает Достоевский на страницах романа.

Любовь к ближнему проявляет Грушенька, когда передаёт деньги и пироги заезжим полякам, она же приютила у себя бедного помещика Максимова. Калганов передаёт арестованному Дмитрию Карамазову свои вещи. Катерина Ивановна Верховцева помогает деньгами семейству Снегирёвых, и это тоже любовь к ближнему.

Но это всё герои второго плана, а главная идея литературного произведения должна выноситься автором на передний план, то есть к героям первого ряда, в нашем случае к братьям Карамазовым. А вот среди братьев любви к ближнему-то и нет. Единственное исключение – Алёша, который в тяжёлую для Грушеньки минуту сумел найти тёплые слова для неё – как говорит сама Грушнька: подал ей луковку – и который примиряет мальчиков с Илюшей Снегирёвым.

Больше того, отношения Ивана и Дмитрия Карамазовых к незаконнорожденному брату Павлу Смердякову пропитаны ненавистью, и эта ненависть настолько сильная, что о любви к ближнему в романе можно забыть. И мы нисколько в этом плане не осуждаем ни Ивана, ни Дмитрия, потому что сами испытываем неприязнь к Павлу. Замечу, что в словах и поступках Алёши Карамазова тоже нет ни грамма любви к незаконнорожденному брату (ненависти нет, но и любви нет).

А почему мы должны любить Павла?

Задав этот вопрос, мы сталкиваемся с главной недосказанностью. Ведь старец Зосима это не конкретный русский инок, который живёт где-то в монастыре и мысли которого излагает Достоевский, а литературный герой. Слова и поучения этого главного положительного персонажа направлены на осознание той идеи, которую ставил перед собой писатель, создавая роман».

После этого Разумов в статье переходит к вопросу о том, является ли Смердяков убийцей Фёдора Павловича Карамазова. «Виновность Смердякова, согласно общепринятой версии, вытекает из двух фактов: — во-первых, личного признания Ивану Карамазову; — во-вторых, из передачи трёх тысяч рублей тому же Ивану Карамазову в ночь перед судом», – в двух словах характеризует мнение критиков и читателей он в монографии. И вот тут стоит отдельно перейти к характеристике самого Смердякова, который дал имя целой психологической черте людей с негативным характером, заточенным до крайности – смердяковщине. Для начала приведём все его цитаты.

Категория духовная. «Отрекаться от Христа – не грех. Потому что верующих людей нынче нигде нет».

Категория нравственная. «Можно быть иезуитом (то есть – делать одно, говорить другое, а думать третье)». «Ненавижу свою мать». «Я бы дозволил убить себя еще во чреве с тем, чтобы лишь на свет не происходить вовсе-с».

Категория национальная. «Может ли русский мужик против образованного человека чувство иметь? По необразованности своей он никакого чувства не может иметь. Я с самого сыздетства, как услышу, бывало, «с малыим», так точно на стену бы бросился». «Я всю Россию ненавижу». Однако и к загранице Смердяков относится с пренебрежением: «Если вы желаете знать, то по разврату и тамошние, и наши все похожи. Все шельмы-с, но с тем, что тамошний в лакированных сапогах ходит, а наш подлец в своей нищете смердит и ничего в этом дурного не находит. Русский народ надо пороть-с, как правильно говорил вчера Федор Павлович, хотя и сумасшедший он человек со всеми своими детьми-с».

Категория политическая. «В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, отца нынешнему, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки-с».

Категория эстетическая. «Стихи – вздор-с. Рассудите: кто на свете говорит стихами?».

Как видно, в словах Смердякова сквозит негативное отношение к жизни. Однако Достоевский показывает, что просто так такие типы, как Смердяков, в жизни не появляются. В своём дневнике от 1877 года писатель чётко сформулировал:

«Без зачатков положительного и прекрасного нельзя выходить человеку в жизнь из детства, без зачатков положительного и прекрасного нельзя пускать поколение в путь».

Что же в случае со Смердяковым видно? Какой груз отвратительных и тяжёлых воспоминаний и влияний из самого раннего детства сподвигал его к вывихам его поведения, в повествовании романа не сказано. Но в его учёбе, образовании и воспитании всё получилось так, что мы имеем с рождения презираемую всеми личность, которая за всю жизнь не получила ни капли любви или хотя бы понимания: ему доставалась лишь порка со стороны слуги Григория и скупость от старшего Карамазова, а это признаки явной дедовщины[4]. С детства его приёмный отец говорил ему: «Ты не человек, ты из банной мокроты завелся, вот ты кто». Настоящий же отец, Фёдор Павлович, ценил только его кулинарный талант. А брат Смердякова Иван (следует заметить, что Смердяков знал о своём настоящем происхождении), говорит о нём так: «Уважать меня вздумал, это лакей и хам».

В своей монографии Разумов отмечает у Ивана Карамазова и другие презрительные выпады – в адрес отца, которые оправдываются им принятой для себя теорией разумного эгоизма:

«Оброненная Иваном Карамазовым фраза: «А зачем сохрани! Один гад съест другую гадину, обоим туда и дорога!» — это, сути, — триумф теории разумного эгоизма в том виде, в каком он описан в приведённой выше статье из интернета, где на первое место ставится общественный интерес. Ведь в этой фразе ясно читается, что Иван Фёдорович желает смерти отцу и старшему брату не из личных побуждений, не из-за какой-то личной злобы на них, а в первую очередь потому, что избавление от подобных личностей пойдёт на ПОЛЬЗУ обществу. Именно такой «пользой», которая проистекает из разумного эгоизма, объяснялись террористические акты, которые начали в те годы происходить в России.

Но Достоевский не был бы Достоевским, если в философском споре с Чернышевским о разумном эгоизме — или, как его ещё называют, рациональном эгоизме — за основу взял прямолинейное высказывание Ивана Карамазова, который, в соответствии с этой философской теорией, ради всеобщего блага не жалеет ни отца, ни брата. Фёдор Михайлович намного глубже, чем Николай Гаврилович, понимает предпосылки поступков человеческих, поэтому на последних страницах своего последнего романа словами Павла Смердякова объяснит Ивану Карамазову, что в основе его поведения лежала не какая-то общественная польза, а личная выгода – деньги от наследства преждевременно погибшего отца. <…>

Теория разумного эгоизма не подразумевает убийство — людей при торжестве идей разумного эгоизма убивают, когда речь идет об общественном благе — да и незаконнорожденный сын Фёдора Павловича Карамазова не дебил. Поэтому из рассказанного Иваном Карамазовым Смердяков вынес не то, что он теперь может безнаказанно убить отца — хотя именно так видится многим сюжет «Братьев Карамазовых», — а то, что ему следует особо остерегаться поступков Ивана Фёдоровича. Ведь какие эпитеты не подбирай, а в основе своей эгоизм так и останется эгоизмом. <…>

Читатели романа симпатизируют Ивану Карамазову, поэтому им ясен смысл каждого произнесённого Иваном Фёдоровичем слона в разговорах с малообразованным Павлом. В результате этого они, сами того не замечая, лишают Смердякова «сейчас же своих благодеяний и даже не от злого сердца». Именно это нелицеприятная правда должна была открыться перед читателями в продолжение истории семейства Карамазовых.

Поэтому слова Курта Воннегута, которые взяты в качестве эпиграфа к этим исследованиям, на мой взгляд, очень точно характерною! последнее произведение великого русского писателя:

«Абсолютно все, что надо знать о жизни, есть в книге «Братья Карамазовы» писателя Достоевского»».

Здесь стоит отметить, что Смердяков с Иваном ведёт свою линию поведения наравне, пытаясь добиться достижения статуса одного из законных наследников Фёдора Павловича после его смерти:

«Неприязнь неприязнью, но сходство-то остаётся. Просуммируем то общее между Иваном и Павлом, что открывается читателю «Братьев Карамазовых»:

— происхождение от бедных, безродных, психически больных матерей;

— юношеская тяга к знаниям и того, и другого;

— одинаковая замкнутость характеров (Дмитрий рассказывает Алёше, что обратился однажды к Ивану, как к родному человеку: «В роднике у него хотел водицы испить — молчит» (15; 32).

Фёдор Павлович, после того как во время обеда в семействе Карамазовых Смердяков неожиданно начал спорить с другим слугой — с Григорием, — делает вывод: «…вот этакая валаамова ослица думает, думает, да и чёрт знает про себя там до чего додумается» (14; 122);

— и тот и другой в детстве стеснялись своих родителей: Иван — поведения Фёдора Павловича Карамазова; Павел — что он от Смердящей произошёл;

— Иван и Павел, в отличие от двух других братьев, имеют профессии, которые могут поддержать их в жизни;

— у них и возраст почти одинаковый: одному двадцать три, и другому двадцать четыре года;

— оба эти брата атеисты, но оба ищут Бога: один пишет статью о церковном суде, которая заинтересовала монахов пригородного монастыря, другой в день смерти читает Исаака Сирина;

— и тот, и другой одинаково ведут себя в деле убийства старика: один прикидывается больным и устраняется, другой уезжает в Москву — тоже устраняется;

— но сходство становится абсолютным, если вы вспомните, что Иван и Павел плохо кончают на страницах романа: Иван сходит с ума, Павел совершает самоубийство».

С учётом общей неприязни Ивана и Павла Смердякова к их отцу возникает закономерный вопрос: действительно ли слабоумен и невежественен Смердяков настолько, чтобы его можно было употребить в качестве исполнителя убийства кем-то со стороны. Разумов на этот счёт в монографии пишет:

«Во всех без исключения работах, посвящённых «Братьям Карамазовым» — от школьных сочинений до серьёзных монографий — вы прочтёте: истинным убийцей старика отца является Иван Карамазов с его идеей: «Если Бога нет, то всё позволено». А преступником исследователи считают Ивана потому, что он научил вседозволенности Смердякова, чем подтолкнул Павла на убийство Фёдора Павловича Карамазова. <…>

Задумайтесь, возможно ли высказыванием, что «коли бога бесконечного нет, то и нет никакой добродетели, да и не надобно её тогда вовсе», настроить далеко не глупого человека на убийство?

Мерить поступки людей следует по себе, поэтому поставьте себя на место Смердякова и решите, смог бы кто-нибудь из вас пойти на столь тяжкое преступление, если бы услышал, пусть даже от очень авторитетного собеседника, что-то подобное тому, о чём говорит Иван Фёдорович Павлу Смердякову? А почему вы считаете, что Павел бы смог?

Положительный ответ на последний вопрос будет дан только в том случае, если считать, что Смердяков «нравственный урод», «одна из самых омерзительных фигур в ряду созданных жестоким талантом Достоевского», что он «ограничен» и «необразован». Все эти взятые в кавычки слова я беру из приводившейся выше характеристики Смердякова, данной критиком в предисловии к роману.

Но почему только Смердяков «нравственный урод»? Ответ на этот вопрос прост: читатели почти ненавидят Павла с того момента, как Смердяков в разговоре с Иваном у ворот карамазовской усадьбы, не таясь, предлагает Ивану Фёдоровичу уехать из отцовского дома. Но разве его желание смерти отца сильно отличается от аналогичных скрытных желаний двух других братьев — Дмитрия или Ивана? Почему критику, писавшему предисловие к роману, нужно, чтобы Павел как можно больше походил на полного дебила? <…>

Мысль о том, что если Бога нет, то всё дозволено, высказывается Иваном Карамазовым в келье у старца Зосима. Вернее, разговор об этом заводит родственник Карамазовых Миусов, сообщая о высказываниях Ивана в «одном здешнем, по преимуществу дамском обществе» (14; 64).

Но Смердякова нет ни в келье у старца, ни в «здешнем, по преимуществу дамском, обществе». Странно как-то получается: Иван учит Смердякова тому, что Павел, по выстроенной сюжетной линии романа, не слышит! Достоевский не приводит нам разговор Павла и Ивана, в котором речь бы шла о вседозволенности, и если такая трактовка идеи о вседозволенности является основной мыслью произведения, то почему Фёдор Михайлович не включил её, например, в разговор за обедом в семействе Карамазовых, где Смердяков мог её услышать, чтобы уже потом — при разговорах с Иваном Фёдоровичем — использовать? Почему о том, что Иван действительно учил этому Смердякова, мы узнаём только из двух коротких фраз, сказанных в третьем разговоре Ивана и Павла, и из короткой реплики прокурора на суде? Где же та ювелирная точность романа, которой так дорожил Достоевский, когда речь идет об основной идей произведения?».

Чувство моральной неудовлетворённости, отсутствие своего, унизительное положение – что же удивительного в том, что Смердякову остаётся только ненавидеть окружающих в ответ на их ненависть? Не может он смириться с унизительной историей своего появления на свет, не может смириться с тем, что родился без участия в воспитании настоящего отца и произошел от городской юродивой Елизаветы Смердящей. Ненависть к своему низкому происхождению доходит у него до жажды собственного уничтожения еще во чреве матери. А в дальнейшем его злоба переходит уже на всю мужицкую Россию, как он признаётся.

Любому живому существу свойственно во-первых – хотеть жить, а во-вторых – избегать страданий. Если же эти два пункта несовместимы, то всё заканчивается саморазрушением и крушением всего остального. Чем по сути и занимались смердяковы конца 19 и начала 20 века – разрушали тот порядок вещей, который заставлял их страдать, который говорил им: «Вы не люди, вы банная мокрота». Только в отличие от точно таких же лакеев, как они, но с чинами, им терять было нечего. Почему власти эту проблему были решить не в состоянии, к этому вопросу мы ещё вернёмся. Пока же отметим, что ненависть к себе, к своей земле, к миру, в котором явился на свет, приводит Смердякова к жажде предательства всех и вся, которая при этом, следует заметить, на деле реализовывается самоустранением от конфликта Дмитрия и его отца из-за Грушеньки, который стал ступенькой к реализации преступления.

Один из исследователей Достоевского, литературовед Тоёфуса Киносита, отмечает в своей статье «Вина Алеши Карамазова перед Смердяковым в отцеубийстве»:

«Смердяков с начала до конца стоит совершенным особняком. К зоне человеческой заботливости или озабоченности по линии Алеши – старца Зосимы причастны Дмитрий, Иван и даже Федор Павлович.

Что касается Смердякова, он совсем одинок и как антипод полностью исключается из их круга. Тем не менее, по всей вероятности, Смердяков считал Федора Павловича своим отцом. Кто относился к Смердякову доброжелательно, кроме Марьи Кондратьевны и ее матери, которые своей фамилией ассоциируются с основателем религиозной секты скопцов, и жены Григория – Марфы? Человеческое начало в Смердякове открывается перед читателями только в сцене разговора его с девушкой (в главе «Смердяков с гитарой»). Когда мы читаем признание Смердякова перед Марьей Кондратьевной в свете наставления, столько раз повторяемого старцем Зосимой Алеше и автором в «Дневнике писателя» о серьезном воспитательном значении «памяти» или «воспоминания» для человека в детстве, удивляемся, как можно было оставить этого человека в таком жалком, психологически безвыходном, подавленном состоянии»[5].

Как описывает Достоевский, такие типы, как Смердяков, появились не сами собой. Их породил тот самый правящий слой в лице Фёдора Карамазова, который по моральному состоянию ничем не лучше (а, может быть, даже и хуже) лакея, но при этом находится в общественном положении несравнимо выше. Поэтому смердяковщина практически порождение карамазовщины и её проявления – дедовщины. Сама карамазовщина Разумовым определяется тремя свойствами: распутство-сладострастие, стяжательство и пересмешничество, которые ведут к криминалу и уголовщине.

С учётом своей специализации на трагедиях Достоевский не ставил художественной задачи столкнуть Смердякова с нечто преобразующим его, или, возможно, просто не успел написать о нечто подобном. Хотя о подобном другой писатель, А.П. Чехов, писал в письме критику А.С. Суворину от 7 января 1889 года:

«Что писатели-дворяне брали у природы даром, то разночинцы покупают ценою молодости. Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, певчий, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям, благодаривший за каждый кусок хлеба, много раз сеченный, ходивший по урокам без калош, дравшийся, мучивший животных, любивший обедать у богатых родственников, лицемеривший и богу и людям без всякой надобности, только из сознания своего ничтожества, — напишите, как этот молодой человек выдавливает из себя по каплям раба и как он, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в его жилах течёт уже не рабская кровь, а настоящая человеческая…».

Разумов отмечает в статье «Лучше ли мы жителей Женевы?» также недостаточность доказательства виновности Смердякова по переписке Достоевского с читателями:

«В переписке писателя хранится письмо к читательнице Е.Н. Лебедевой, в первой строчке которого Фёдор Михайлович пишет: «Фёдора Павловича Карамазова убил слуга Смердяков». А раз такая фраза в письме Достоевского есть, то прежде чем переступить через флажки, надо разобраться с этим письмом.

Некая читательница Лебедева, не дожидаясь окончания романа, в своём письме, по-видимому, спросила у Достоевского, кто является убийцей Фёдора Павловича Карамазова? Почему «по-видимому»? Потому что текста самого письма Лебедевой не сохранилось. Нам известен только ответ писателя, хранящийся в его архивах.

На первый взгляд кажется, что спорить с письменным свидетельством самого Фёдора Михайловича бесполезно. Действительно, что же тут спорить, если об этом писал сам писатель? Но зададимся самым простым вопросом: а почему надо беспрекословно верить тому, что автор пишет неизвестной ему читательнице, которая не удосужилась дождаться окончания романа?

Вас удивляет само предположение, что Фёдор Михайлович мог её обмануть? Не надо забывать, что не только содержание письма, но и личность адресата должна иметь значение для исследователя. Если бы подобное письмо было адресовано К.П. Победоносцеву или редактору «Русского вестника» Н.А. Любимову, то это было бы почти сто процентной гарантией правдивости письма. А кто такая Е.Н. Лебедева? Обычная читательница, которых много было в России и о которой мы ничего не знаем. И если Достоевский ей всё же ответил, то это ещё не значит, что он должен был писать правду, правду и ничего кроме правды.

Почему бы Достоевскому не обмануть какую-то Лебедеву, если он всю читающую Россию собирается обмануть, представив Смердякова в первом романе убийцей старика-отца? Этот простой вопрос, по-видимому, не приходит в голову исследователям романа. Да и является ли это обманом, если в большинстве литературных произведений с детективным сюжетом имя истинного убийцы становится известным только в конце произведения, а человек, которого читатели считают преступником в середине произведения (а за «Братьями Карамазовыми» должен был последовать второй, так и ненаписанный роман), в большинстве случаев оказывается невиновен? Это не обман, это – закон жанра. И в соответствии с этим законом в первом романе для всех читателей, без исключения, Смердяков должен выглядеть убийцей.

Но самое интересное, что Достоевский не только мог, но и должен был обмануть читательницу Лебедеву. На письме есть дата, по которой мы знаем, что оно было написано за год до того, как были опубликованы последние главы. Представьте себе, что Достоевский написал бы в письме: «Фёдора Павловича Карамазова убил…» и в эту фразу поставил имя героя, который является убийцей. Но тогда Лебедева, зная из письма имя преступника, спокойно, из номера в номер, продолжала бы читать роман, и после признания Смердякова была бы оскорблена тем, что писатель её обманул. Фёдор Михайлович очень дорожил мнением читателей о себе, поэтому не обмануть Лебедеву он просто не мог».

И далее автор статьи приводит ряд доказательств того, что Смердяков не является убийцей своего отца:

«По моим подсчётам, в романе более двадцати фраз, коротких реплик или целых эпизодов, которые являются доказательством невиновности Павла. Эти доказательства носят, в основном, косвенный характер, но в романе есть и два ребуса, ответы на которые выводят нас на прямые, то есть неопровержимые доказательства невиновности этого героя.

Прочитаем одно очень интересное пояснение из третьего разговора Ивана Карамазова и Павла Смердякова. Напомню, что во время этого разговора все читатели слышат, как Павел признаётся брату в убийстве отца и передаёт Ивану три тысячи рублей.

Смердяков, «отыскивая чем бы накрыть деньги, …вынул было сперва платок, но так как тот опять оказался совсем засморканным, то взял со стола ту единственную лежавшую на нём толстую жёлтую книгу, которую заметил, войдя, Иван, и придавил ею деньги. Название книги было: «Святого отца нашего Исаака Сирина слова». Иван Фёдорович успел машинально прочесть заглавие».

И первый ребус – это книга «Святого отца Исаака Сирина слова», которая единственная лежит на столе у Павла во время третьего разговора с Иваном Карамазовым. Совершенно очевидно, что Достоевский не случайно положил именно эту книгу на стол Смердякову. Чтобы разгадать этот ребус, сравним рассказ Смердякова об обстоятельствах убийства с тем, что говорят другие герои в разных эпизодах романа.

Напомню, что, по словам Павла, он рассказывал Дмитрию Карамазову о спрятанном пакете с деньгами:

«– Стой, – прервал Иван, – ведь если б он (Дмитрий – А.Р.) убил, то взял бы деньги и унёс; ведь ты именно так должен был рассуждать? Что ж тебе-то досталось бы после него? Я не вижу.

– Так ведь деньги-то бы они никогда и не нашли-с. Это ведь их только я научил, что деньги под тюфяком. Только это была неправда-с. Прежде в шкатулке лежали, вот как было-с. А потом я Фёдора Павловича, так как они мне единственно во всём человечестве одному доверяли, научил пакет этот самый с деньгами в угол за образа перенесть…»

А вот что говорит о конверте с деньгами Дмитрий Карамазов следователям на допросе в Мокром:

«Несколько секунд Митя стоял как ошеломлённый.

– Господа, это Смердяков! – закричал он вдруг изо всей силы, – это он убил, он ограбил! Только он один и знал, где спрятан у старика конверт… Это он, теперь ясно!

– Но ведь и вы же знали про конверт и о том, что он лежит под подушкой.

– Никогда не знал: я и не видел никогда его вовсе, в первый раз теперь вижу, а прежде только от Смердякова слышал… Он один знал, где у старика спрятано, а я не знал… – совсем задыхался Митя.

– И, однако ж, вы сами показали нам давеча, что конверт лежал у покойного родителя под подушкой. Вы именно сказали, что под подушкой, стало быть, знали же, где лежит.

– Мы так и записали! – подтвердил Николай Парфенович.

– Вздор, нелепость! Я совсем не знал, что под подушкой. Да, может быть, вовсе и не под подушкой… Я наобум сказал, что под подушкой… Что Смердяков говорит? Вы его спрашивали, где лежал? Что Смердяков говорит? Это главное… А я нарочно налгал на себя… Я вам соврал не думавши, что лежит под подушкой, а вы теперь… Ну знаете, сорвётся с языка, и соврёшь. А знал один Смердяков, только один Смердяков, и никто больше!.. Он и мне не открыл, где лежит!»

Как видите, показания Дмитрия противоречат пояснению Смердякова. Попробуем разрешить это противоречие.

Предположим, что Дмитрий, чьё поведение, как мы выше выяснили, больше похоже на поведение брачного афериста, и есть убийца. В этом случае он, конечно, будет пытаться убедить следствие, что не знал, где спрятаны деньги, поэтому наше противоречие благополучно разрешается. Но если мы предположили, что Дмитрий убийца, то Смердяков-то невиновен!

Предположим теперь, что Дмитрий невиновен. Но любой невиновный человек при беседе со следователями будет говорить только правду, ему нет смысла обманывать следствие. Значит, мы должны верить Мите, что он не знал, где лежат деньги. В этом случае, для разрешения противоречия, мы должны предположить, что Смердяков обманывает Ивана. Но если Смердяков убийца и если он чистосердечно признаётся в этом брату Ивану, то зачем ему этот обман? И вывод напрашивается только один – действиями Павла во время третьего разговора руководит что-то другое, чего мы пока не знаем.

А сейчас напомню, какие выводы сделало следствие после осмотра места преступления:

«– Убийство произошло, очевидно, в комнате, а не через окно, что положительно ясно из произведённого акта осмотра, из положения тела и по всему. Сомнений в этом обстоятельстве не может быть никаких.»

Но давайте прочитаем, что рассказывает Смердяков Ивану о самом моменте преступления:

«–…Побежал он, подошёл к окну, свечку на окно поставил. «Грушенька, – кричит, – Грушенька. Здесь ты?» Сам-то это кричит, а в окно-то нагнуться не хочет, от меня отойти не хочет, от самого этого страху, потому забоялся меня уж очень, а потому отойти от меня не смеет. «Да вон она, говорю (подошёл я к окну, сам весь высунулся), вон она в кусте-то, смеётся вам, видите?» Поверил вдруг он, так и затрясся, больно уж они влюблены в неё были-с, да весь и высунулся в окно. Я тут схватил это самое пресс-папье чугунное, …размахнулся да сзади его в самое темя углом. Не крикнул даже».

Как видим, по словам Смердякова, Фёдор Павлович был убит у окна, вернее, когда он высунулся в окно, но это полностью противоречит той картине, которую застали следователи на месте преступления. Это явное противоречие разрешается только одним способом: верить надо следствию. То есть Смердяков опять обманывает Ивана, а то, что он ошибается в обстоятельствах убийства, говорит о его невиновности. Вопрос же о причинах столь странного поведения Павла остаётся открытым.

Отмечу, что и в других высказываниях Павла во время третьего разговора можно найти обман.

А теперь вернёмся к книге Исаака Сирина. Заглянем в замечательное исследование старейшего нашего достоевиста С.В. Белова «Достоевский. Энциклопедия» и посмотрим, что пишет Сергей Владимирович об этой книге. Белов выделяет высказывание религиозного писателя о том, что слова суть орудия этого мира, а молчание – золото другого, небесного мира. Короче говоря: не верь словам.

Представьте себе, что вы разговаривает с кем-то и, вдруг, замечаете, что ваш собеседник держит пальцы крестиком. Поверите вы тому, что будет говорить этот человек? Конечно, нет. Книга Исаака Сирина с высказыванием «не верь словам» – это те же сложенные крестиком пальчики. Но книга Исаака Сирина больше ста тридцати лет одиноко лежит на столе у Павла, а мы всё верим тому, что говорит Павел Ивану.

В третьем разговоре Ивана Карамазова со Смердяковым нельзя верить ни одному слову Павла: ни тому, что Иван научил Смердякова вседозволенности, ни тому, что Павел совершил убийство. И «сложенные пальчики» Фёдора Михайловича Достоевского, и прямой обман Ивана Карамазова Павлом Смердяковым являются прямым доказательством невиновности этого героя.

Перейдём ко второму ребусу. Самое интересное, что второй ребус вообще, можно сказать, лежит на поверхности. Чтобы его найти, достаточно вдуматься в речь прокурора. Но дело в том, что прокурор, который на суде говорит о так любимом нами Дмитрии Карамазове как о преступнике, нам очень не нравится. А если нам кто-то не нравится, то мы редко задумываемся, что говорит нам этот человек. Мы почти не обращаем внимания на слова прокурора ещё и потому, что Смердяков, который не нравится нам даже больше, чем прокурор, уже сознался Ивану – а значит и читателю – в своём «преступлении». Но прокурор-то не слышал этого признания Павла перед Иваном, поэтому давайте сначала прочитаем, а потом задумаемся над его словами и постараемся понять, почему в своей речи прокурор с такой уверенностью говорит о невиновности Смердякова.

«– …как бы ни был труслив человек, а уж если такое дело задумал, то уже ни за что бы не сказал никому по крайней мере про пакет и про знаки, ибо это значило бы вперёд всего себя выдать. Что-нибудь выдумал бы нарочно, что-нибудь налгал бы другое, если от него непременно требовали известий, а уж об этом бы умолчал! Напротив, повторяю это, если б он промолчал хоть только об деньгах, а потом убил и присвоил эти деньги себе, то никто бы никогда в целом мире не мог обвинить его по крайней мере в убийстве для грабежа, ибо денег этих ведь никто, кроме него, не видел, никто не знал, что они существуют в доме».

В приведённом отрывке из речи прокурора Достоевский чёрным по белому пишет, что, так как Павел рассказал о конверте с деньгами Дмитрию, то просто взять деньги себе Смердяков не мог. Ведь если бы у Дмитрия после убийства не оказалось денег – а все в городе знали, что Митя гол, как сокол – и если бы следователи не нашли их в доме у покойного, то в краже денег и в соучастии в убийстве был бы обвинён именно Смердяков.

По-видимому, это одно из наиболее сложных психологических мест романа, если читатели до сих пор не видели в нём почти полного доказательства невиновности Павла, поэтому дам некоторые пояснения.

Предположим, всё вышло так, как Смердяков рассказывает Ивану Карамазову о планируемом им преступлении. То есть Дмитрий из ревности отца убил, но деньги или не нашёл, или сразу убежал с места преступления, даже не пытаясь их найти. Предположим, что и следователи при первом обыске не посмотрели за образами. Мог ли Смердяков в этом случае взять себе деньги из конверта?

Нет. И вот почему.

Смердяков, во-первых, понимает главное, что в борьбе за Грушеньку карамазовщина старшего брата Дмитрия пошла наперекор карамазовщине Фёдора Павловича и что добром это не кончится. Во-вторых, он понимает, что не в силах что-либо изменить, ведь ни Иван, ни Алёша не видят ужаса сложившейся ситуации, и что только его ежевечерние тайные разговоры с Дмитрием удерживают старшего брата от рокового шага. Он также осознаёт, что это не может долго продолжаться, так как приступ падучей болезни, который может случиться с ним в любое время, тут же запустит механизм преступления. Павел не говорит Дмитрию, где старик Карамазов прячет деньги, то есть Павлу важно, чтобы после убийства деньги остались в доме, и этот факт нам известен из романа. Смердяков в своих планах должен был исходить из того, что Дмитрия рано или поздно поймают. Зная прямой характер старшего брата, Павлу ясно, что при аресте Митя не станет изворачиваться и скрывать, что он убил отца. Но на допросе Дмитрий рассказал бы, что денег он не брал, и следствие ему бы поверило, ведь нет смысла сознаваться в убийстве и запираться в краже денег, тем более что эти деньги Дмитрий считал своими законными деньгами от наследства. Следователи начали бы повторно и более тщательно обыскивать дом и, если бы Смердяков взял эти деньги себе (а мы считаем, что он потому и задумал преступление, что хотел эти деньги взять себе), то денег бы в доме не нашли. А раз Дмитрий деньги не взял, и раз их нет в доме, то их украли. Но украсть мог только тот, кто знал об их существовании, то есть Смердяков. Поэтому в краже денег, в этом случае, обвинили бы именно Смердякова. И следствию стало бы ясно, что об условных стуках, по которым можно войти в дом, Павел сообщил Дмитрию не с испуга, как утверждает Смердяков, а умышленно, поэтому он является соучастником преступления. А быть соучастником преступления, где на стороне второго обвиняемого и знаменитый врач из Москвы, и известный адвокат из Петербурга, – доля незавидная: не успеешь оглянуться, как в Сибири окажешься. Избежать этого Павел мог только одним путём: не трогать конверт с деньгами. Он потому и не сказал Дмитрию, где лежат деньги, что любой следователь будет, в первую очередь, смотреть за образами, и найденные при обыске деньги были бы сто процентным алиби для Смердякова. Вот какой смысл имеют слова прокурора: «Вперёд всего себя выдать».

Смердяков потому и спокоен при первом разговоре с Иваном, что Дмитрий задержан с деньгами, и Павел думает, что это деньги Фёдора Павловича Карамазова, а значит он вне подозрений.

Фразу: «как бы ни был труслив человек, а уж если такое дело задумал, то уже ни за что бы не сказал никому по крайней мере про пакет и про знаки, ибо это значило бы вперёд всего себя выдать», – я называю вторым психологическим ребусом Достоевского. Ведь Фёдор Михайлович подробно не разъясняет в тексте произведения, почему Смердяков не мог взять конверт с деньгами. Только подробное разъяснение ясно доказывает невиновность Павла. Достоевский отложил эти пояснения до второго, так и ненаписанного романа.

Характеризуя Смердякова, прокурор в своей речи на суде «представил его человеком слабоумным», то есть, по мнению прокурора, даже слабоумному ясно, что конверт с деньгами Смердякову нельзя было брать из пустого дома. Но за прокурором-то стоит Достоевский! Поэтому возникает щекотливый вопрос, а не разделял ли Достоевский этот вывод своего литературного героя, не посмеивается ли здесь над нами Фёдор Михайлович?

Это доказательство следует считать всё же косвенным, потому что все пояснения прокурора могут быть пустым звуком, если предположить, что Смердяков действительно недостаточно умён и не смог сообразить, что ему нельзя брать конверт с деньгами.

Но Павел-то умён! И о том, что он знал, что ему нельзя прикасаться к конверту с деньгами, говорят его слова из первого разговора с Иваном Карамазовым:

«– …потому что меня за эти три тысячи всегда могли притянуть, что я их украл-с»

Да, уважаемый читатель, с точки зрения ума Смердяков даст нам сто очков форы. Мы, когда читали роман, даже после подсказки прокурора не видели, что Павлу нельзя было брать деньги из дома, а Смердяков это знает и без подсказки прокурора. Но не надо этому удивляться, потому что Павел просто литературный герой, за которым тоже стоит Достоевский. А то, что Достоевский на сто очком умнее любого из нас, в доказательстве не нуждается.

И эта короткая реплика Смердякова, которая перекликается со словами прокурора на суде, является уже прямым, а потому неопровержимым доказательством его невиновности, так как она полностью перечёркивает ту историю о краже денег и об убийстве Фёдора Павловича Карамазова, которую Смердяков рассказывает Ивану во время третьего разговора. Если Павел знал, что конверт с деньгами ему трогать нельзя, то он его и не собирался брать, значит, и отца ему незачем было убивать».

При этом Разумов подчёркивает, что насколько у Достоевского должна была быть раскрытой тема Смердякова во втором ненаписанном томе:

«Но есть один вопрос, который, думаю, вы хотите мне задать: «А с чем связано столь странное поведение Павла Смердякова, какие цели он преследовал?». Ответ достаточно очевиден: Достоевский не случайно выводит Павла на страницы романа незаконнорожденным сыном, а любой сын (неважно, законно- или незаконнорожденный) не может не думать о наследстве.

Невиновность Смердякова наполняет тему любви к ближнему новым содержанием, что доказывает – эта тема является главной темой всего произведения.

Но главная идея всегда направлена на читателя, поэтому целью Достоевского было расшевелить любовь к ближнему у читателей.

Исследователи романа восхищаются Алёшей Карамазовым и на все лады пытаются рассказать нам о своей любви, сравнивая его то с Христом, то с князем Мышкиным. Но чтобы полюбить Алёшу Карамазова большого ума и широкого сердца не требуется. Алёша настолько хорош в романе, что любовью к нему никого не удивишь.

А вот вы попробуйте совершить истинный подвиг любви и полюбить Павла Смердякова. Полюбить хотя бы маленькой долей той любви, которой полюбил Иоанн Милостивый голодного и замёрзшего путника, который «к нему пришёл и попросил согреть его». Иоанн «лёг с ним вместе в постель, обнял его и начал дышать ему в гноящийся и зловонный от какой-то ужасной болезни рот его». Иван Карамазов, который на страницах романа рассказывает историю Иоанна Милостивого брату Алёше, удивляется этому и не верит в возможность такой любви. И, надо сказать, в возможность такой любви не очень-то верят и читатели.

Посмотрите на манеру поведения Павла, на его дурацкую причёску, послушайте с каким жеманством он стоит фразы, вспомните о его недобрых насмешках, о его хитрости и коварстве, прибавьте сюда его ненависть к России. А дикая «шутка» с булавкой в куске хлеба для дворовой собаки переполняет чашу неприязни к этому человеку. Как же можно его любить!

Ответ на этот вопрос и является главной целью всего произведения. Причём этот ответ Достоевский даёт не только в «Братьях Карамазовых» примером Иоанна Милостивого, но и в предыдущем романе «Подросток» словами одного из главных героев Андрея Петровича Версилова: « …любить людей так, как они есть невозможно. И однако же должно. И потому делай им добро, скрепя свои чувства, зажимая нос и закрывая глаза (последнее необходимо)».

Нам нравится бесшабашный Дмитрий Карамазов, который из ревности готов убить отца. Нравится умный и образованный Иван Карамазов, который про отца и старшего брата говорит: «Один гад съест другую гадину, обоим туда и дорога!». В сравнении с этими братьями, чем же так плох Павел Смердяков?

Да, читатель, «зажимая нос и закрывая глаза», надо полюбить Павла. На мой взгляд, только полюбив невиновного Смердякова хотя бы маленькой долей той любви, которой полюбил Иоанн Милостивый голодного и замёрзшего путника, когда дышал ему в гноящийся и зловонный рот, можно понять, что имел в виду Достоевский под любовью к русскому народу.

Про русский народ Достоевский говорил, что это народ богоносец, но этого богоносца Фёдор Михайлович не обожествлял. Ведь Достоевский не раз писал, что народ развратен, груб и не образован, что он пьёт и ворует, что он стегает кнутом бедную слабую лошадёнку по её добрым глазам (и может застегать до смерти – и это ничем не лучше булавки для дворовой собаки). Что делать с таким народом?

Любить. Да, надо полюбить человека, который бьёт по добрым глазам лошадёнку, потому что он только в том случае не будет её бить, если почувствует вашу любовь. Другого пути нет. Вы можете его строго выговаривать, сечь, отдавать в солдаты, даже отправить на каторгу, но он всё равно будет бить лошадёнку по добрым глазам. Исправляет только любовь. Об этом учит Христос и вслед за Христом именно эту истину собирался повторить Достоевский в романе «Братья Карамазовы».

Слова Зосимы-Достоевского об исправлении любовью в романе звучат так: «Перед иною мыслью станешь в недоумении, особенно видя грех людей, и спросишь себя: «Взять ли силой или смиренною любовью?». Всегда решай: «Возьму смиренною любовью». Решишься так раз навсегда и весь мир покорить возможешь. Смирение любовное – страшная сила, изо всех сильнейшая, подобной которой и нет ничего».

Возможно, вам неприятен Смердяков тем, что он ненавидит свою родину? «Я всю Россию ненавижу», – говорит Павел соседке Марье Кондратьевне за разговором в саду. Хорошего в этих словах, конечно, мало. Но и на это высказывание Смердякова мы находим ответ Достоевского в поучениях старца: «Лишь народ и духовная сила его грядущая обратит отторгнувшихся от родной земли атеистов наших».

Достоевский тем и велик, что он прекрасно разбирался в душах и чувствах людей. Это в начале своего творческого пути писатель говорил о человеке, как о тайне, которую необходимо разгадать. Романом «Братья Карамазовы» Фёдор Михайлович доказал, что он эту тайну разгадал. Достоевский предвидел, что, прочитав первый роман, все начнут клеймить Павла, и я считаю это сильнейшим психологическим ходом в авторском замысле всего произведения. Невиновность Павла, которая должна была открыться во втором романе – повторяю, она была бы обязательно открыта, так как прямые доказательства есть в тексте первого романа – невиновность Павла явилась бы холодным душем для читателя и заставила бы читателя, зажав нос и закрыв глаза, задуматься о своём отношение к этому человеку. И цель Достоевского – пробудить в читателе любовь к ближнему – была бы достигнута. <…>

Думаю, вам всё ещё трудно представить, что, создавая свой бессмертный роман, Фёдор Михайлович смотрел на Павла Смердякова взглядом отличным от нашего. Но в романе есть один настолько гениальный сюжет, что, на мой взгляд, он затмевает даже «Поэму о великом инквизиторе». Не удивляйтесь, но это история женевского преступника Ришара, которой мы, читая роман, почти не придаём значения.

Эту историю, так же как и «Поэму о великом инквизиторе», Иван Карамазов рассказывает брату Алёше за разговором в трактире. Читая роман, мы думаем, что история Ришара попала в роман случайно, во всяком случае, не видно прямой связи между событиями романа и трагедией Ришара. Исследователи Достоевского внимательно изучили весь разговор братьев в трактире, они знают, например, что случай с мальчиком, которого самодур-помещик травил собаками, взят из жизни, так как просмотрели огромное количество периодики тех лет и им известно и число, и название газеты, где Фёдор Михайлович об этом прочитал. Аналогично, со «слезинкой к боженьке» пятилетней девочки запертой на ночь родителями в отхожем месте – эту историю Достоевский тоже узнал из периодических изданий.

А вот поиск первоисточника описанной в романе истории преступника Ришара никакого ответа не даёт. Исследователи, по-видимому, не очень-то и искали, ведь Иван Карамазов говорит Алёше, что ему она стала известна из брошюрки, переведённой какими-то русскими лютеранствующими благотворителями и разосланной для просвещения народа даром. Первая мысль от такого объяснения Ивана: эту брошюру подбросили самому Фёдору Михайловичу, он заинтересовался ею и, как и историю с помещиком-самодуром, взял и вставил в роман. Но это не так.

Никаких лютеранствующих благотворителей не было. История женевского преступника Ришара с первого до последнего слова придумана самим Достоевским. Придумана для того, чтобы в продолжении романа задать читателю один из самых главных вопросов, ради которого задумано произведение. <…>

Горькая усмешка автора над лицемерием жителей Женевы легко передаётся читателю, и, читая этот рассказ, мы сочувствуем несчастному Ришару.

То есть, как оказывается, некое чувство любви к раскаявшемуся преступнику, убившему и ограбившему старика, мы испытывать можем.

Но одновременно мы испытываем и затаённую радость, что, как говорит Иван Карамазов, «штука с Ришаром хороша тем, что национальна. У нас хоть нелепо рубить голову брату потому только, что он стал нам брат и что на него сошла благодать».

А теперь задумаемся, действительно ли мы лучше жителей Женевы?

Сравним Ришара с Павлом Смердяковым.

– Ришар незаконнорожденный.

И Павел незаконнорожденный.

– Ришару двадцать три года.

Смердякову – двадцать четыре.

– Ришар ещё младенцем был подарен пастухам.

Павел с самого детства не знал родителей и воспитывался в семье слуги Григория.

– Пастухи взяли Ришара, «чтоб употребить в работу».

Фёдор Павлович Карамазов тоже употребляет незаконнорождённого сына в работу: делает его своим поваром.

– Ришар рос, как дикий «зверёнок», у пастухов, которые постоянно били его.

После того, как слуга Григорий больно наказал розгой Павла, «тот ушёл в угол и косился оттуда с неделю». В другой раз Григорий «неистово ударил ученика по щеке. Мальчик вынес пощёчину, не возразив ни слова, но забился в угол на несколько дней». То есть вёл себя, как дикий зверёнок.

– Ришар пас свиней.

Нет, Смердяков свиней не пас, он был лакеем. Отношение же к нему, например Дмитрия Карамазова, или характеристики, которые Павлу давали Фёдор Павлович и брат Иван – «иезуит смердящий», «хам», «вонючий лакей», – иначе как свинством не назовёшь. Подобные выражения по отношению к слуге были нормой того времени. Но Смердяков то был сын и брат!

– Ришар «убил какого-то старика и ограбил».

По устоявшемуся мнению – а именно этого мнения придерживались вы, когда читали роман, – Смердяков тоже убил и ограбил старика.

– Ришар обратился «к христианской вере перед самым эшафотом».

Вечером накануне самоубийства Иван видит у Павла на столе книгу Исаака Сирина.

– На Ришара сошла благодать, так как он понял, что он изверг, и раскаялся. Но так как убийство он всё-таки совершил, то ему «оттяпали-таки по-братски голову».

Здесь мы подходим к самому интересному в этой истории с Ришаром. Интересному потому, что за более чем сто тридцать лет, которые прошли с момента написания романа, читатели и критики так и не поняли, что Смердяков – просто русский Ришар. В оценке событий романа история Ришара до сих пор не играла никакой роли. Поэтому в той оценке, которую даёт читатель Павлу Смердякову, мы имеем истинную оценку читателя – оценку, идущую из глубины читательской души.

В истории с Ришаром Достоевский ставит и блестяще решает уникальную по своей силе и красоте задачу: даёт возможность читателю заглянуть в собственную душу.

Как он это делает?

Всё дело в том, что Фёдор Михайлович предвидел, что критики и комментаторы романа посчитают, что Смердяков РАСКАИВАЕТСЯ в совершённом преступлении, и поэтому не только передаёт Ивану три тысячи рублей, которые он якобы украл после убийства отца, но и кончает жизнь самоубийством. Этого мнения придерживаемся и мы, когда читаем роман.

Предвидя это мнение своих читателей и критиков, Достоевский приготовил нам очень нелицеприятный вопрос. <…>

Ну и чем, в этом случае, мы отличаемся от жителей Женевы с их пасторами и разными Христианскими братствами, над которыми мы только что снисходительно посмеивались?

Если вы ответили: «Ничем!» – то вы ошиблись.

Мы намного хуже жителей Женевы, так как Ришар все-таки убил и ограбил старика, а Смердяков старика не грабил и не убивал.

Как видите, ответ на этот вопрос был бы очень нелицеприятен читателю. Другое дело, что связь между Смердяковым и Ришаром можно не видеть и, читая и разбирая роман, вслед за Иваном Карамазовым успокаивать себя мыслью и гордиться, что «штука с Ришаром хороша тем, что национальна. У нас хоть нелепо рубить голову брату потому только, что он стал нам брат и что на него сошла благодать». Что и продолжается более ста тридцати лет!

Можно ли считать историю с Ришаром доказательством невиновности Павла Смердякова?

Строго говоря, нет.

Но в этой истории есть нечто большее: выявленная глубинная связь между образами Ришара и Павла, и, главное, то, что эта связь скрыта Достоевским от читателей первого, написанного романа, говорят о том, что тема Павла Смердякова далеко не закончена. Я считаю, что, разгадав тайну Ришара, мы, фактически, разгадали главную тайну романа «Братья Карамазовы»: во втором, ненаписанном романе автор должен был открыть эту связь, вернуться к теме Павла Смердякова, под другим углом представить его образ».

И, наконец, в монографии Разумов конкретно указывает на то, что Смердяков был развитием темы Достоевского о «житии великого грешника» — т.е. жития самоубийцы:

«…приведу два отрывка из записной тетради писателя за 1875—1876 годы. Первый отрывок:

«Я не хочу мыслить и жить иначе как с верою, что все наши девяносто миллионов русских, или сколько их тогда будет, будут образованы и развиты, очеловечены и счастливы. …С условием 10-й лишь части счастливцев я не хочу даже и цивилизации.

Я [хочу] верую в полное царство Христа. Как оно сделается трудно предугадать, но оно будет. Я верую, что это царство свершится».

В следующем отрывке звучит сокровенная мысль Достоевского, которая, на мой взгляд, очень важна не только потому, что приоткрывает нам завесу над тем обществом, о котором мечтал писатель, но и заставляет осмыслить события романа «Братья Карамазовы»:

«Не наступит ли пора взаимного понимания (не взаимного восхваления). Острите, смейтесь, шутите, но искренно идущего к благородной цели отметьте как идущего к благородной цели».

То есть будущее общество Достоевскому виделось обществом взаимного ПОНИМАНИЯ.

А что же мы видим в том обществе, в котором происходят события романа? Из всех персонажей романа только адвокат Фетюкович уловил ту душевную неустроенность, которая не покидала Павла на протяжении всей жизни. Но сказал об этом адвокат уже на суде, то есть после смерти Смердякова:

«…он ненавидел происхождение своё, стыдился его и со скрежетом зубов припоминал, что «от Смердящей произошёл», …он мог ненавидеть своё положение сравнительно с законными детьми».

Как мы теперь знаем, у Павла давно зародилась мысль добиться признания благородства своего происхождения. Но вопреки мысли Достоевского: «Искренно идущего к благородной цели отметите», — понимания Павел так ни у кого и не нашёл — ни у отца, ни у братьев. Вот с какими мыслями постоянно жил этот человек, вот такое оно было — ЖИТИЕ ВЕЛИКОГО ГРЕШНИКА».

Но если никто из детей Карамазовых не убивал отца, тогда кто же убийца? Разумов обращает внимание на персонажа с фамилией Ракитин, который был в курсе событий Скотопригоньевска:

«Именно со слов знатока карамазовщины Михаила Ракитина, сказанных в разговоре с Алёшей Карамазовым в самом начале романа, читатель узнаёт о той интриге, которая связала Дмитрия и Ивана Карамазовых, Катерину Ивановну Верховцеву, Грушеньку Светлову и старика отца. Сведения о трёх тысячах рублей, которые хранятся в доме у Фёдора Павловича и которые жаждет получить Митя, также не составляли для Ракитина тайну. Какая уж тайна, если об этом весь трактир знает, а Михаил везде добывал языка!

Обладая цепким умом, Ракитин мог легко догадаться, что калитка в сад не будет заперта. Кроме того, о незапертой калитке, в шутку или всерьёз, ему могла рассказать сама Грушенька. Да он мог сам у неё спросить о том, как она смогла бы подойти к дому Фёдора Павловича Карамазова? Задать Грушеньке такой вопрос для Ракитина вполне естественно, ведь Грущенька, как выяснилось на суде, была двоюродной сестрой Михаила Ракитина, и он часто бывал у неё. А родственные отношения — это более доверительные отношения, чем отношения при обычном знакомстве. Думаю, что эта возможная доверительность в отношениях — ответ на вопрос, зачем Достоевский связал узами родства Грушеньку и Ракитина. Только из разговоров с сестрой Михаил мог узнать — и в самом начале повествования поведать Алёше Карамазову — о той непростой ситуации, которая сложилась в семействе Карамазовых из-за схлестнувшегося сладострастия отца и старшего сына.

О незапертой калитке не догадывается Дмитрий Карамазов. Поэтому он лезет в отцовский сад через высокий забор. Так как Митя лезет через высокий забор, то распахнутая калитка ускользает от внимания и читателей, и исследователей романа, хотя распахнутая калитка — припрятанный автором ключ к пониманию сюжета произведения.

Описывая допрос Дмитрия Карамазова следователями, Достоевский несколько раз указывает читателю, что о тайных стуках, которыми должна была постучаться Грушенька, придя к старику Карамазову, знали только Дмитрий и Павел Смердяков. Автор буквально навязывает читателю мысль, что искать убийцу надо среди этих двоих. Но это не так: об этих стуках знала ещё и Грушенька, а значит, мог знать и её двоюродный брат Ракитин.

Читатели романа, кроме условных стуков, которыми Грушенька должна была постучаться в окно карамазовского дома, основное внимание уделяют открытой двери из дома в сад. Напомню, что следователи при осмотре дома нашли эту дверь открытой. Эта открытая дверь также важна для понимания событий той ночи, как и распахнутая калитка. Когда и почему была открыта дверь из карамазовского дома в сад?

Дмитрий Карамазов уверяет на допросе, что когда он ночью тихо крался к отцовскому дому, то дверь из дома в сад была закрыта. Слуга Григорий говорит следователям, что, когда он вышел проверять садовую калитку, дверь в сад уже была открыта, и по тем характеристикам, которые даются в романе слуге Григорию, у нас нет оснований не верить этому персонажу. Смердяков же рассказывает Ивану, что открытая дверь просто померещилась Григорию с пьяных глаз, и что это на его — Смердякова — условный стук Фёдор Павлович Карамазов открыл дверь уже после того, как Дмитрий убежал из сада. (Пояснения, почему не следует верить тому, что говорит Павел Смердяков Ивану Карамазову во время последнего разговора между этими братьями, даны в статье «Чем мы лучше жителей Женевы?», расположенной на сайте журнала.)

Чтобы понять, что же произошло в ту ночь в доме и в саду, давайте разберёмся с этой дверью: почему она была открыта, и когда она была открыта. При этом будем строго следовать тексту повествования и психологии поведения героев романа. Последнее требование является обязательным при изучении произведений Ф. М. Достоевского, и обязательность этого требования исходит не от меня, а сформулирована самим Фёдором Михайловичем в письме к читательнице Лебедевой: «Не один только сюжет романа важен для читателя, но и некоторое знание души человеческой (психологии), чего каждый автор вправе ждать от читателя».

С учётом этого авторского напутствия читательнице «Братьев Карамазовых» проанализируем следующий абзац из романа:

«Сердце неугомонного старичка билось тревожно, он ходил по пустым своим комнатам и прислушивался. Надо было держать ухо востро: мог где-нибудь сторожить её Дмитрий Фёдорович, а как она постучится в окно (Смердяков ещё третьего дня уверил Фёдора Павловича, что передал ей где и куда постучаться), то надо было отпереть двери как можно скорее и отнюдь не задерживать её ни секунды напрасно в сенях, чтобы чего, боже сохрани, не испугалась и не убежала».

Это очень важное пояснение рассказчика, из которого становится понятной тайна открытой двери в сад: просто старик Карамазов, услышав условный стук, которым постучался Дмитрий Карамазов, сначала открыл окно и начал звать Грушеньку, а потом бросился «отпереть двери как можно скорее, … чтобы, боже сохрани, не испугалась и не убежала». Это надо было сделать незамедлительно, так как Митя «мог где-нибудь сторожить» Грушеньку. Однако за дверью Грушеньки не могло быть, она в это время была в Мокром.

С вечера Фёдор Павлович проследил, чтобы калитка в сад не была закрыта на замок. Но так как через незапертую калитку может легко пройти не только Грушенька, но и Дмитрий, то в доме своём старик запирается изнутри и ждёт условного стука: из-за боязни сына он только на условный стук откроет дверь. Услышав условный стук, Фёдор Павлович открывает окно и начинает звать Грушеньку. Не получив ответа и полагая, что Грушенька отошла от окна и пошла к двери, старик отец бежит срочно открывать дверь из дома в сад. Однако, за дверью никого нет. Но так как условный стук в окно был, то Фёдор Павлович должен был, ожидая Грушеньку, остаться в проёме двери, прислушиваясь ко всему тому, что происходит в саду.

А в саду происходило следующее: Дмитрий Карамазов, когда понял, что Грушеньки в доме нет, побежал к забору, прочь из сада; но в это время в саду появился старый слуга Григорий, который вышел проверить садовую калитку. Григорий пытался остановить Митю, и в завязавшейся потасовке Дмитрий проломил ему голову. Всё это прекрасно слышал Фёдор Павлович Карамазов, стоя в проёме открытой двери (эту открытую дверь и видел слуга Григорий), но у него и в мыслях не было прийти на помощь слуге. Когда в саду всё стихло, Фёдор Павлович, простояв безрезультатно на пороге открытой двери — не закрывая дверь — возвращается в комнату. Дверь старик Карамазов не закрывает потому, что он уверен, что это Грушенька стучала в окно (он не знает, что об условных стуках известно не только Грушеньке, но и Мите). Поэтому старик думает («больно уж они влюблены в неё были-с»), что Грушенька теперь прячется в садовых кустах, и, вновь увидев в окне Фёдора Павловича, либо подойдёт к окну, либо сама пройдёт в дом через открытую дверь.

Таким образом убийце, который прятался в темноте и за всем внимательно наблюдал, ничего не мешало беспрепятственно войти в дом через дверь, которую старый сладострастник оставил открытой, пройти в комнату и проломить голову Фёдору Павловичу Карамазову.

Нельзя точно указать место в комнате, где был убит Фёдор Павлович, но точно не у окна, так как об этом говорят и следователи, и тот факт, что Марфа — жена слуги Григория, — женщина, по-видимому, не исполинского роста, заглянув в распахнутое окно карамазовского дома, увидела, что барин убит, и побежала за помощью. Увидеть это она могла, если убитый лежал посреди комнаты или у противоположной стены, а не на полу под окном.

Вполне возможно, что Фёдор Павлович Карамазов, увидев ночью в своём доме не прошеного гостя, со страху сам отдал ему конверт с деньгами. Но Фёдор Павлович знал убийцу, поэтому это его не спасло.

Менее вероятен другой вариант: преступник сразу убивает Фёдора Павловича и самостоятельно начинает искать конверт с деньгами. Конверт найти было легко — с этим, как говорится, к гадалке не ходи — хорошо известно, что обыватели очень часто прячут деньги, важные бумаги и ценные вещи за образами: оттуда и надо начинать поиск. Так как по совету Смердякова именно за иконами спрятал Карамазов старший свой «гостинчик» для Грушеньки, то конверт был найден сразу, и следователи никакого беспорядка в доме не обнаружили. Преступнику не составило труда найти приготовленный конверт и, убедившись в наличии денег, бросить пустой конверт с ленточкой на пол и удалиться.

И всё.

Уходя, прикрывать за собой дверь у преступника не было никакой необходимости, поэтому дверь оставалась открытой до прихода следователей.

Убийца планировал дождаться появления в саду Дмитрия Карамазова, так как:

— во-первых, в этом случае у последнего не было бы алиби, и следствие бы пошло по ложному пути. Что, в конце концов, и вышло;

— во-вторых, тот, кто планировал это преступление, полагал, что убивать старика не придётся — это сделает Дмитрий Карамазов. Ведь сущность карамазовщины Дмитрия в том и заключается, что Дмитрий может убить из ревности, но ни при каких обстоятельствах не может ограбить. Преступнику после убийства Дмитрием старика отца оставалось бы только войти в опустевший дом и взять конверт с деньгами.

И это убийство обязательно бы произошло, но, по словам Мити, провидение остановило его руку в тот момент, когда он уже был готов убить отца:

«Слёзы ли чьи, мать ли моя умолила бога, дух ли светлый облобызал меня в то мгновение — не знаю, но чёрт был побеждён. Я бросился от окна и побежал к забору».

Однако из текста романа ясно видно, что остановили Дмитрия Карамазова в первую очередь сомнения: есть Грушенька в доме или её там нет?

Преступник ждал появления Мити в отцовском саду и специально оставил калитку распахнутой настежь. Эта, на первый взгляд, простая деталь — распахнутая калитка — должна была распалить ревность Дмитрия, поэтому она — ключевой момент задуманного им преступления. По замыслу убийцы, распахнутая калитка в сад будет для Мити означать одно: Грушенька в данный момент предаётся любовным утехам со стариком Карамазовым. Не случайно Достоевский пишет, что Митя полез к дому через высокий забор с задней стороны сада, а так как он лезет с задней стороны сада, то и не видит распахнутую калитку.

Убийца тот, кто пытался разжечь ревность Мити этой распахнутой калиткой. Если бы Дмитрию хватила ума, и он бы прошёл в сад так, как все люди ходят, то, увидев распахнутую калитку, Митя не ходил бы под окнами и не пытался бы понять, есть Грушенька в доме или её там нет. Он бы ворвался в отцовский дом, даже разбив окна, и убил бы старика, и никакое провидение его бы не остановило. Для этого и нужно было преступнику распахнуть калитку В ТУ НОЧЬ, КОГДА ОТ ОТЦА УЕДЕТ ИВАН КАРАМАЗОВ.

После отъезда Ивана помешать осуществить преступление МОГ ТОЛЬКО Алёша Карамазов. Поэтому убийце надо было сделать так, чтобы в момент преступления Алёши не было в родительском доме. И человек, который уводит Алёшу от отцовского дома, — Михаил Ракитин.

Чтобы подготовить преступление, Михаилу необходимо только правильно всё организовать. Надо с выгодой для себя воспользоваться знанием о конверте с деньгами и тем, что подход к карамазовскому дому свободен, что распалённый карамазовщиной Митя постоянно караулит Грушеньку, и что ревность Дмитрия дошла до того, что он готов убить родного отца. Подобное поведение точно вписывается в образ Ракитина, созданный в романе.

Вспомните, в тот вечер, когда произошло преступление, Михаил специально разыскивает Алёшу и при встрече говорит Алексею:

«Послушай, да ведь я тебя ищу больше двух часов».

Не за день, не за два, а именно в тот вечер, когда из отцовского дома уехал Иван Карамазов, понадобился ему Алёша. И так понадобился, что Ракитин искал его больше двух часов. Получается, что в ночь преступления он УВОДИТ АЛЁШУ ПОДАЛЬШЕ ОТ ОТЦОВСКОГО ДОМА и предлагает идти к нему домой и там выпить водки. Если бы Ракитину удалось напоить Алёшу водкой, то это полностью развязало бы ему руки в осуществлении задуманного. Но в голову Михаилу приходит ещё более коварная мысль, как избавиться от Алексея: отвести Алёшу к Грушеньке, чтобы та соблазнила младшего брата Карамазова, и о глубине этих коварных помыслов Михаила мы ещё будем говорить.

Хотя Грушенька, оставив свои прежние желания, в тот вечер и не стала соблазнять Алексея, но план Ракитина сработал, так как после визита к Грушеньке Алёша не идёт к отцовскому дому, а к девяти часам вечера возвращается в монастырь. И направляет его в монастырь тот же Ракитин.

Обратите внимание на следующую реплику, сказанную Ракитиным в конце их с Алёшей визита к Грушеньке:

«Ракитин встал с места.

— Пора, — сказал он, — поздно, в монастырь не пустят».

Какая трогательная, почти отеческая забота о послушнике! Но совсем недавно Ракитин собирался поить Алёшу водкой. Что же он хотел, чтобы послушник вечером вернулся в монастырь пьяный? Позднее он же предложил пойти к Грушеньке, но разве после грехопадения Алёша вернулся бы в монастырь? Ракитину прекрасно известно, что Алексей может переночевать у отца и что сам Фёдор Павлович приказал младшему сыну вернуться в родительский дом, так как эти отцовские требования были озвучены в присутствии Михаила. Но когда Ракитин понял, что падения Алексея Карамазова не будет, то он засуетился и вдруг вспомнил, что Алёша может опоздать в монастырь. Согласитесь, странное поведение этого героя.

С того момента, как Алёша вышел от Грушеньки и, расставшись на улице с Ракитиным, пошёл по направлению к монастырю, на нём тоже лежит вина перед погибшим отцом, тем более, что он не выполняет распоряжение родного отца не ночевать больше в монастыре, а вернуться домой.

Цель семинариста достигнута: старик Карамазов остаётся в своём доме один. Теперь можно спрятаться в саду, предварительно распахнув настежь садовую калитку. Спрятаться в саду и ждать, когда после убийства Дмитрием отца три тысячи рублей сами упадут Ракитину в руки.

Это и есть план преступления Ракитина.

Обращаю ваше внимание на гениальную простоту авторского замысла относительно совершённого в романе преступления: распахнуть калитку, и три тысячи рублей сами падают в руки. Но эта простота кажущаяся, за ней непревзойдённое понимание Фёдором Михайловичем психологии своих героев. И не только понимание, но и умение эти тонкие психологические моменты продумать, описать и незаметно разнести по разным эпизодам романа.

Остаётся добавить, что, Ракитин неприятно удивился и, наверное, даже подумал, что его план в этот вечер может не сработать, когда увидел, что Дмитрий не догадывается о незапертой калитке и потому лезет в сад через высокий забор.

Но почему Ракитин был так уверен, что Дмитрий, убив отца, деньги не возьмёт?

Для подобного вывода у Ракитина были следующие причины:

Во-первых, Ракитин понимал, что убийство из-за ревности и убийство из-за денег — два совершенно разных преступления, и, убив отца из ревности, Митя о деньгах и не вспомнит. Потому что не деньги нужны Мите, ему нужна Грушенька. И когда он убьёт отца, то в ту же минуту поймёт, что Грушеньку он навсегда потерял, а значит, никакие деньги ему больше не нужны.

В отцовском саду Митя сначала бьёт пестиком по голове слугу Григория, а потом спрыгивает с забора к поверженному слуге, вытирает ему платком кровь с головы и стоит над ним с жалкими словами. То есть поступает по-карамазовски: в гневе бьёт, но уже в следующее мгновение начинает думать, а что же он сделал? Он тотчас понимает, что, убив слугу, он потерял Грушеньку, и уже не жалеет тех денег, которые спрятаны в ладанке у него на груди.

То же самое произошло, если бы Митя в порыве ревности убил отца. Что же вы думаете, Дмитрий убьёт отца, а потом с окровавленными руками побежит отдавать долг своей бывшей невесте? Строчки из письма Мити к Катерине Ивановне, где он пишет об убийстве из-за денег, — пьяная похвальба, такой же пьяный необдуманный поступок, как таскание за бороду по городской площади штабс-капитана Снегирёва. Поэтому убить из ревности Дмитрий может, а вот ограбить — нет. Но понять, что карамазовщина может привести к убийству, мог только тот, кто глубоко понимает сущность карамазовщины.

И таких героев в романе два: Павел Смердяков и Михаил Ракитин. Оба понимают главное — что Дмитрий способен пойти на убийство.

Вторая причина, по которой Ракитин был уверен, что, убив отца, Митя деньги не возьмёт, о том, что Дмитрий Карамазов в благородном порыве отдал когда-то в другом городе пять тысяч рублей Катерине Ивановне Верховцевой, и об этом поступке знала Грушенька Светлова. Пьяный Митя сам рассказал Грушеньке об этом во время первого загула в Мокром. Грушенька не побежала сразу рассказывать по всему городу о том, что Катерина Ивановна фактически такая же падшая женщина, как она сама. Но в том, что этот факт её, конечно, порадовал, легко убедиться, если вспомнить, каким унижением для Катерины Ивановны закончился визит к ней Грушеньки на первых страницах романа. С подобными фактами, которые пусть и не возвышают тебя, но хотя бы опускают соперницу до твоего уровня, всегда хочется поделиться с близкими. И поделиться этой новостью она должна была, в первую очередь, со своим братом Ракитиным. Это, на мой взгляд, ещё одна причина, для чего Достоевский связал узами родства Грушеньку и Ракитина. Ракитин же из этой новости о Катерине Ивановне должен был сделать вывод, подсказанный нам Достоевским. Это тот самый вывод, который сделала публика в зале судебного заседания после первого выступления в суде Катерины Ивановны: «…человек, отдающий, в благородном порыве, последние пять тысяч, и потом тот же человек, убивающий отца ночью с целью ограбить его на три тысячи, — это было нечто отчасти несвязуемое».

Именно несвязуемость этих предположений первым понял Михаил Ракитин, поэтому у него были две причины быть увереным, что ради денег Дмитрий Карамазов не пойдёт на преступление, а вот из-за ревности Митя способен убить даже отца.

Сделаю небольшое замечание.

Планы Смердякова и Ракитина отличаются тем, что Павлу необходимо алиби в виде денег, который следователи обязательно найдут в пустом доме при обыске, ведь нет такого следователя, который при обыске в доме, где совершено преступление, не заглянул бы за иконы. Так как Смердяков ничего не знал о пяти тысячах, которые в благородном порыве были когда-то переданы Дмитрием Карамазовым Катерине Ивановне Верховцевой, то у Павла были все основания опасаться, что после совершения преступления Митя прихватит и конверт с деньгами. Поэтому накануне трагических событий Смердяков и не рассказывает мучающемуся от ревности Мите, где в доме спрятаны деньги. Хочешь убить отца — убей, но деньги не возьмёшь.

И Ракитин, и Смердяков стремятся распалить ревность Мити: один — распахнутой калиткой, другой — рассказами о трёх тысячах приготовленных стариком для Грушеньки. Затея Ракитина с калиткой не сработала, но Михаилу всё равно удалось осуществить задуманное, так как от рассказов и пояснений Павла о том, сколько в конверте денег, что на конверте написано, какой ленточкой конверт перевязан, каким условным стуком Грушенька должна постучаться в окно — от всего этого у Дмитрий Карамазов просто голову сносило и от ревности, и от безденежья. Напомню, что Митя, который вынужден был заложить даже дуэльные пистолеты, считал приготовленные стариком Карамазовым три тысячи рублей для Грушеньки своими деньгами, недополученными от отца за материнское наследство, поэтому злость на отца была у него нестерпимая».

Возникнет впечатление, что Смердяков и Ракитин действовали вместе, однако они друг с другом незнакомы, и исполнение Ракитиным его замысла не было известно слуге-сыну Фёдора Павловича Карамазова:

«В романе есть один эпизод, который очень хорошо откладывается в памяти читателей, поэтому тот, кто внимательно читал роман, мог бы мне возразить, что Ракитин хочет отвести Алёшу к Грушеньке, чтобы получить за это двадцать пять рублей, которые Грушенька обещала дать Ракитину, если он приведёт к ней Алёшу Карамазова. Но всё дело в том, что мысль отвести Алёшу к Грушеньке возникает у Ракитина уже ВО ВРЕМЯ вечернего разговора с Алексеем, то есть после того, как в результате двухчасовых поисков он разыскал Алёшу:

« — Знаешь, Алёша, — пытливо глядел он ему в глаза, весь под впечатлением внезапной новой мысли, вдруг его осиявшей… — Алёшка, знаешь, куда мы лучше бы теперь пошли? — выговорил он, наконец, робко и искательно.

–Всё равно… куда хочешь.

— Пойдем ка к Грушеньке, а? Пойдёшь? — весь даже дрожа от робкого ожидания, изрёк наконец Ракитин».

Не ради двадцати пяти рублей искал он в тот вечер Алёшу Карамазова, а по какой-то другой, более веской причине.

В очередной раз обращаю ваше внимание на удивительное писательское мастерств Достоевского: переключая внимание читателя на двадцать пять рублей, которые Грушенька отдаёт Ракитину за визит к ней Алёши, Фёдор Михайлович маскирует от нас истинную цель Ракитина. Тот факт, что этот семинарист оказывается ещё и сводником, настолько поражает читателя, что он не обращает внимания на такую «мелочь», как два часа поисков Ракитиным Алёши из-за неизвестной цели. Но цель самого писателя достигнута: «мостик» во второй роман переброшен и скрыт от читателя.

Продолжим внимательное изучение вечернего разговора Алёши и Ракитина накануне визита к Грушеньке. Послушайте, что говорит Михаил Алексею:

«Братец твой Ванечка изрёк про меня единожды, что я «бездарный либеральный мешок». Ты же разок тоже не утерпел и дал мне понять, что я «бесчестен»… Пусть! Посмотрю-ка я теперь на вашу даровитость и честность (окончил это Ракитин уже про себя, шепотом)».

Очень важно, что слова «Пусть! Посмотрю-ка я теперь на вашу даровитость и честность» Ракитин произносит «уже про себя, шепотом».

О чём говорят эти сказанные шёпотом слова?

Они говорят о том, что Михаил ЗНАЕТ что-то такое, что должно вот-вот произойти и что будет проверкой даровитости и честности братьев Карамазовых. Но такое событие в романе только одно — преступление против старика Карамазова. Знать об этом Ракитин может только в двух случаях:

— либо Михаил пророк, причём пророк более сильный, чем старец Зосима, так как старец только смутно предполагает, что произойдёт несчастье, а по злому шёпоту Ракитина видно, что он точно знает, какое событие и с кем произойдёт. Но на тот момент, когда Михаил высказывает свои пророческие мысли, старец Зосима уже мёртв. Получается, что Достоевский выносит на суд читателей идею, что на смену старым пророкам, которые по монастырям сидят и пескариков кушают (выражение Фёдора Павловича Карамазова), приходят новые пророки с мыслями о «любви к свободе, к равенству, братству» (основная идея Михаила Ракитина). Мне трудно представить, что Достоевского могла интересовать подобная тема;

— либо Ракитин основной виновник случившегося на страницах романа преступления, и он просто проговаривается о том, что ему уже известно, какое событие должно произойти этой ночью. Вероятность этого ответа — сто процентов.

Поэтому шёпот Ракитина — ПРЯМОЕ доказательство его причастности к смерти Фёдора Павловича Карамазова. К сожалению, исследователи романа уже сто сорок лет не слышат этого шёпота, не видят прямого доказательства виновности семинариста.

Есть и ещё причины видеть в Ракитине организатора преступления.

Если при обсуждении невиновности Смердякова (статья «Чем мы лучше жителей Женевы?» в электронной версии журнала) мы говорили о ювелирной точности Достоевского, то сейчас нам поможет одна неточность автора, это одна из психологических неточностей романа. Вспомните, в беседе со старцем Зосимой — с беседы в келье у старца, фактически, начинается повествование — участвуют, с одной стороны, наиболее близкие Зосиме монахи, а с другой стороны, Карамазовы или близкие к ним люди. Что же делать Ракитину в келье у старца в момент семейного разговора? Такой разговор — личное дело семьи Карамазовых, и посторонние должны быть удалены. Но Достоевский даёт возможность Ракитину слушать и наблюдать всё то, что происходит в завязке романа.

Видел ли эту неточность Фёдор Михайлович?

Видел. Ведь Миусов, родственник Фёдора Павловича Карамазова, просит помещика Максимова, который увязался с компанией Карамазовых, оставить их и не ходить с ними в скит именно на основании того, что предстоит семейный разговор, а чужой человек во время такого разговора присутствовать не должен. То есть помещика Максимова, как постороннего, Достоевский в келью не допускает, и у читателя откладывается мысль, что «чужих» при разговоре не будет. Эта уловка, даёт Фёдору Михайловичу возможность оставить Ракитина — чужого для семейства Карамазовых человека — в келье у старца Зосимы. Ведь автору необходимо, чтобы Михаил видел и слышал весь разговор в келье у старца, слышал слова Ивана о вседозволенности и реакцию на них Мити, видел земной поклон старца Дмитрию Карамазову. По законам литературных произведений, только своими глазами наблюдая завязку повествования, в голове Ракитина мог сложиться план преступления. И писатель, несмотря на психологическую неточность, строго следует этим законам (не забывая при этом обмануть читателя, что посторонних при разговоре, якобы, нет).

Добавим к этому следующее: именно Ракитину пришла мысль связать земной поклон старца Дмитрию с возможной уголовщиной в семействе Карамазовых, и об этом он прямо говорит Алёше:

«Мудрёного тут, конечно, нет ничего, одни бы, кажись, всегдашние благоглупости. Но фокус был проделан нарочно. Вот и заговорят все святоши в городе и по губернии разнесут: «Что, дескать, сей сон означает?» По-моему, старик действительно прозорлив: уголовщину пронюхал».

И далее ещё одно «пророчество» Михаила:

«Случится она между твоими братцами и твоим богатеньким батюшкой. Вот отец Зосима и стукнулся лбом на всякий будущий случай».

С этого момента цель Ракитина — подстроить всё так, чтобы взаимоотношения в семействе Карамазовых дошли до уголовного преступления. И сделать это для семинариста не составляло труда. <…>

И Смердяков, и Ракитин независимо друг от друга считают, что преступление произойдёт в ночь после отъезда Ивана Карамазова из дома. И автор подсказывает читателю, что Ракитин знал об отъезде Ивана, так как на страницах романа именно Ракитин делится этой новостью с Алёшей. (Ещё одна «случайность»?) Ракитин спрашивает Алексея:

«— Кстати, братец твой Иван Фёдорович сегодня днём в Москву уехал, знаешь ты это?

— Знаю, — безучастно произнёс Алёша…»

Но читателю, внимательно следящему за развитием сюжета, уже известно, что Иван Карамазов уехал в Москву. Для чего же понадобилось Фёдору Михайловичу включать этот вопрос в диалог? Почему писателю необходимо сообщить нам, что и Алексей, и Михаил знают об отъезде Ивана и почему это спрашивает именно Ракитин?

Просто в этом вопросе и ответе у Достоевского заключён скрытый смысл, который являлся бы основой для второго, ненаписанного романа. Убийца фактически спрашивает у сына жертвы: «Знаешь ли ты, что твой отец остался в доме один и без защиты?» И сын отвечает: «Знаю».

Знать-то Алёша знает, но, в стремлении безоглядно связать себя с духовным отцом старцем Зосимой, опасности, которая грозит не только его родному отцу, но и всей семье Карамазовых, не понимает. Один этот факт из жизни главного героя повествования Алёши Карамазова даёт представление о том, до каких психологических глубин собирался дойти Фёдор Михайлович Достоевский при написании продолжения «Братьев Карамазовых».

Но вернёмся к Михаилу Ракитину и постараемся разобраться в мотивах, которые толкнули его на преступление.

Михаил умный психолог, но поступками его руководит ненависть ко всему семейству Карамазовых. Эта ненависть возникла из-за того оскорбления, которое он от Карамазовых испытал: Иван Карамазов сказал про Ракитина, что он бездарный либеральный мешок, а Алёша добавил, что Ракитин бесчестен. По тем временам это очень серьёзное оскорбление: дворяне после таких слов брали в руки пистолеты. Михаил не дворянин, но его либеральные взгляды стирают сословные различия в вопросах оскорблённой чести.

Ни одно преступление нельзя доказать, если неизвестен мотив. Здесь же мы видим два мотива планируемого Ракитиным преступления: месть за оскорбление от братьев Карамазовых и деньги.

То, что Ракитин был оскорблён Карамазовыми, ясно слышится в выступлении этого героя на суде, где он совершенно искренен в своём осуждении карамазовщины. Ракитин не планировал убивать старика, и когда он продумывал преступление, то считал, что проявляет свой либеральный долг, обнажая нравы семейства Карамазовых, при которых сын из ревности готов убить отца. В его выступлении на суде ясно звучит, что карамазовщина, как проявление крепостничества, — одно из тех препятствий, которое стоит на пути развития России. А то, что для торжества его идей должен погибнуть человек, большого значения для него не имеет. Достаточно очевидно, что Михаил Ракитин в «Братьях Карамазовых» и Пётр Верховенский в «Бесах» — одного поля ягоды. Михаил Ракитин — это более глубокое развитие Достоевским темы Петра Верховенского.

Для Ракитина даже не деньги было главное. Накануне преступления он считал, что очень большие деньги придут к нему в результате женитьбы на Хохлаковой. Для него было важно возвысить себя над Карамазовыми, составить подробный отчёт о том жестоком убийстве, режиссёром которого он сам и являлся, и тем создать себе имя в толстых столичных журналах. Как мы знаем из романа, именно в отделе критики литературных журналов видел Иван Карамазов будущее Михаила Ракитина. Для достижения своих целей Ракитину надо совсем немного: нужно подтолкнуть старшего из братьев Карамазовых на убийство отца и самому выступить общественным обвинителем в судебном процессе. Что и было реализовано в событиях первого, написанного романа.

А чтобы срежиссировать преступление, вина за которое ляжет на братьев Карамазовых, Ракитину необходимо сделать две вещи:

Во-первых, подтолкнуть Дмитрия на убийство. Для этого необходима сущая мелочь: распахнуть ночью калитку в карамазовский сад.

Во-вторых, забрать из опустевшего дома деньги.

Если для Павла важно, чтобы после убийства старика конверт с деньгами остался в доме, то для Ракитина важно, чтобы деньги не просто пропали, а чтобы было ясно, что их украли. Ведь Дмитрий — даже если бы он убил отца — будет божиться, что не брал деньги, и следствию нужно будет прорабатывать и другие варианты. Поэтому в краже денег будет заподозрен и Алексей Карамазов, который сказал о Ракитине, что он бесчестен.

Очень пришлась по душе Михаилу идея отвести Алёшу к Грушеньке! Но дело здесь не в двадцати пяти рублях. Он потому и пытливо смотрел Алексею в глаза, и говорил робко и искательно, когда предлагал пойти в гости к Грушеньке, что если бы ей удалось соблазнить послушника (а в желании Грушеньки сделать это Ракитин не сомневался), то, чтобы обеспечить своё алиби, Алексею необходимо было публично признаться, с кем он провёл ночь. И плакал бы тогда по своей Грушеньке Дмитрий Карамазов, как говорится, горькими слезами: не с отцом, а с младшим любимым братом провела бы ночь дорогая для него женщина.

В этом, в частности, и заключался коварный план мести Ракитина семейству Карамазовых, который вместе с убийством Дмитрием отца просто раздавил бы всё семейство.

Добавлю, что три тысячи рублей очень большая сумма по тем временам, и оставить их в пустом доме до прихода следователей Михаил Ракитин никак не мог, это противоречит его принципу из всего извлекать выгоду, потому что «был он человек серьёзный и без выгодной для себя цели ничего не предпринимал». Три тысячи рублей на дороге не валяются. Даже двадцать пять рублей, которые ему передаёт Грушенька за то, что он привёл к ней Алёшу, этот герой берёт. Берёт, хотя брать приходится на глазах находящегося в той же комнате Алёши Карамазова, которого он фактически этим предаёт! Понимая, в каком невыгодном свете он предстал перед Алексеем, Ракитин зол и раздражён на себя, но любовь к деньгам сильнее.

Да, Ракитин первоначально не планировал убивать Фёдора Павловича Карамазова, а прятался в саду, чтобы после убийства Митей отца забрать из пустого дома деньги. Но, как это бывает у личностей, готовых на всё ради ИДЕИ, обстоятельства сложились так, что он не удержался и пошёл на убийство, тем более, что это сулило немалые финансовые выгоды. Возможно, определённую роль в этом сыграли злость и раздражение на Грушеньку, которая рассказала Алексею о двадцати пяти рублях, обещанных Ракитину за грехопадение Алёши, а также то, что всё шампанское, которым угощала Грушенька Алексея и Михаила, выпил один Ракитин. <…>

Приведу две фразы из записных тетрадей Достоевского. Тетради эти датируются 1875-1876 годами, то есть записи делались, когда Фёдор Михайлович обдумывал сюжет главного, рокового в своей жизни произведения. Эти две фразы из тетрадей, в которых Фёдор Михайлович записывал наиболее важные мысли и замыслы, имеют непосредственное отношение к тому, кого Достоевский собирался во втором романе вывести истинным убийцей Фёдора Павловича Карамазова.

«Семинаристы, как status in statu, — вне народа».

«Я обнаружу врага России, — это семинарист».

Как же собирался Фёдор Михайлович донести до читателей мысль, что за обычным уголовным преступлением, совершённым семинаристом Ракитиным из-за мести и денег, стоит угроза России?

На первый взгляд, прямого ответа, почему именно в семинаристах видел Достоевский угрозу России, в тексте «Братьев Карамазовых» нет. Но это только на первый взгляд.

В то время, когда создавался роман, начинался подъём капитализма в России, и полным ходом шло формирование русской интеллигенции. Формировалась она не только сверху, за счёт выходцев из дворян, или сбоку, за счёт представителей купечества или иноверцев, но и снизу. А вот снизу в интеллигенцию попасть легче всего было через семинарию. Эти выходцы снизу, которым желали выбиться «из грязи в князи», являлись наиболее амбициозными в составе нарождающейся интеллигенции. То, что Ракитин выступает на суде как общественный обвинитель всего семейства Карамазовых, никого не удивляет. Но когда оказывается, что он ещё и пишет жизнеописание старца Зосимы, то про такого амбициозного парня можно только одно сказать: этот далеко пойдёт. В «Братьях Карамазовых» Достоевский текстом произведения и словами Ивана Карамазова ясно обозначил жизненный путь Ракитина: семинария — общественный обвинитель карамазовщины в судебном процессе над Митей — составитель жизнеописания скончавшегося старца Зосимы — заведующий отделом критики в толстом журнале — владелец этого журнала либеральной направленности.

Как видим, Фёдор Михайлович уже тогда понял, что полные амбиций бывшие семинаристы, которых изначально готовили к пасторской деятельности, но которые порвали с церковью в силу своих атеистических взглядов, становятся лучшими проповедниками либеральных идей.

И хотя Достоевский пишет в записной тетради, что враг России — семинарист, но имеет то он в виду всё-таки не семинариста, а атеизм. Чтобы убедиться в этом продолжим изучение романа.

О том, что тема вседозволенности лежит на виду в тексте первого, опубликованного романа известно каждому, так как, читая «Братьев Карамазовых», невозможно пройти мимо фразы, сказанной Павлом Смердяковым Ивану Карамазову во время последнего, третьего разговора между этими двумя братьями:

«Это вы вправду меня учили-с, ибо много вы мне тогда этого говорили: ибо коли бога бесконечного нет, то и нет никакой добродетели, да и не надобно её тогда вовсе. Это вы вправду. Так я и рассудил».

Но тема «Если Бога нет, то всё позволено» возникает в «Братьях Карамазовых» не в этом последнем разговоре братьев, а ещё на первых страницах романа во время беседы у старца Зосимы. О том, насколько глубокий протест вызвало это суждение Ивана Карамазова у Ракитина, видно из разговора этого героя с Алёшей Карамазовым:

«А слышал давеча его глупую теорию: «Нет бессмертия души, так нет и добродетели, значит всё позволено». …Соблазнительная теория подлецам… Я ругаюсь, это глупо… не подлецам, а школьным фанфаронам с «неразрешимою глубиною мыслей». …Вся его теория — подлость! Человечество само в себе силу найдёт, чтобы жить для добродетели, даже и не веря в бессмертие души! В любви к свободе, к равенству, братству найдёт…»».

В монографии Разумов поясняет дополнительно о реплике Ракитина:

«В высказывании Ракитина есть парадокс, который не заметен читателям. Дело в том, что в этой фразе противопоставления никакого НЕТ. Предлагаемая Ракитиным идея «любви к свободе, к равенству, братству» без веры в бессмертие души, то есть без Бога, — это та же идея вседозволенности, высказанная Иваном Карамазовым, но в красивой упаковке в виде слов о свободе, равенстве, братстве.

Но тождественность этих идей Фёдор Михайлович не раскрывает на страницах повествования. И не делает этого в первом романе только потому, что виновность Михаила Ракитина должна была открыться во втором, так и ненаписанном романе. Вот там Достоевский и объяснил бы своим читателям, во что превращается свобода, равенство и братство без веры в Бога. Но некоторые авторские намётки по этой теме есть и в тексте «Братьев Карамазовых». Обратите внимание на приводимый ниже составной отрывок, в котором Дмитрий Карамазов пересказывает младшему брату Алёше основные моменты своего разговора с Ракитиным накануне суда:

«— Только как же, спрашиваю, после того человек-то? Без бога-тo и без будущей жизни? Ведь это, стало быть, теперь всё позволено, всё можно делать?» — «А ты и не знал?» — говорит. Смеётся. «Умному, говорит, человеку всё можно, умный умеет раков ловить, ну а вот ты, говорит, убил и влопался и в тюрьме гниёшь!» (15; 29).

Вот так! Словами старшего из братьев Карамазовых Фёдор Михайлович ясно формулирует: если в душе у человека Бога нет и все помыслы направлены на расширение гражданских прав и «чтобы цена на говядину не возвысилась», то мысль, что вседозволенность «соблазнительная теория подлецам», легко уживается с мыслью, что «умному человеку всё можно»».

«Смотрите, как интересно! Подлецами называет Михаил Ракитин тех, кто вздумает считать, что всё позволено».

Таким образом, убийцей Фёдора Павловича Карамазова оказывается… семинарист, нигилист и безбожник Ракитин. Отдельно в монографии отмечается Разумовым из романа деталь, что незадолго до своего преступления Ракитин выпивает очень много вина во время визита к Грушеньке, что привело его к безрассудству и к совершению убийства, которое им не планировалось изначально, но к которому он подготовился.

«Ракитин был почти полностью уверен, что убивать Фёдора Павловича ему не придётся, так как это сделает Дмитрий Карамазов. Но нельзя сказать, что когда он увидел, как Митя бросился от открытого окна через сад к забору, не причинив никакого вреда отцу, то Михаил действовал спонтанно. Если здраво рассудить, то в темноте ночи найти в незнакомом саду подходящий камень, чтобы проломить голову старому барину, просто невозможно. А это значит, что Ракитин заранее взял с собой какой-то тяжёлый предмет, который помог бы ему избавиться от Фёдора Павловича, если бы Дмитрий не убил, а только сильно избил бы отца. Ведь живой Фёдор Павлович мог бы помешать Ракитину взять деньги. Но что это за предмет, читатели узнали бы со страниц второго, так и не написанного романа. Нам же это знать не дано…».

Сам же замысел преступления был подсказан Ракитину его двоюродной сестрой, сообщницей в деле и купеческой стяжательницей Грушенькой Светловой, которая охмурила старика Карамазова и его сына Дмитрия ради кражи карамазовских денег, а по итогу влюбилась сама в последнего неожиданно для себя, как поясняется в монографии.

«Начало детективной линии «Братьев Карамазовых» следует отнести к тому моменту, когда Грушенька получает сообщение от своего бывшего соблазнителя, что он овдовел и собирается выехать к ней. Об этом письме читатели узнают не сразу, а ближе к середине повествования во время разговора Грушеньки с Алёшей и Ракитным перед её отъездом в Мокрое.

«…месяц тому приходит ко мне вдруг это самое письмо: едет он, овдовел, со мной повидаться хочет. Дух у меня тогда весь защитило, господи, да вдруг и подумала: а приедет и свиснет мне, позовёт меня, так я как собачонка к нему поползу битая, виноватая! Думаю это я и сама себе не верю: «Подлая я аль не подлая, побегу я к нему аль не побегу?» и такая меня злость взяла теперь на себя во весь этот месяц, что хуже ещё, чем пять лет тому. Видишь ли теперь, Алёша, какая я неистовая, какая я яростная, нею тебе правду выразила! Митей забавлялась, чтобы к тому не бежать!».

Обратите внимание, что за месяц до начала описываемых в романе событий Грушенька обозлилась так, что хуже ещё, чем пять лет тому. Но на допросе в Мокром, отвечая на вопрос следователя о своих отношениях с Дмитрием Карамазовым, она же говорит:

«Знакомый мой был, как знакомого его последний месяц принимала» (14; 454).

Вот на это далеко не случайное совпадение читателям следует обратить особое внимание. Месяц назад Грушенька, получив письмо от своего бывшего, обозлилась хуже ещё, чем пять лет тому, и как раз месяц назад состоялось её знакомство с Дмитрием Карамазовым. Короче говоря, мы можем сразу сделать вывод, что Дмитрий Фёдорович, который с деньгами Катерины Ивановны отправился к Грушеньке выяснять отношения, попался этой пройдохе и шельме, что называется, «под горячую руку». <…>

Со слов автора рассказчика мы знаем, что Фёдор Павлович Карамазов, связавшийся первоначально с Грушенькой по поводу одного случайного «гешефта», кончил совсем для себя неожиданно тем, что влюбился в неё без памяти и как бы даже ум потеряв (14; 312). Обратите внимание, влюбился старик ещё ДО ТОГО, как с Грушенькой познакомился его сын Дмитрий. Доказательством этого является тот факт, что над этой любовью посмеивался даже старик Самсонов, а в самое последнее время, когда появился вдруг со своею любовью и Дмитрий Фёдорович, старик перестал смеяться (14; 312). То есть старик Карамазов воспылал к Грушеньке любовью раньше сына.

Грушеньке не составляло труда понять, что раз и отец, и сын,
которые никак не могут разрешить денежный спор, голову от любви потеряли, то хорошие деньги сами плывут к ней в руки. Ей необходимо только разрешить этот спор. Причём разрешить в свою
пользу. <…>

Поэтому не стоит удивляться, что эта героиня решила оригинальным способом разрешить спор из-за денег между отцом и сыном. Она решила присвоить эти деньги СЕБЕ. <…>

Если вы, читая роман, видите, что Дмитрий Карамазов попал в руки к пройдохе и шельме, то дальнейшее поведение Грушеньки для вас вполне предсказуемо и имеет простое объяснение. Причём денежный вопрос тут уходит на второй план. Ведь если сразу она себя не отогнала настырного ухажёра и решила им позабавиться, ТО теперь ей надо найти способ, как к скорому приезду своего первом обольстителя, во-первых, спровадить подальше от себя ревнивого Митю, во-вторых, денег напоследок на этом деле всё-таки подзаработать.

Эту задачу героиня романа Достоевского решает блестяще! Ей известен верный способ, благодаря которому такой человек, как Дмитрий Карамазов, сам уйдёт и ревновать будет где-то в стороне, не докучая ей своим присутствием. Способ на первый взгляд простой: надо всё устроить так, чтобы Дмитрию Фёдоровичу было стыдно попадаться ей на глаза. А стыдно такому человеку, как Митя, будет в том случае, если все в городе будут говорить про него, что он… БЕСЧЕСТЕН. <…>

И Грушенька понимает, что хорошо бы было, если вдруг все в городе узнали и, главное, ПОВЕРИЛИ, что Дмитрий Карамазов обыкновенный ВОР. То есть если незаметно украсть деньги из карамазовского дома, причём украсть в тот момент, когда и результате перебранки дело между ревнивым сыном и сладострастным отцом дойдёт до рукоприкладства, то в краже денег будет обвинён Дмитрий Карамазов. <…>

Как только простая мысль — представить Митю вором — возникла в голове у Грушеньки, то сразу сложился и план действий. Судя по событиям, которые произошли на страницах «Братьев Карамазовых», в общих чертах этот план был таков: <…>

…разобраться со стариком и Митей труда не составляет: оба в меня влюблены. Сложнее найти верного человека, который заберёт из пустого дома деньги, а конверт оставит на месте, чтобы сразу было видно, что произошла КРАЖА. С поиска помощника и надо начинать.

…Лучше всего для этого подошёл бы мой двоюродный брат Михаил Ракитин. …Он хоть и стесняется нашего родства, и просил никому о нём не говорить, но постоянно «приходил деньги канючить, рублей по тридцати. Бывало, в месяц выберет, всё больше на баловство: пить-есть ему было на что и без моего». …Любит он деньги. …И любит их тратить.

…Но Михаил в этом деле хорош не только тем, что он на деньги падок. …Дмитрий, приходя ко мне, рассказывал, что после того, как он ушёл от своей невесты, Ракитка сориентировался и начал засматриваться на Катерину Ивановну, так как богатая невеста осталась без жениха. Но не тут-то было! Там на место жениха давно претендует средний брат Иван Фёдорович. В сравнении с дворянином Иваном Фёдоровичем Карамазовым безродный Ракитка никаких шансов не имеет. Поэтому Ракитину тоже выгодно представить Дмитрия вором, чтобы было видно, какова цена даровитости и честности семейства Карамазовых. Ведь если и городе будут считать, что в семействе Карамазовых есть воры, то при таком скандале о свадьбе Катерины Ивановны и Ивана Фёдоровича можно забыть. …А это если и не даст моему брату Ракитину шанс, то он хотя бы отомстит братьям Карамазовым, так как человек он мстительный.

…Надо бы Ракитку в спальне у себя прятать перед приходом Дмитрия Карамазова. Пусть Михаил сам услышит, что про него Карамазовы говорят. Ведь братец мой — человек «новых идей» и просто так на откровенное воровство с карамазовскими деньгами не пойдёт. Ему «идею» под свои действия подвести надо. Вот и пусть теперь сам послушает и на Карамазовых пуще меня обозлится»».

Примечательно, что Грушенька не предполагала, к каким тяжёлым последствиям её помыслы и поступки приведут её двоюродного брата и Карамазовых, да и убийство она не помышляла совершать. Но её необдуманность среди персонажей романа Достоевского не единична. Филолог Тоёфуса Киносита не случайно называет свою статью «Вина Алеши Карамазова перед Смердяковым в отцеубийстве» – он там отмечает то, что Алексей Карамазов плохо обошёл вниманием своего брата Смердякова и успел его обвинить в убийстве, к которому тот непричастен. Тут же стоит отметить, что Разумов также подтверждает эту странность поведения подопечного старца Зосимы в монографии:

«Почти ничего не пишут о той роли, которую сыграл Алёша Карамазов в этой трагедии, хотя вина его очевидна. Ранее, обсуждая обстоятельства, толкнувшие Михаила Ракитина на преступление, несколько слов о том, какую роль здесь сыграл Алексей Карамазов, уже было сказано. Чтобы более подробно поговорить, что мог бы сделать, но не сделал Алексей, чтобы предотвратить смерть отца, обратимся к роману:

«Рассказывают, например, что однажды, в древнейшие времена христианства, один… послушник, не исполнив некоего послушания, возложенного на него старцем, ушёл от него из монастыря и пришёл в другую страну, из Сирии в Египет. Там после долгих и великих подвигов сподобился, наконец, претерпеть истязания и мучительную смерть за веру. Когда же церковь хоронила тело его, уже чтя его как святого, то вдруг при возгласе диакона:

«Оглашенные изыдите», — гроб с лежащим в нём телом мученики сорвался с места и был извергнут из храма, и так до трёх раз. И наконец лишь узнали, что этот святой страстотерпец нарушил послушание и ушёл от своего старца, а потому без разрешения старца не мог быть и прощён, даже несмотря на свои великие подвиги» (14; 27).

Как видно из текста произведения, Алёша знал и верил «рассказу о вылетевшем из церкви гробе» (14; 28).

Но вот какой разговор между Зосимой и Алексеем происходит в последний день земной жизни старца:

«— Встань, милый, — продолжал старец Алёше. — дай посмотрю на тебя. Был ли у своих и видел ли брата?

Алёше странно показалось, что он спрашивает так твёрдо и точно об одном только из братьев. — но о котором же: значит для этого-то брата, может быть, и отсылал его от себя и вчера и сегодня.

— Одного из братьев видел, — ответил Алёша.

— Я про того, вчерашнего, старшего, которому я до земли поклонился.

— Того я вчера лишь видел, а сегодня никак не мог найти, — сказал Алёша.

— Поспеши найти, завтра опять ступай и поспеши, всё оставь и поспеши. Может, ещё успеешь что-либо ужасное предупредить. Я вчера великому будущему страданию его поклонился» (14; 258). <…>

Алёша не оставил в стороне мысли о себе и о скончавшемся старце и не поспешил по наказу Зосимы найти брата Дмитрия, хотя знал, что искать его надо около отцовского дома. Если бы Алёша был в ту ночь в саду, то преступление не совершилось бы. Ощущение, что он делает что-то не так, появилось у Алёши с самого начала вечерней встречи с Ракитиным:

«…и вдруг мелькнул у него в уме образ брата Дмитрия, но только мелькнул, и хоть напомнил что-то, какое-то дело спешное. которое уже нельзя было ни на минуту откладывать, какой-то долг, обязанность страшную, но и это воспоминание не произвело никакого на него впечатления, не достигло сердца его, в тот же миг вылетело из памяти и забылось. Но долго потом вспоминал об этом Алёша» (14; 309).

Вот и получается, что в смерти отца виноват и Алексей Карамазов. <…>

Чтобы полнее понять вину Алексея в разыгравшейся трагедии с его отцом, ещё раз напомним слова Михаила Ракитина из разговора с Алёшей:

«Братец твой Ванечка изрёк про меня единожды, что я бездарный либеральный мешок». Ты же разок тоже не утерпел и дал мне понять, что я «бесчестен»».

Ракитин не мог и не хотел сносить подобного оскорбления, и желание отомстить семейству Карамазовых у Михаила, конечно, было.

Эти пояснения хорошо бы учесть тем исследователям романа, которые в своих книгах, статьях и комментариях к «Братьям Карамазовым» пишут, что главным виновником преступления является Иван Карамазов, так как он своими необдуманными разговорами о вседозволенности подтолкнул Павла Смердякова к убийству отца. Предлагаю им задуматься о том необдуманном оскорблении, которое Алёша нанес Михаилу Ракитину, и вспомнить небольшую фразу из поучения старца Зосимы:

«Был бы я сам праведен, может, и преступника, стоящего передо мной, не было бы» (14; 291)»».

«Когда Иван Карамазов, узнав о смерти отца, возвратился в город, то «первого встретил Алёшу, но переговорив с ним, был очень изумлён, что тот даже и подозревать не хочет Митю, а прямо указывает на Смердякова как на убийцу, что было вразрез всем другим мнениям в нашем городе» (15; 42).

Как видим, изначально мнение Алёши о виновности Смердякова шло «вразрез всем другим мнениям в нашем городе». Но чем 6лиже суд, тем сильней укреплялось мнение, что виновен именно Павел и что тому есть доказательства. Вот о чём узнают читатели со слов писателя-рассказчика: «О Смердякове у нас уже поговаривали ещё до суда, кто-то что-то слышал, кто-то на что-то указывал, говорили про Алёшу, что он накопил какие-то чрезвычайные доказательства в пользу врата и в виновности лакея» (15; 109).

То есть мнение Алёши, которое ни на чем не основывалось, получило достаточно широкое распространение среди жителей Скотопригоньевска.

«….И вот — ничего, никаких доказательств, кроме каких-то нравственных убеждений, столь естественных в его качестве родного брата подсудимого» (15; 109). Добавим к этому слова Катерины Ивановны, сказанные на суде: «Эту басню пустили здесь все, что убил Смердяков».

Но ведь эту басню пустили не все. Для Достоевского важно, что ПЕРВЫМ пустил эту басню Алексей Карамазов. Распространённое ещё до суда мнение, что Смердяков является убийцей, и подтолкнуло Павла в петлю, так как никакой суд, никакое судебное решение не могли изменить подобного мнения.

Из этого следует достаточно очевидный вывод: постепенное осознание Алёшей своей вины перед Павлом явилось бы основой сюжетной линии второго, ненаписанного романа. Причём помогли бы Алексею Карамазову осознать свою вину слова его духовного отца, которыми в преддверии своей кончины старец Зосима напутствовал послушника:

«Помни особенно, что не можешь ничьим судиею быти. Ибо не может быть на земле судья преступника, прежде чем сам сей судья не познает, что и он такой же точно преступник, как и стоящий перед ним, и что он-то за преступление стоящего перед ним, может, прежде всех и виноват» (14; 291).

Только одно послушание не выполнил Алексей — не оставил всё и не бросился разыскивать старшего брата. Только два греха можно найти в поведении Алёши Карамазова — грех осуждения Павла Смердякова и грех оскорбления Михаила Ракитина. И эти отклонения от христианских норм стали в один ряд с теми причинами, которые привели к трагедиям в семействе Карамазовых: насильственной смерти отца, самоубийству незаконнорожденного брата, осуждению на каторжные работы старшего брата Дмитрия».

В конце статьи об убийце Фёдора Павловича Карамазова Разумов заключает:

«Менее чем через сорок лет после написания Достоевским «Братьев Карамазовых», в России будет свергнуто самодержавие. Но свержение самодержавия, о котором каждый знает ещё из школьных учебников, на самом деле вторично. А первичной трагедией семнадцатого года, о которой учебники умалчивают, является свержение в России православной веры, проходившее под лозунгом: «Человечество само в себе силу найдёт, чтобы жить для добродетели, даже, и не веря в бессмертие души! В любви к свободе, к равенству, братству найдёт».

При этом настолько посчитали себя выше школьных фанфаронов с неразрешимою глубиною мысли, что не заметили, что этот лозунг — по сути своей — та же фраза, высказанная Иваном Карамазовым в келье у старца Зосимы. Ведь как не крути, сколько о свободе, равенстве и братстве не говори, но без веры в бессмертие души всё, в конечном счёте, сводится к одному: «ЕСЛИ БОГА НЕТ, ТО ВСЁ ПОЗВОЛЕНО».

Вот почему не Смердякова, а того, кто, отрицая Бога, призывает к свободе, собирался вывести убийцей в своём последнем романе Фёдор Михайлович Достоевский.

Вот о чём хотел предупредить думающих людей великий писатель-философ».

Но какие выводы напрашиваются в итоге? Если вдуматься во всё произошедшее в романе Достоевского и в историю его создания, они оказываются довольно серьёзным тревожным звонком читателям.

Весь ужас романной трагедийной ситуации в том, что своими действиями и поступками в силу своей предрасположенности карамазовщине в разной степени её участники довели неблагоприятную моральную обстановку вокруг себя до состояния криминогенности, из-за чего совершение преступления оказалось неизбежным. Это обстановка, в которой всё описывается словами из романа Джозефа Хеллера «Уловка 22»: “Каждая жертва — преступник, каждый преступник — жертва“. К этому добавляются слова старца Зосимы, наставника Алексея Карамазова: «Был бы я сам праведен, может, и преступника, стоящего передо мной, не было бы». Осознание ужаса ситуации её участниками и исправление её последствий должно было лечь в основу второй ненаписанной части романа о Карамазовых.

И тут стоит отметить также, что роман о Карамазовых Достоевского – прозаический тревожный звонок не только читателям, но и стране, где он написан, и конгломерату стран, которые распространяли идеи, поддерживавшиеся Ракитиным. Но чтобы подробнее выяснить, почему это так, следует сделать глубокий экскурс в историю России и Запада.

Перед тем, как перейти к экскурсу по истории России и Запада на предмет карамазовщины, следует заметить, что черты этого отрицательного общественно-психологического явления – распутство-сладострастие, стяжательство и пересмешничество – бытовали также в прошлом других стран и народов. Здесь уместно вспомнить высказывание персидского суфия Аль-Газали (1058 — 1111 гг.), приведённое в книге Идриса Шаха «Суфизм»: «Смесь свиньи, собаки, дьявола и святого — это не подходящая основа для ума, пытающегося обрести глубокое понимание, которое с помощью такой смеси обрести будет невозможно».

Как можно понять, Аль-Газали соотнёс черты психики изрядной доли особей вида «Человек Разумный» по некоторой психологической составляющей:

Свинья — в его высказывании олицетворяет животный строй психики, когда всё поведение особи подчинено инстинктам и удовлетворению инстинктивных потребностей, невзирая на обстоятельства.
Собака, хотя и животное, но одно из тех, что хорошо поддаются дрессировке, иными словами, — целесообразному программированию поведения, и олицетворяет собой строй психики зомби-биоробота, когда в основе поведения лежат культурно обусловленные автоматизмы, а внутренний психологический конфликт разрешается в пользу культурно обусловленных автоматизмов. Но если изменяющиеся общественно-исторические обстоятельства требуют отказаться от традиционных в той или иной культуре норм поведения и выработать новые, то «зомби» отдаёт предпочтение сложившейся традиции и отказывается от возможности творчества.
Дьявол — первоиерарх среди некоторой части демонов, соответствует демоническому строю психики вообще. Демонический строй психики характеризуется тем, что его носители способны к творчеству и волевым порядком могут переступить и через диктат инстинктов, и через исторически сложившиеся нормы культуры, вырабатывая новые способы поведения и разрешения проблем, возникающих в их личной жизни и в жизни обществ. Будет ли это добром или злом в житейском понимании этих явлений окружающим — зависит от их реальной нравственности. Но обретая ту или иную власть в обществе, демонизм требует безоговорочного служения себе, порождая самые жестокие и изощрённые формы подавления окружающих. Один из наиболее изощрённых вариантов проявления принуждения окружающих к добродетельности в качестве образца поведения привёл Ф. М. Достоевский в «Селе Степанчиково и его обитателях» (Фома).
Смесь свиньи, собаки, дьявола и святого – это опущенный в противоестественность строй психики, когда субъект, принадлежащий к биологическому виду «Человек разумный», одурманивает себя разными психотропными веществами: алкоголем, табаком и более тяжёлыми наркотиками наших дней. Это ведёт к противоестественному искажению характера физиологии организма, что имеет следствием множественные и разнообразные нарушения психической деятельности во всех её аспектах (начиная от работы органов чувств и кончая интеллектом и волепроявлением), характерных для типов строя психики животного, зомби, демонического (носители человечного типа строя психики не одурманивают себя). Так человекообразный субъект становится носителем организации психики, которой нет естественного места в биосфере, и по качеству своего не отвечающего складывающимся обстоятельствам поведения оказывается худшим из животных. И за это нарушение им самим предопределённого для него статуса в биосфере Земли он неотвратимо получает воздаяние по Жизни.
Святой — соответствует нормальному человечному строю психики, поскольку предназначение Человека (вида и каждой личности) — быть носителем совести, творческого потенциала и воли одновременно и тем самым наместником Божьим на Земле.

Вышеперечисленные черты карамазовщины, которые в романе Достоевского привели к совершению преступления и являются проявлением образа жизни по прихоти, как явствует из их сути, не присущи нормальному человечному строю психики, однако это не означает, что путь к человечности пребывающим в карамазовщине закрыт, чему свидетельствовало несовершённое из-за смерти намерение Достоевского написать второй том, который должен был открыто огласить имя настоящего убийцы Фёдора Павловича Карамазова. В русле этого намерения писателя, памятуя о нём, потребуется разобраться в проблемах прошлого России и Запада и выявить, почему и каким образом роман Достоевского о Карамазовых соотносится с ним.

Карамазовщина древнерусских Рюриковичей

С лёгкой руки Д.Е. Галковского, современного русского философа и писателя, был введён в публицистический оборот термин «криптоколония», который обозначает страну, внешне независимую, но на самом деле управляемую из-за рубежа её центром — метрополией, которую в этом случае следует обозначить с приставкой «крипто». Появление этого термина в публицистике вызвало немалый резонанс — особенно утверждения о том, что СССР и его раздробленные части стали со временем криптоколониями Запада (в частности Великобритании).

Но тут следует заметить, что подобное превращение происходит не на пустом месте, и к управляемости следует добавить ещё и зависимость. Но тогда возникает вопрос: было ли с Россией подобное только единожды? Да и была ли криптометрополия у России одна единственная в её истории? Да и было ли так, что Россия была когда-либо независимой от соседей?

Здесь потребуется обращаться к трудам историков. Основой в этом послужат не только труды Л.Н. Гумилёва, но и других историков – А.В. Пыжикова, С.А. Зеньковского, Г.В. Вернадского и прочих, а также Д.А. Левчика, который отметился рядом статей о самых тёмных пятнах истории России и монографией «Настоящая история Смуты: русская столетняя война середины XVI – середины XVII веков» (2022), позволившей взглянуть на предпосылки Смутного времени. К сожалению, в некоторых статьях Д.А. Левчик акцентирует внимание на экономических факторах обогащения руководств государств настолько, что упускаются им не менее значимые остальные, а в одной из своих статей «Игра престолов на руинах империи Чингиза» Л.Н. Гумилёва он и вовсе ставит почему-то на одну доску с лже-историком Фоменко с его «новой хронологией». Поэтому к трактовке русской истории Д.А. Левчика следует относиться осторожно, но нельзя не признать очевидного — в ней собран богатейший фактический материал. Также не безупречны воззрения историка А.В. Пыжикова, несмотря на подробные изыскания о старообрядцах, о «польско-украинском иге» в России при династии Романовых (он и сам эти воззрения называет «черновой работой»), и вовсе не потому, что первые Романовы не опирались в своей политике на иноземцев, а потому, что за такой политикой стояли более крупные субъекты геополитики, что будет далее подмечено.

В любом случае при изложении истории следует памятовать о цитате из романа Г. Майкла Хопфа «Те, кто остается», которая кратко выражает историческую цикличность психодинамики общества и государств, описанную Л.Н. Гумилёвым:

«Трудные времена создают сильных людей. Сильные люди создают хорошие времена. Хорошие времена создают слабых людей. И слабые люди создают трудные времена»[6].

Итак, стоит заглянуть в самое начало того, как формировалась государственность на Руси и как этноним русов распространился на ряд восточнославянских племён. Русь отнюдь не уникальна в том смысле, что её основы, как и основы множеств нынешних народов и стран Европы, были сформированы в горниле Великого переселения народов:

«Исследования климатологов показывают, что климат на Земле непрерывно меняется. Периоды потепления (по-научному – «климатические оптимумы») чередуются с периодами довольно сильного похолодания («климатические пессимумы»).

Представьте, что вы живёте в Гренландии. Выглянули утром в окно – а там такое! Айсберг. И это, между прочим, посреди лета…

Скажем, во времена климатического оптимума X–XII веков климат нашей планеты был мягкий и тёплый – в Канаде созревал виноград, а в Гренландии выращивали ячмень. Северный Ледовитый океан был свободен ото льда, население Европы росло, люди собирали богатые урожаи.

А вот в XV–XVIII веках, наоборот, наступил климатический пессимум, «малый ледниковый период». Зимой замерзали реки во Франции и Голландии, в Италии шёл снег, когда-то зелёная Гренландия вся покрылась льдом… Такие изменения климата – это естественный процесс.

Так вот, примерно в IV веке нашей эры на смену климатическому оптимуму (потеплению) пришёл очередной пессимум. Медленно, но верно становилось всё холоднее и суше. Начали вымерзать виноградники и фруктовые сады, внезапные заморозки из года в год уничтожали посевы, голодали и люди, и животные. Всё чаще стали случаться эпидемии. Особенно тяжёлой и суровой жизнь стала на севере и востоке Европы. Вот тогда-то многочисленные племена снялись с тех мест, где жили столетиями, и отправились на юг и юго-запад – туда, где теплее, где есть плодородная земля, где можно выращивать хлеб и пасти скот.

Само собой, во время медленного и долгого пути – этот путь мог продолжаться сотни лет! – ищущие новых земель племена сталкивались друг с другом» (Журнал «Лучик» – «Из-за чего погибла Римская империя, и скоро ли закончится «глобальное потепление»»)[7].

В этих столкновениях племена либо уничтожались, либо объединялись вместе. Историк Л.Н. Гумилёв относительно происхождения русов и их этнонима в своей монографии «От Руси к России» замечает:

«Существуют различные гипотезы о происхождении русов, которых на разных языках называли по-разному: рутены, росы, руги. Автор склонен видеть в них племя древних германцев».

«Великий ученый, академик А.А. Шахматов, который начал практическое изучение русских летописей, исследуя историю русского языка и его диалекты, пришел к выводу, что древние славяне зародились в верховьях Вислы, на берегах Тисы и на склонах Карпат. Это современные восточная Венгрия и Южная Польша. <…>

Готы стали хозяевами устья Дуная (где поселились визиготы) и современной Трансильвании (где поселились гепиды). Восточнее, между Доном и Днестром, воцарились остготы. Их царь Германарих (IV в.), очень воинственный и храбрый человек, подчинил себе почти всю Восточную Европу: земли мордвы и мери, верховья Волги, почти все Поднепровье, степи до Крыма и сам Крым.

Могучее государство готов погибло, как это нередко бывало, из-за измены подданных и жестокости правителя. Германариха покинул один из вождей подвластного готам племени россомонов. Не терпевший измены, страшный в своей ярости старый король приказал разорвать дикими конями жену вождя. “Так страшно убить нашу сестру!” – возмутились братья погибшей, Cap и Аммий. И вот однажды на королевском приеме они подошли к Германариху и, выхватив из-под одежды мечи, пронзили его. Но не убили: стража успела заколоть их раньше. Однако Германарих от ран не оправился, все время болел и бразды правления потерял. А в это время с востока надвигался страшный враг – гунны. <…>

И хотя в Китае было 50 миллионов населения, а всех хуннов – около трехсот тысяч, борьба, вызванная потребностью кочевников в шелке, муке и железных предметах, шла на равных. Кони китайцев были намного хуже, чем скакуны степняков. Экспедиции в хуннские степи обычно заканчивались гибелью конных китайских отрядов. Когда китайцам удалось узнать, что в Средней Азии есть “небесные жеребцы” – породистые кони, похожие на лошадей арабской породы, – они отправили туда военную экспедицию. Осадив город Гуйшан (район современной Ферганы), китайцы потребовали выдачи лучших жеребцов. Осажденные уступили, и китайцы, вернувшись с добычей, приступили к разведению новой породы. Преуспев в этом деле, они стали совершать удачные набеги на хуннов. Мало того, они уговорили соседей-кочевников с востока, севера и запада выступить против хуннов.

В 93 г. хуннский шаньюй проиграл решающую битву, бежал на запад и пропал без вести. Держава хуннов развалилась на части. Одни племена рассеялись в южносибирских степях, другие ушли в Китай, ибо в это время в Великой степи наступив засуха. Стала расширяться пустыня Гоби на севере Китая, и хунны смогли передвинуться на засохшие китайские поля, где образовались милые их сердцу сухие степи. Часть же хуннов направилась в Среднюю Азию и дошла до Семиречья (район современной Алма-Аты). Здесь и осели «малосильные хунны».

Самые отчаянные двинулись на запад. Они прошли через весь Казахстан и в 50-х годах II в. вышли к берегам Волги, потеряв при этом большую часть своих женщин. Те физически не смогли вынести такой переход, да и из мужчин выжили лишь самые крепкие.

Хунны быстро освоились в новых, удобных для скотоводства местах, где их никто не трогал. Женщинами они обзавелись, сделав набег на аланов, а объединившись и породнившись с народом вогулов (манси), хунны создали новый этнос – западных гуннов, так же мало похожих на старых азиатских хуннов как техасские ковбои на английских фермеров. Эти западные гунны (для простоты мы их будем называть гуннами) начали войну с готами.

Сначала гунны завершили разгром аланов, истощив их силы бесконечной войной. Государство гуннов расширилось и заняло просторы между реками Урал (Яик) и Дон. Готы пытались удержаться на рубеже Дона, но они были обессилены изнурительной борьбой со славянами. Поэтому, когда гунны через Керченский пролив, Крым и Перекоп вышли готам в тыл, те побежали. Остготы покорились гуннам, визиготы, переправившись через Дунай, оказались в Римской империи. Гибель державы готов обеспечила свободу действий славянам. Но память о былом господстве в южнорусских степях готов, некогда захвативших славянского вождя Божа и распявших 70 славянских старейшин, сохранилась. <…>

Славяне участвовали в готско-гуннской войне и, естественно, на стороне гуннов. К несчастью для гуннов и славян, великий вождь и завоеватель Аттила в 453 г. заболел и умер. После него осталось 70 детей и молодая вдова, даже не потерявшая невинность. Возник вопрос о наследнике: все сыновья Аттилы претендовали на престол отца, а покоренные племена поддерживали разных царевичей. Большинство гуннов встало на сторону вождя Эллака, но против него выступили гепиды и остготы. В битве при Недао (славянское название этой реки – Недава) гунны были разбиты, и Эллак погиб (454). Попытки гуннов бороться с византийцами привели их к поражению на Нижнем Дунае. На востоке, в Поволжье, гуннов разбили (463) и подчинили себе сарагуры. Часть уцелевших гуннов ушла на Алтай, другие – на Волгу, где, смешавшись с аборигенами, они образовали народ чувашей. Место действия осталось пустым».

Более подробно учёный излагает пересечение путей восточных славян с русами так:

«В предгорьях Карпат жили руги и славяне. Славяне, испытавшие пассионарный взрыв, стали распространяться на север до Балтийского моря, на юг до Средиземного. Вытеснили кельтов из современных Чехии, Богемии, дошли до Адриатического моря – теперешние сербы и хорваты, двинулись на юг до Пелопоннеса. На восток они дошли до Днепра и озера Ильмень. Их было несколько племен, хорошо известных, перечисленных в летописи.

На восток вместе с готами – или убегая от готов, это дело неясное – попало племя ругов. Это было германское племя, имена у них были германские, больше ничего мы о них не знаем. Руги постоянно воевали с готами и, очевидно, поддерживали гуннов, так пишут источники: «Гунны одержали победу над готами благодаря помощи вероломного народа россомонов». Россомоны – это руги. Но когда Атилла умер и гуннская держава пала, раскололась, руги уцелели, три их военных стана в Восточной Европе указаны арабскими авторами: Славия – это около Новгорода, Куяба – это Киев, и Арзания. Сейчас ученые спорят: как считать, в каком месте была Арзания? Одни говорят, что это Рязань, другие – что это Белозеро, разные точки зрения.

Из этого племени россомонов вышел Рюрик, по профессии варяг. Надо сказать, что варяги, правда, вербовавшиеся больше в Скандинавии, включали в себя также и прибалтов, латышей и литовцев, и финнов, и славян – всех, кто к ним хотел примкнуть.

Варяги, как вышедшие из племени ругов, так и из Скандинавии, не были, собственно, представителями своих народов, они оторвались от своих, к тому же боялись тех, кто остался дома: за то, что они там натворили, их могли убить даже родственники, и, спасаясь, они уплывали за море, там завоевывали новые земли, на которых, в общем, довольно быстро ассимилировались.

К примеру, варяги, напавшие на Францию, названные норманнами, то есть северными людьми, захватили Нормандию, но очень быстро офранцузились; сохранили свой характер, но забыли язык. Долгое время они воевали с парижскими франками» (Л.Н. Гумилёв «Откуда есть пошла Русь…»)[8].

Есть происхождения названия Руси, которые не связаны с этнонимом русов[9], однако они не объясняют, почему у первых правителей Руси от Рюрика с Аскольдом и Диром до князя Святослава наличествуют германо-скандинавские имена. Если взглянуть на историю Болгарии, то бросается в глаза аналогичная ситуация, когда её первые княжеские правители из числа пришлых булгар носили тюрско-булгарские имена, прежде чем их начали сменять князья с греческими и славянскими именами. Следует заметить, что описанный Л.Н. Гумилёвым нарастающий в составе русов сплав представителей разных народов едва ли вписывается в теорию норманистов, утверждающую чужеродность русов и славян, которых объединял язык последних и воля первых.

Но, как видно, общее сопротивление готам ругов и славян соединила их, и после разгрома готов и распада державы гуннов с ними со временем произошло то же самое, что и с булгарами, пришедшими за реку Дунай к славянам и остаткам фракийцев. Соединившись с местным населением и перейдя на их язык, булгары для них стали правящим воинским сословием и подарили целой стране свой этноним – болгары. Также для восточнославянских племён русы стали правящим воинским сословием и подарили целой стране свой этноним – русские[10]. Однако процесс этого становления был весьма драматичным и сложным, и в этом свете интересен вопрос о формировании государственности на Руси.

Что думают насчёт этого современные историки?

«Новгород был самым крупным восточно-славянским городом на Восточно-европейской равнине в VIII — IX веках. Основанный ранее 700 года, и впервые упомянутый в летописях в 859 году, Новгород, возможно, был единственным крупным восточно-славянским городом в то время. Младший «брат» Новгорода и политический «клон» Псков (Псковская республика) лет на двести моложе. А «сестра» и тоже политический клон Вятка (Вятская республика) моложе лет на пятьсот. Арабские путешественники говорят всего о трёх городах на Руси: Куябе, Славии и Артании. Арабы торговали с Русью по Волге, так что эти города, скорее всего, поволжские. Два из них — вероятно, столица хазар Итиль и столица булгар Биляр. Часть исследователей считает, что Славией арабы называли как раз Новгород.

Но Новгород был не просто самым крупным городом того времени на будущей Руси. Он был и самым неславянским из славянских городов. Бурные миграционные процессы того времени оставили глубокий след в Новгороде. Там почитались боги, которых не было в пантеоне других славянских племён. Известен доживший аж до ХVI века культ Волхова — бога, отождествляемого с одноименной рекой, на которой стоял город. Волхову ежегодно приносили в жертву коня, и день этого жертвоприношения был главный городским праздником. В этом жертвоприношении можно усмотреть даже следы религии индо-ариев, которые жили на этой территории задолго до славянских племён.

По новгородчине с юго-востока на северо-запад проходил миграционный путь финно-угорских народов, именно в этой местности финно-угорские мокша, эрзя и меря становились карело-финскими ижорцами, ингерманландцами, каргопольцами и карелами. С запада на восток по новгородчине двигались балтийские племена ливов, эстов и жемайтов. Возможно, помесью этих племён с ильменскими словенами стали кривичи. Ну а с севера и северо-запада на юг по новгородской земле продвигались скандинавы-варяги.

Все эти процессы отразились на социально-политическом облике Новгорода. Новгород был так называемой «вечевой» республикой. Фактически республикой Новгород был всегда. Формально — с 1136 года, когда новгородцы открыто прогнали ставленников киевского Великого князя.

Знаменитое новгородское вече, впервые упомянутое в летописях в 989 году, было очень похоже по своей структуре и функциям на скандинавский тинг. Это было городское собрание совершеннолетних мужчин-домовладельцев, решавшее все основные вопросы жизни города, выбиравшее главного администратора, управляющего городом — посадника, а также «министра обороны» города — князя. Со временем, правда, в городе, как один из руководящих органов, сформировался и Совет господ, в который входил архиепископ, посадник, тысяцкий (руководитель ополчения) и старосты концов (районов) Новгорода. Но аналогичные советы были тогда во многих городах-республиках Европы.

Кстати, по свидетельствам арабских путешественников, жители Новгорода, и мужчины, и женщины носили косы. Совсем как скандинавы и кельты.

По землям Новгорода проходило (да и сейчас проходит) соединение волжского и днепровского торговых путей. Это определило роль этого города в развитии будущей русской государственности. Новгородские купцы, имевшие самый близкий и самый доступный путь к пушным богатствам Севера Европы и прекрасно сознающие ценность «мягкого золота» на рынках южной Византии и Ирана, были больше всех заинтересованы в бесперебойной, беспошлинной и безопасной торговле с богатым Югом.

Но по факту новгородцы были вынуждены были платить пошлины всем племенам, жившим на берегах Днепра: и кривичам, и дреговичам, и полянам, всего не менее восьми-десяти раз. То же творилось и при торговле по Волге, где плату за провоз товара взымали и мокша, и эрзя, и меря, и булгары, и хазары. Одним словом, торговые люди Новгорода знали, что торговля по пути «из варяг в греки», как равно и по пути «из варяг в хазары» – низкорентабельна. Но низкорентабельную торговлю можно было превратить в высокорентабельную, если убрать все эти пошлины. Стоит только взять торговые пути по Волге и Днепру под свой контроль. Однако мало сформулировать идею. Её надо реализовать. Кто может взять Волгу и Днепр под контроль технически? У кого на тот момент были для этого силы? Только у скандинавов-викингов-варягов.

Легенды и летописи гласят, что первый новгородец, кому пришла в голову идея пригласить наёмную армию варягов для контроля днепровского и волжского водяных путей, был то ли старейшина ильменских славян, то ли новгородский князь по имени Гостомысл. Именно он был автором ставших хрестоматийными слов призвания варягов, обращённых к легендарному Рюрику или Рарогу (возможно, это даже не имя, а титул), одному из конунгов, то есть лидеров скандинавских викингов: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нету. Приди, княже, править нами!».

Возможно, вместе с Рюриком пришли на новгородскую землю конунги Синеус и Трувор. А возможно, «синеус и трувор» — это всего лишь искаженное скандинавское выражение «с войском и свитой». Возможно, и не было никакого призвания в той форме, как описывает это летопись: очень уж легенда о призвании похожа на передаваемую Видукиндом Корвейским легенду о приглашении саксов в Британию. Послы бриттов приглашают саксов почти теми же словами, которые летописец Нестор вкладывает в уста славянских послов: «Нашу землю, которая велика и обширна, и всем обильна, мы подчиняем вашей власти».

Но так или иначе, призванный Рюрик стал княжить.

Слово «княжить» в данном случае ни в коем случае не предполагает «править». Повторим, что князь в Новгороде — это всего лишь «министр обороны», главный военный руководитель. Более того — новгородцы даже не желали пускать варягов в город (кто же пустит в торговый город людей с репутацией пиратов!). Они отвели для наёмников роль гарнизонной стражи в новгородских небольших новгородских крепостях вне городской черты: Изборске, Белоозере и Ладоге. Первая из них прикрывала южные подходы к Новгороду, остальные две контролировали «великий северный пушной путь».

Итак, желание контролировать верховья, контролировать североевропейскую часть «великого северного пушного пути» и в целом транзитный маршрут до основного потребителя товара — объективные причины призвания варягов на новгородчину в 862 году. Дата, естественно, условная. Кого призвали? Призвали, скорее всего, южных, уже частично крещёных к тому моменту варягов из современной Дании — данных о христианах среди первых призванных варягов множество» (Д.А. Левчик – «Олег, Рюрик и Гостомысл: как новгородские купцы и северные пираты воевали за речные торговые пути»)[11].

Таким образом, государственность Руси формировалась по регионам крайне неравномерно. Новгород в отличие от прочих центров восточнославянских регионов сообщался напрямую торговлей со странами Западной Европы и мог позволить себе иметь оттуда наёмников для реализации своих геополитических амбиций. Другие же восточнославянские регионы либо были крайне слабы по технологическим характеристикам, будучи подчинёнными Новгороду, либо были данниками соседей, как например, юго-восточные славяне от Хазарского каганата. С учётом этого важен вопрос о том, кем были Аскольд и Дир, который убил новый правитель Руси Олег.

По тексту «Повести временных лет», Аскольд и Дир были боярами (дружинниками) новгородского князя Рюрика («И бяста у него два мужа, не племени его, но боярина»), отпустившего их в поход на Царьград. Они обосновались в Киеве, взяв власть над полянами, которые в это время платили дань Хазарскому каганату, в котором к этому времени рахдониты-иудеи совершили переворот и узурпировали власть.

Д.А. Левчик со своей точки зрения излагает мнение о том, что Аскольд и Дир были якобы наместниками Хазарского каганата, которых хотели новгородцы устранить:

«Желание контролировать верховья, контролировать североевропейскую часть «великого северного пушного пути» и в целом транзитный маршрут до основного потребителя товара — объективные причины призвания варягов на новгородчину в 862 году. Дата, естественно, условная. Кого призвали? Призвали, скорее всего, южных, уже частично крещёных к тому моменту варягов из современной Дании — данных о христианах среди первых призванных варягов множество.

Условно союз новгородцев и варягов для контроля основных торговых путей мы назовём «программой Гостомысла». «Программа Гостомысла» — не какая-то примитивная идея. Она не ограничивалась формированием новгородской наёмной армии из варягов и захватом днепровского пути. Гостомысл и новгородцы прекрасно понимали, что без серьёзных союзников контроль ни над Днепром, ни над Волгой не получишь. А выбор союзников был невелик. В то время на просторах региона господствовали две конкурирующие региональные сверхдержавы: Хазария и Византия.

«Программа Гостомысла» предполагала борьбу за контроль Днепра в союзе с Византией против Хазарии. То есть предполагала выбить хазар и их союзников из их основного днепровского форта — Киева или, как его называли хазары, Самбата.

В Самбате (Киеве) в то время существовало уже упомянутое выше вассальное Хазарии протогосударство — Киевский каганат. Это образование контролировало среднее течение Днепра и, соответственно, большую часть днепровской торговли. Существовало оно недолго. Нам известны два его правителя, возможно, варяжского происхождения: Аскольд и Дир.

Судя по тому, что их правление в Самбате-Киеве было совместным, имеет смысл предположить, что, один из них был священным царём-каганом, а другой — светским правителем, так же как в иудаистском хазарском каганате. Накануне описываемых событий, примерно в 860 году, Аскольд и Дир совершили удачный поход на Византию — явно в союзе с хазарами, которые дали им возможность укрыться в своих землях от мести византийского флота. Возможно, они даже ограбили предместья Константинополя. Добыча, по меркам варягов, была огромной. Этот поход, правда, мог состояться и ранее, до 860 года, примерно в начале 850-х годов. Тогда, следует признать, действительно была возможность взятия Константинополя варягами — точнее, в условиях острой внутриполитической религиозной борьбы византийских иконопочитателей и иконоборцев кто-то из враждующих сторон вполне мог открыть ворота города для того, чтобы впустить дружину Аскольда и Дира для расправы с религиозными оппонентами. В этом случае добыча была не огромной, а сверх-огромной.

Нетрудно предположить, что одним из следствий этого похода была жгучая зависть новгородцев и разработка ими «программы Гостомысла»: желание «ограбить награбленное», оккупировать Самбат-Киев. Нетрудно понять и мотивы греков-византийцев, скорее всего, благоприятно относящихся к идеям Гостомысла и желавших отомстить Аскольду и Диру, а может быть не просто отомстить, а вообще ликвидировать киевское пиратское протогосударство вблизи своих северных рубежей» (Д.А. Левчик – «Олег, Рюрик и Гостомысл: как новгородские купцы и северные пираты воевали за речные торговые пути»).

Единого мнения же у Л.Н. Гумилёва не сложилось относительно политической принадлежности Аскольда и Дира. В его хронологической тетради «Синхрония» он по тексту «Повести временных лет» оставляет заметку: «Посланные Рюриком Аскольд и Дир заняли Киев, отменив дань хазарам»[12]. В эссе «Зигзаг истории» он опирается на мнение украинского историка М.Ю. Брайчевского, что «в Киеве сидели русские каганы Дир и Аскольд, прямые потомки Кия, а вовсе не сбежавшие от Рюрика конунги»[13]. Однако мнение Брайчевского основывается на мнении, выдвинутом в 15-м веке польским историком Яном Длугошем — также, по его мнению, Аскольд и Дир являлись потомками легендарного основателя Киева Кия. Это мнение ложно по той причине, что придворным польским летописцам так выгодно было в своей историографии выдвинуть территориальные претензии на Малороссию (Украину), и такая версия была придумана для обоснования претензий Польши на киевское наследство, в противовес московским Рюриковичам, игнорируя существование тогдашних геополитических амбиций рахдонитов Хазарского каганата. В монографии «От Руси к России» Гумилёв мог бы сделать подробное рассмотрение вопроса о происхождении Аскольда и Дира, однако он ограничился кратким изложением и, видимо, не успел о них написать более полноценно.

На самом деле Аскольд и Дир в Киеве были наместниками новгородцев, а не какими-то независимыми правителями и тем более не наместниками рахдонитов Хазарского каганата, а центр государственности Руси был в Великом Новгороде. Всё, что Аскольд и Дир делали, это освобождали южные восточнославянские племена от чужеземной дани хазар. Та политическая программа, которую реализовывали Рюрик[14] и Гостомысл, действительно была, но подразумевала усиление контроля над торговым путём «из варяг в греки» новыми дружинами[15]. Следует заметить, что Рюрику, которого призвали в Новгород, и новгородцам Аскольд и Дир нисколько не мешали, и поэтому их тогда не убили: Д.А. Левчик правильно заметил, что князь в Новгороде — это всего лишь «министр обороны», главный военный руководитель.

Однако всё изменилось со смертью Рюрика, после чего «призвание варягов» сыграло с Русью очень дурную роль. Варяги-викинги воспользовались ею и поставили регентом при малолетнем сыне Рюрика Игоре своего ставленника Олега. И только тогда Аскольд и Дир были убиты, причём они убиты были вероломно, поскольку они не ожидали, что будут неугодными для Великого Новгорода людьми. Это убийство было выгодно, однако, не Византии, как предполагает Левчик, а верхушке Хазарского каганата, потому как, во-первых, если бы среди варягов были христиане, то едва ли им пришло в голову инициировать убийство Аскольда и Дира[16], о которых было сказано византийских хрониках, что после своего похода на Константинополь они крестились[17], а во-вторых, Хазарский каганат жаждал восстановить контроль над своими бывшими данниками-полянами.

Хотя на момент написания монографии «Древняя Русь и Великая Степь» Л.Н. Гумилёв сомневался в отождествлении русов с ругами и россомонами, он в ней правильно отметил главного выгодополучателя убийства Аскольда и Дира:

«В IX в. русы и славяне имели мало общего. В Х-XI вв. славяне были хорошо известны всем европейским и византийским географам, а кто такие русы, читателям хроник надо было объяснять. Епископ Адальберт в 959 г. назвал Ольгу королевой ругов, а английский принц Эдуард (989-1017) сообщил про Ярослава Мудрого, что тот “король земли ругов, которую мы зовем Руссией”. А кто были руги, кроме того, что во II-V вв. они воевали против готов, неясно. Так же неясны их взаимоотношения с россомонами IV в. – союзниками гуннов и, вероятно, антов.

Прошло полтысячелетия… и русы выступают как враги славян, вассалы хазар и друзья варягов, в дружины которых они охотно вступают. Но для отождествления скандинавских варягов с аборигенами-русами оснований нет. Наоборот, интенсивная метисация идет к Х в. между победившими русами и славянами, киевскими и новгородскими, причем торжествуют славянские обычаи и язык. Древнерусское государство было славянским, унаследовав от русов только этноним “поляне, яже ныне рекомые русь” и династию Рюриковичей. Совместная жизнь сплотила русов и славян в единый этнос, хотя процесс взаимной ассимиляции был нелегким и занял больше ста лет, весьма беспокойных, так как соседями славяно-россов были хитрые хазары и хищные варяги. Еще в Х в. современники описывали русов и славян как два разных этноса, выступавших, как правило, совместно. Значит, здесь была ситуация, похожая на ту, которая сложилась у тюрок и хазар, с одним, весьма важным, различием. Тюркюты принесли пассионарность хазарам, а россомоны и славяне были при встрече и контакте равно пассионарны, ибо сложились в ареале единого пассионарного толчка. Поэтому тюркюты в Хазарии остались гостями, а поляне и россомоны слились в единый этнос».

«Два хищника – рахдониты и викинги – в 859 г. договорились о разделе сфер будущих завоеваний, которые предстояло совершить. Русский каганат тоже должен был стать жертвой этих хищников. И действительно, все последующее столетие Киев был ареной жестокой войны, которую славяно-русы вынуждены были вынести»[18].

Знаменательно, что именно тогда центр государственности Руси переносится в Киев из Новгорода – явно не без политической приверженности Олега к хазарским рахдонитам, которым была удобна такая переориентация своих ставленников. С этого момента, как пишет Л.Н. Гумилёв, начинается эпоха унижения Руси, поскольку славяно-русы сражаются не за свои интересы, а за интересы хазарских рахдонитов. Пришлые русы оказались стяжающими предателями, падкими на обогащение, и здесь, возможно, впервые в истории Руси проявилась одна из черт карамазовщины – стяжательство. Русь стала криптоколонией Хазарии, но вскоре, когда князем стал внук Рюрика Святослав, его мать Ольга крестилась в Византии, которая была врагом Хазарского каганата[19]. Независимо от того, сколько Ольг было (историк Д.А. Левчик в своей статье «Ингвар, Хельга и Свендислейв, или как древнерусские князья делили Киев и боролись друг с другом»[20] предполагает, что их было две, и здесь можно только предположить, что первая Ольга была из рода Олега либо могла быть его женой, а вторая Ольга, крещённая жена Игоря, возможно, могла быть дочерью первой Ольги), Л.Н. Гумилёв считает, что крещённая Ольга[21] была матерью князя Святослава. Но, так или иначе, благодаря им государство рахдонитов Хазарии войсками славяно-русов и их союзников было разгромлено. Ко времени князей Святослава и Владимира интенсивная метисация между русами и славянами, киевскими и новгородскими, подошла к своему завершению.

Также, как и в Болгарии, этот процесс завершился крещением Руси. Оно произошло из-за того, что само жреческое язычество на Руси деградировало до знахарского идолопоклонства, дошедшее до жертвоприношений.

«На севере, в Новгороде, христианству противостоял балто-скандинавский культ Перуна (по-литовски Перкунаса), бога обновленной языческой религии. И хотя Киев оставался языческим городом, культ Перуна, принесенный с берегов Балтийского моря, киевлянам вовсе не был симпатичен. Академик Б.А. Рыбаков справедливо считал, что Перун не является исконно славянским божеством. Славяне верили в Хорса-Солнце (персидский Хуршид), почитали женское божество Мокошь, небесного Дажьбога, скотьего бога Волоса. Как всякие уважающие себя боги, славянские тоже требовали почитания, но не человеческих жертв. Совсем другим был культ Перуна, бога войны и громовержца, с приходом которого земля обагрилась кровью жертв. Ненависть киевлян к культу и поклонникам Перуна обострилась. Случаи человеческих жертв только подталкивали многих к крещению – ведь никому не хотелось быть принесенным в жертву, а это угрожало каждому. Жрецы, выбрав жертву, убивали ее, оставшиеся же в живых должны были ликовать.

В столь острой ситуации столкновение полярных мировоззрений (а вернее, мироощущений) было неизбежным» (Л.Н. Гумилёв «От Руси к России»)[22].

Да и сами местные верования были не монолитными:

«Б.А. Рыбаков убедительно показал, что под термином “язычество” произвольно объединяются три разных культа: древний культ предков-духов, враждебных живым людям, т.е. вампиров; культ стихийных духов, вероятно, вариант митраизма; культ Перуна, реформированный в IX в. в бассейне Балтийского моря. Этот последний культ был распространен среди бродячих воинов-варягов в Литве, у пруссов и полабских славян. На Руси он не выдержал соперничества с христианством, значительно более древним, потому что готы приняли крещение в IV в., а на Западе святилище Святовита было уничтожено немцами в конце XII в. Следовательно, этот третий культ был эпизодом на фоне истории Восточной Европы, хотя его роль в событиях IX-XI вв. была отнюдь не малой» (Л.Н. Гумилёв «Древняя Русь и Великая Степь»)[23].

Фактически из трёх культов язычества были только два исконно местными, но консолидировать Русь они не были способны:

«Частично известен нам восточнославянский пантеон богов: богини-покровительницы продолжения рода, богини-рожаницы (Лада, Леля, Мокошь), бог-покровитель животноводства Велес, бог урожая, весны, солнца и земледелия Ярило, богиня смерти и зимы Кострома, бог ветра Стрибог. Почитали славяне и домашних, родовых божеств, причём у каждого дома был свой божок» (Д.А. Левчик – «Реки и люди Древней Руси: как жили восточные славяне и сколько их было»)[24].

При этом надо отметить, что была альтернатива христианству на Руси – ислам. Волжские булгары и хазары, которые отошли от иудейства после разгрома русским князем Святославом хазарских рахдонитов, были её носителями:

«У Хазарии и Булгарии было много общего. Это были две мусульманские страны. Хазария тогдасократилась до маленького государства в устье Волги. От иудаизма в ней после 970 года, после принятия ислама и перехода в вассальную зависимость от Хорезма, мало что осталось. Столица Итиль уже не существовала. Новая столица – Саксин – в военном смысле была, скорее всего, слаба.

Возникшая примерно в 965 году Булгария, которая зависела от Киева с 969 по 980, тоже представлялась слабым противником. Столица Булгарии – Булгар, – наверное, также не внушала страха Владимиру.

И самонадеянность погубила князя.

Победить булгар он не смог. Есть данные, что он попытался обойти Булгар и атаковал Саксин. Есть данные, что даже обложил хазар данью. Но развить успех явно не сумел. Да и дань от хазар в полной мере вряд ли получил.

Но, как часто бывает, добрая ссора переросла в мирный договор.

Итак, известно, что в 985 году была и война, и мирный договор с Булгарией. Но в ходе переговоров (или сразу после, примерно в 986 году) булгары предложили Владимиру сменить веру и принять ислам. Причём не в одиночку, а всей Русью. Владимир задумался. Было над чем задуматься. Не над тем, чтобы крепко поверить в пророка Мухаммеда (в него он, собственно, и не верил), а над тем, что при помощи монотеистической веры, веры в одного бога вместо языческого многобожия, решить свои, совершенно мирские проблемы. А именно – укрепить власть, власть князя. И не просто укрепить, а ещё и получить торговые преференции у своего коммерческого контрагента (в данном случае у мусульманской Булгарии, а в дальнейшем и у Хазарии, и у Хорезма). Действительно, если на небе один бог, а не много, то на земле должен быть один князь. Просто и доходчиво. К тому же заодно под благовидным предлогом принятия новой веры можно было уничтожить ту реальную администрацию волхвов, языческих жрецов, которая фактически и управляла восточнославянскими племенами.

Вдохновлённой этой идеей, Владимир примерно в тех же 985–986 годах начинает истребление сословия волхвов. Уничтожаются все волхвы, кроме служителей культа Перуна, воинского бога, аналога скандинавского Одина. В него верит дружина Владимира. Потому его трогать опасно. Но Владимир реально «зачищал» территорию не для Одина-Перуна.

В арабских источниках сохранились сведения, что примерно в X веке некие русы посылали посольство в Хорезм с просьбой прислать улемов для обучения своей страны исламу. В широко известной «Записке о путешествии Ибн Фадлана на Волгу» говорится о рвении русов в принятии ислама. Но первые сообщения обычно считают не связанными с государственной политикой и эпизодичными, а сведения Ибн Фадлана относят к двадцатым годам X века и полагают не совсем достоверными. Мы же допускаем достоверность и тех, и других сведений. Более того, возможно, что попытки исламизации Руси относятся к середине 80-х годов X века, к тому времени, когда Владимир уже решил отказаться от язычества, но не принял решения о выборе в пользу Христа. Потому мы и предполагаем, что слабые упоминания о посольстве русов в Хорезм – эхо однократного официального посольства Владимира в Хорезм, а данные об исламе среди русов – возможной вставкой в рассказ Ибн Фадлана, относящейся не к двадцатым, а к восьмидесятым годам X века.

Итак, Владимир готовился к принятию ислама. А чтобы подтвердить серьёзность своих намерений новым партнёрам, Владимир предпринял атаку на врагов мусульманского мира, на Византию. Он вторгся в Крым в 988 году и осадил Херсонес.

Владимир был уверен, что время для вторжения он выбрал самое удачное. В 986 году болгары во главе со своим царём Самуилом выиграли у византийцев битву у Траяновых ворот. В сражении была уничтожена почти вся византийская армия, был потерян весь обоз, а сам император Василий (в будущем – болгаробойца, а тогда, видимо, «болгаропораженец») чудом избежал пленения.

Армию на помощь осаждённому русичами Херсонесу византийский император послать не мог: не было армии. Русичи надеялись на скорую победу. Но и в этой ситуации Владимир умудрился проиграть. И здесь, как и от булгар, потерпел поражение. Видимо, полководец он был совсем никудышный. Однако ему повезло.

Византийские греки, как и булгары, не стремились уничтожить дружину Владимира. Грекам, как и булгарам, Владимир нужен был как союзник. И греки, как и булгары, предложили ему тот же ход – сменить веру. Только не на мусульманскую, а на христианскую.

И это предложение Владимиру показалось даже более заманчивым. В византийского Христа Владимир поначалу тоже не верил, равно как и в мусульманского пророка. Но ему в какой-то мере христианство было «ближе». Он знал, что христианство исповедовали на Руси многие. В договоре 944 года византийцев с русами упомянуты русы-христиане. За два года до «официального» крещения Руси, в 986 г., варяги под предводительством Торвальда Конрадсона (Тимофея Полоцкого в православной традиции) крестили Полоцк. Предки Владимира, Ольга и Ярополк, тоже были христианами. Одна – точно. Второй – предположительно. Но не это было главным аргументом для Владимира в пользу принятия новой религии.

Он понял, что может безнаказанно перебить остатки волхвов. Ему теперь есть на кого их заменить! Византия смогла оперативно прислать ему священников для функциональной замены почти перебитого Владимиром сословия жрецов.

Булгария при этом улемов на смену жрецам прислать не могла. У неё людские ресурсы были не те. Есть сведения, что просил Владимир улемов в Хорезме. Но их ему не дали. Не помощники мусульмане были Владимиру в деле организационного укрепления княжеской власти и истребления жреческого сословия.

А византийцы были помощниками. Попов прислать? Пожалуйста! В далёкую Русь из Византии присылаются выдающиеся религиозные деятели Леонтий, Михаил и Феофилакт, занимавшие друг за другом митрополичью кафедру Киева (историки, правда, спорят о последовательности занимания ими этой кафедры, но для нас это большого значения не имеет). Правда, приезжают эти священнослужители на Русь ненадолго. Но при этом они доводят до Владимира посыл Царьграда.

Посыл Царьграда был прост: только не нападайте на наши северные границы!

И торговый оборот с Византией у Киева был куда больше, нежели с Булгарией. Да и помочь в случае военных неприятностей даже потерпевший поражение, но крепко сидящий на престоле христианский византийский базилевс Василий мог, а вот мусульманский Абу-Абдаллах Мухаммед, правивший в то же время в и теснимый со всех сторон своими соперниками, явно не мог рассматриваться Владимиром как союзник. И болгарский эльтибер (балтавар) – тоже» (Д.А. Левчик – «Равноапостольный угодный Аллаху князь Владимир Красно Солнышко, креститель Руси и печенегов»).

Вдумываясь в логику процесса крещения Руси князем Владимиром, здесь можно только усмотреть только одно намерение – попытку решить внутриполитические проблемы, смягчить нравы русов, которые уже к этому времени подверглись метисации со стороны славян, не допустить распада страны. Знаково, что это произошло при правителе Руси, у которого была черта карамазовщины, которая, возможно, не у одного него имелась – сладострастие:

«– Сейчас вспоминают биографию князя Владимира до крещения и выпячивают его, мягко говоря, неправедную жизнь.

– Нельзя оценивать поступки наших предков исходя из современных представлений. На рубеже девятого-десятого веков на Руси были жесткие времена. Почти 500 лет, после готско-гуннских войн, длились распад и деградация. Многие мигрировали в пределы рухнувшего под напором варваров античного мира. И сам варварский мир, по существу, рухнул. Те, кто остался на Руси, стали злыми и безбожными. Древние правила общежития нарушались, новые христианские правила, которые уже распространились в Западной Европе, еще не пришли.

Население ностальгировало по порядкам трояновых веков и еще более древних арийских и уже было не способно ни к новым технологическим открытиям, ни к сохранению знаний и обычаев предков. В раскопках этого периода бросается в глаза, что все пришло в упадок. Древние религии ведического единобожия превратились в язычество, когда многие люди молились истуканам и камням. Было распространено принесение в жертву богам животных и людей. В некоторых селениях был даже каннибализм. Люди ели друг друга. Величина гарема определяла социальный статус. Поэтому у князя Владимира было официально несколько гаремов, в которых содержались сотни жен.

Однако все переменилось. Новую жизнь на Русь принесли христианские миссионеры. По христианскому учению, после крещения люди становятся другими: умирают для греха и оживают для Христа.

– У вас есть своя теория по поводу событий 1015 года. Будто князь Владимир не умер в 1015 году, а продолжил свой жизненный путь уже монахом под именем Ефрем Новоторский (Новоторжский). Откуда такая теория возникла?

– Существует историческая версия, предложенная американским историком Георгием Вернадским, сыном выдающегося ученого XX столетия, создателя учения о биосфере и ноосфере Владимира Вернадского.

Георгий Вернадский в монографии «Происхождение Руси» (Оксфорд, 1959) сообщил, что к нему обращался Юрий Арбатский, исследователь византийской и древнерусской народной музыки, и поведал о чрезвычайно любопытном эпизоде, связанном с историей смерти князя Владимира.

В 30-х годах ХХ века Юрий Арбатский путешествовал по Балканам. В Северной Албании он встретился с общиной православного монастыря в Эльбасане, которая подарила ученому древний пергамент с «рукськими письменами» о жизни Владимира Красно Солнышко. Согласно пергаменту, древний русский князь Владимир стал отшельником. Георгий Вернадский высказал предположение, что эта легенда могла возникнуть вследствие тайны, которой была окутана смерть Владимира.

Мы даже из школьных учебников знаем, что в русских летописях обстоятельства смерти князя Владимира кажутся очень странными.

Бояре несколько дней скрывают смерть князя, потом ночью спускают его тело из окна и тайно везут в Киев, где хоронят. Похоже, был похоронен совсем другой человек. А князь по принятой в те времена традиции удалился на север в лесную пустынь. Описаны в летописях и не менее странные события гибели сыновей князя Бориса и Глеба. Когда мы все это проанализировали, то получается: князь Владимир в монашестве стал Ефремом Новоторским. И именно он был строителем первого на Руси православного монастыря (современный Борисоглебский монастырь в Торжке Тверской области). Это было на 13 лет раньше образования Киевско-Печерской лавры.

– Почему Новоторский, а не Новоторжский?

– Известно, что Ветхий Завет – Пятикнижие Моисея – евреи называют Торой. Новая Тора – это Новый Завет, священная книга христиан. Жители города Торжка, выросшего вокруг первого на Руси Борисоглебского монастыря, до сих пор называют себя новоторами. Правда, современные жители Торжка об том уже ничего не знают» (Интервью с историком Геннадием Климовым газеты «Караван» «Князь Владимир как «яблоко раздора»»[25]).

В итоге всё пришло к тому, что «наличие разнообразных взглядов и вкусов не мешало двоеверам пахать землю, строить терема, ковать мечи и кольчуги. Русь XII в. была страной богатой, культурной и относительно многолюдной, а политические задачи, возникавшие перед князьями, были столь просты, что те легко решали их с помощью своих толковых советников – бояр и епископов, обучавшихся в Константинополе не только богословию, но и дипломатии. А там обучать умели» (Л.Н. Гумилёв «Древняя Русь и Великая Степь»).

На религиозном перепутье Руси накануне правления князя Владимира веру мусульман-соседей (волжских булгар, среднеазиатов и хазар) тот не выбрал. Д.А. Левчик, вспоминая попутно грехи князя Владимира с его воинственностью и перечисляя обычаи человеческих жертвоприношений у русов, которые они практиковали до крещения, при этом называет процесс крещения… первой «вестернизацией», насильственным «окультуриванием» страны и уничтожением её самобытности.

«Действительно, только очень смелый человек мог решиться уничтожить целое сословие и огромный пласт языческой славянской культуры ради укрепления своей власти, ради «окультуривания» Руси. Предыдущие миролюбивые и добрые христианские князья Ольга и Ярополк (наверняка бывший христианином) на такое не пошли. Да, Владимирово крещение Руси было первым насильственным «окультуриванием» нашей страны. Не последним. Первым уничтожением элементов её самобытности. Первой «вестернизацией». Просто «вест» тогда находился на Юге. Тот, кто это сделал, просто обязан быть святым и равноапостольным» (Д.А. Левчик – «Равноапостольный угодный Аллаху князь Владимир Красно Солнышко, креститель Руси и печенегов»)[26].

Вот только язычество, как изложил историк Л.Н. Гумилёв, не было монолитным, к тому же издержек по потере населения на Руси при продолжении его исповедования и людских жертвоприношениях было больше. А что касается ислама, принятого Хазарией, Волжской Булгарией и Хорезмом, то князь Владимир не принял их, потому что счёл, что богатое на инфраструктуру христианство Византии окажется наиболее сильным и скрепляющим фактором государственности, чем ислам. К тому же Хазария, Волжская Булгария и Хорезм хоть и исповедовали одну веру, но политически существовали сами по себе, а Хорезм, как упоминал сам Левчик, не занимался обращением в ислам своих соседей (как упоминал Левчик, даже не послал своих улемов (мусульманских богословов) на Русь), и у прочих соседей Руси не было достаточно ресурсов на поддержку ислама на Руси. Показательна накануне раздробленности государств мусульман история обращения в ислам волжских булгар, которые это сделали в противовес хазарским рахдонитам, но не обрели достаточной мощи, чтобы возглавить им сопротивление:

«В 922 г. глава камских болгар Альмуш принял ислам и отделил свое государство от Хазарии, рассчитывая на помощь багдадского халифа, который должен был запретить мусульманским наемникам воевать против единоверцев. Кроме того, он просил у халифа денег для постройки крепости против “иудеев, поработивших его”.

Халиф приказал продать конфискованное имение казненного визиря и вручить деньги послу Ибн-Фадлану, но покупатель “не смог” догнать караван посольства, и крепость в Булгаре построена не была, а хорезмийцы в X в. уже не обращали внимания на приказы ослабевших багдадских халифов, поскольку они касались не духовных, а мирских дел.

Вероотступничество не укрепило, а ослабило Великий Булгар. Одно из трех болгарских племен – суваз (предки чувашей) – отказалось принять ислам и укрепилось в лесах Заволжья» (Л.Н. Гумилёв «Зигзаг истории»)[27].

Таким образом, мусульмане Средней Азии и Поволжья не могли распространять ислам среди соседей, ибо обустройство своей жизни требовало у них больше ресурсов, чем обращение соседей в свою веру, да и череда раздоров между самими мусульманами Арабского халифата (фитны), оказавшаяся отступничеством от ислама, не добавляло между ними консолидации и доверия к ним самим. Это объясняет больше выбор князя Владимира в пользу Византии, нежели обыкновенная непонятость ислама в Древней Руси, о которой констатирует Л.Н. Гумилёв в своей монографии «От Руси к России»:

«Говоря о мотивах, учтем, что, кроме догматов, в любой религии существуют обычаи, традиционно передаваемые из поколения в поколение. Такие обычаи для новообращенных порой значат больше, чем священные книги, особенно если эти книги написаны на непонятном языке. Так, главная книга ислама – Коран – написана на арабском языке, славянам непонятном. Обычаи мусульман, например не пить вино, не есть свинину, просты, но для славян были неприемлемы. И вот почему. По русскому обычаю, князь делил трапезу с дружиной. Этот обязательный ритуал скреплял дружбу князя с воинами, а что могло быть для князя важнее?».

Забегая вперёд, отметим, что за своё отступничество от ислама посредством раздора между собой (фитны) и отказ от поддержки своих единоверцев из Поволжья и Средней Азии мусульмане Арабского халифата понесли неменьшую ответственность-воздаяние через капитуляцию перед монголами Чингисхана за последующие события раздробленности на Руси в будущем, чем сами её жители и христиане Византии, которые предали со временем свою страну и свою веру, прежде чем попасть под влияние итальянских купцов и в конечном счёте под власть турок-османов.

Но если насчёт ислама и православия князь Владимир колебался, то его неприятие католичества немцев и поляков было однозначным:

«Сложнее причины отказа Владимира немцам-католикам. Его слова неясны: “Идите, откуда пришли, ибо и отцы наши не приняли этого”. Попробуем разобраться, что именно “не приняли отцы”. В середине Х в. на Русь прибыл епископ Адальберт с миссией крещения княгини Ольги и киевлян. Адальберт потерпел неудачу, но “не по своей нерадивости”.

Известно, что в середине века на святой престол иногда всходили очень грешные папы. В 955 г. на папский престол воссел шестнадцатилетний юноша, нареченный папой Иоанном XII. Ватиканский двор стал вертепом продажных женщин. Если бы папа был только охотником, игроком, волокитой и пьяницей, то это было бы еще полбеды. Но римский первосвященник давал пиры с возлияниями в честь древних языческих богов и пил за здоровье Сатаны. Конечно, вести о таких “подвигах” достигали Руси. Хронологическое совпадение бесчинств в Риме и изгнания Адальберта из Киева случайностью быть не может. Поэтому традиция отвержения латинской веры и сознательного выбора греческой действительно восходит к предкам Владимира на княжеском столе: княгине Ольге и ее внуку Ярополку» (Л.Н. Гумилёв «От Руси к России»).

Стоит отметить, что в процессе христианизации Руси соучаствовали одинаково и Византия в лице греков, и противостоявшее ей арианство, которое представляли покорённые, но не сломленные греками болгары, высылаемые Византией на управление русскими церковными епархиями.

«Важно, что византийцы сняли торговые ограничения для русских купцов. Русские приняли крещение. Естественно, не все, а сначала лишь киевляне. В Киев, на Русь, приехали сотни византийских священников-проповедников. Прибыли зодчие, иконописцы, архитекторы, каменщики, книжники. Началась мощная культурно-религиозная экспансия Византии. Русским от византийцев был дан алфавит Кирилла и Мефодия, созданный замечательными греческими лингвистами и неудачливыми миссионерами. Им в своё время не удалось ни крестить хазар, куда их посылали, ни перекрестить моравских славян, принявших крещение от папы. Но за столетие до описываемых событий для нужд просвещения балканских (моравских и паннонских) славян они создали замечательную азбуку-кириллицу (может быть, даже две азбуки: кириллицу и глаголицу, немного различные по написанию). Это была очень удобная для обучения, почти поэтически звучащая азбука: «аз», «буки», «веди», «глаголь», «добро», «есть», «живете», «зело», «земля», «идете», «како», «люди», «мыслете», «наш», «от», «покой», «рцы», «слово», «твердо»…Так и хочется прочитать кириллический алфавит как некую песнь, в которой говорится, что добро есть, а слово твёрдо!

Итак, русские получили письменность, церковную образовательную школу, летоисчисление, церковную архитектуру, иконопись, церковную скульптуру, церковную литературу, музыку и пение, а также мастерство написания фресок и книжных миниатюр. Были привезены на Русь целые блоки инноваций, начиная с изготовления кирпича-плинфы, извести, строительного раствора, простых строительных механизмов, техники чертежа и измерений, голосников-амфор, стекольного и эмальерского мастерства (сосуды, мозаика, обливная керамика, перегородчатая эмаль) и до техники мелкой пластики, в том числе и чеканки монеты, многочисленных приемов ювелирного мастерства, изготовления некоторых видов вооружения, одежды, культивирования новых сельскохозяйственных культур (капусты, гречихи, свеклы, огурцов).

Такой мощной культурной «подпитки» Русь, видимо, просто не ожидала. Она даже не смогла освоить всё полученное. Так, например, известными на Руси, но почти невостребованными остались византийские философские тексты, труды по географии, астрономии, церковному и гражданскому праву, византийская юриспруденция, а также византийская светская литература и театр.

Крещение сопровождалось учреждением русской церковной иерархии. Русь стала одной из митрополий Константинопольского патриархата. Епархия была создана также в Новгороде, а по некоторым данным – в Белгороде Киевском, Переяславле и Чернигове. Большинство высших иерархов русской церкви были византийцами. Из двадцати «домонгольских» митрополитов только двое – русские. Остальные – греки или болгары. Кстати, на первых порах и управлялась киевская епархия (до 1037 года) тоже из Болгарии» (Д.А. Левчик – «Равноапостольный угодный Аллаху князь Владимир Красно Солнышко, креститель Руси и печенегов»).

Нельзя не отметить, кстати, представленный в русской летописи «Повесть временных лет» символ веры, в котором креститель Руси князь Владимир произносит «Сын же подобосущен и собезначален Отцу…»», который был у арианства и несторианства, исповедовавшегося в Азии – оппозиционных официозу Рима и Византии ответвлений христианства[28]. То есть Русь «снизу», в народе, была крещена в арианство, которое тайно исповедовалось сопредельными славянскими государствами, в числе которых была Болгария и Моравия, и, возможно, кельтскими народами на Бретани и Британских островах до англосаксонского и нормандского завоеваний[29].

К сожалению, христианизация Руси оказалась недостаточным условием её единства: отголоском карамазовщины князя Владимира стали междоусобицы его сыновей и правнуков[30]. Позднее были попытки Византии и Запада, который ползуче через стяжательство греков и финансовые потоки прибирал к рукам Восточную Римскую империю, установить через свои догматы свою власть, что привело к междоусобице князей Руси (что объясняет, почему потом субконфессиональное течение православия исихазм, находившийся под влиянием богомильства[31], связанного с арианством, и возникший в Византии периода упадка перед нашествием турок-осман, не был отторгнут Русью[32]). Этого Л.Н. Гумилёв не отрицал, даже не зная о существовании русского арианства, и отметил в книге «От Руси к России», что происходила борьба на Руси трех партий – прорусской, провизантийской и прозападной[33]. Эта борьба проходила по линии междоусобиц между Рюриковичами, так что и здесь проявилась одна из черт карамазовщины – стяжательство.

Неудивительно, что удельные князья Руси из рода Рюриковичей вследствие морального упадка были расколоты и беспечны настолько, что дипломатическое пренебрежение к Монгольской империи Чингизидов обернулось затяжным конфликтом и её политическим влиянием на их земли через Западный поход, и это стало таким образом неизбежным событием. Но неизбежным стал, увы, и раскол Рюриковичей на прозападных, искавших союз с католическими странами Западной Европы, и провосточных, которые платили дань монголам. Родственность была порушена среди Рюриковичей, а её место заняла принадлежность к одному из могучих государств того времени.

Западная ветвь Рюриковичей, правившая Галицко-Волынским княжеством, решила уйти из-под контроля монголов во главе с её князем Даниилом.

«Отец князя Даниила – Роман – был гибеллином и пытался оказывать помощь своим немецким союзникам. Даниил, казалось бы, должен был следовать политике отца, но папа пообещал ему королевский титул и полную самостоятельность. Ни монголы, ни Фридрих II ничего не обещали галицкому князю, и его симпатии явно склонились на сторону римского первосвященника. Даниил стал сторонником папы и получил из его рук обещанную золотую корону.

Надо сказать, что прозападная партия на Руси, ненавидевшая монголов за их набеги и связанная с Западной Европой торговыми, карьерными, культурными связями, была достаточно многочисленна, чтобы отстаивать свою политическую линию. Программа западников заключалась в следующем: опираясь на помощь рыцарей, объединить силы всех русских князей и изгнать монголов. К сожалению, будучи крайне привлекательной теоретически, эта программа никак не могла быть выполнена практически. Во-первых, рыцари Ордена, купцы Ганзы, папа и император вовсе не собирались тратить свои силы на объединение чужого им государства. Они ставили перед собой другую задачу – использовать русских ратников в борьбе с монголами, обескровить Русь и покорить ее, подобно Прибалтике.

Во-вторых, к середине XIII в. идея объединения Руси уже стала полностью иллюзорной. Это хорошо понимал Александр Невский и совершенно не понимал Даниил. Русь окончательно распалась на Юго-Западную, Северо-Восточную и Новгородскую земли. В первых двух правили две линии Мономашичей: старшая – на северо-востоке, младшая – на юге. Между этими двумя ветвями шли жестокие войны. Вмешательство черниговских Ольговичей в общерусскую борьбу обычно было безрезультатно и неудачно для них самих и для Руси в целом. Полоцкие князья превратили свои владения в самостоятельное княжество. Отрицание власти Владимирского княжества было характерно и для Рязани – рязанцы много воевали против Владимира, Суздаля, Киева. И винить в этом одних князей нельзя, так как не столько они господствовали над своими городами и окрестными землями, сколько городское население, многочисленное и активное, указывало своим князьям ту или иную линию поведения. Например, когда в очередную новгородско-владимирскую войну суздальцы (так называли войска владимирского князя) подошли к Торжку, город был готов сдаться и просил князя Всеволода “взять мир”, “снизойти в милость”. Горожане обещали подчиниться, принять все условия, уплатить дань. Великий князь Всеволод Большое Гнездо хотел уже принять предложение Торжка, но его воины категорически отказались, сказав: “Мы не целовать их пришли”. Торжок был взят и разграблен вопреки воле князя.

Требовали от своих князей проведения политики сепаратизма и жители Минска, Гродно и других городов северо-запада Русской земли. Стремление к самостоятельности стало всеобщим, распад был неминуем. К нему вело снижение пассионарности населения Руси. Ведь достаточно мощной силы, которая связала бы многочисленные княжества, подчинила их Киеву, уже не было. Киев растерял свою пассионарность, а на окраинах ареала она еще сохранилась. Наступившая фаза обскурации обрекала на неудачу попытки воссоздания единой Руси в XIII в.

Понятно, что в этих условиях усилия западников по консолидации русских были обречены на провал. Деятельность самого Даниила Галицкого кончилась для него плохо. После нескольких удачных операций против небольших монгольских отрядов во главе с военачальником Куремсой (1254) Даниил столкнулся с опытным тысячником Бурундаем. Бурундай довольно легко разбил галицкого князя и заставил его срыть все крепости, чтобы Галиция и Волынь не имели возможности отделиться.<…>

Какова же этническая интерпретация этих грандиозных событий XIII в.? Мы уже упоминали, что в XI – начале XIII в. Русская земля представляла собой единый суперэтнос. Но с падением пассионарности в XIII в. единство оказалось утраченным. Отдельные подсистемы ослабевшего суперэтноса вошли в состав более молодых этнических миров. Так, Северо-Восточная Русь вошла в монгольский суперэтнос. Именно поэтому преемники Батыя – ханы-немусульмане, а потом и ханы-мусульмане, типа Берке, – заняли место византийских императоров в иерархии русских геополитических представлений. Ранее на Руси считалось, что существует лишь один царь – басилевс в Константинополе. В Русской земле правили князья – самостоятельные властители, но вторые лица в иерархии государственности. После взятия крестоносцами Константинополя (1204) и крушения власти византийских императоров титулом “царь” на Руси стали величать ханов Золотой Орды. Их так и называли: “добрый царь” Джанибек или “суровый царь” Узбек.

Те русские княжества, которые отказались от союза с татарами, были захвачены частично Литвой, частично Польшей, и судьба их была очень печальной. В рамках западноевропейского суперэтноса русичей ждала участь людей второго сорта» (Л.Н. Гумилёв «От Руси к России»)[34].

Именно междоусобица между Рюриковичами Древней Руси отзывается до сих пор в одной из её частей. Исследование истоков украинского государственного флага показывает, что его цветовая гамма имеет историю тех времён и их исторической логики:

«Можно понять Даниила Галицкого. Гордый потомок Рюрика, один из самых могущественных властителей Русской Земли (в начале 1240 года он даже занял Киев) — и вдруг покорен монголами, о которых еще 20 лет назад никто еще ведать не ведал. Теперь надо ездить в ставку хана, пить кумыс, кланяться порогу ханской юрты, стоять на коленях перед Батыем. И ездил, и пил, и кланялся, и стоял… Свою землю он спас, признав себя данником монголов. Но, одновременно, готовился к борьбе.

А для борьбы нужны союзники. И очень нужным и удобным союзником являлась Скандинавия. В Норвегии правил король Хакон IV, многим обязанный римскому папе (ибо без его стараний Хакон никогда не был бы коронован).

В Дании произошла драма, достойная пера Шекспира. Король Эйрик IV в 1250 году был захвачен в плен своим братом Абелем, скован по рукам и ногам, вывезен на остров на реке Шлей и там повешен. Кара настигла Абеля очень быстро. Через два года он потерпел поражение и был зарублен. А на его вдове Матильде вторым браком женился Биргер. К тому времени уже даже не «Великий Ярл», а регент Швеции, правитель при малолетнем сыне, короле Вальдемаре. Брат и наследник Абеля, Кристофер I, был очень благодарен Биргеру за то, что он увел из королевского двора такой раздражитель, как бывшая королева.

В общем, Биргер контролировал Скандинавию и желал закончить то, что ему не позволила сделать Невская битва 1240 года, — захватить Карелию.

Но на востоке сидел его старый враг, Александр Ярославович Невский, который контролировал Новгород. И который был очень недоволен тем обстоятельством, что «ярлык» на Великое княжество Владимирское монголы отдали не ему, а его младшему брату Андрею Ярославовичу. Ведь именно этот ярлык и титул «Великого князя Владимирского» символизировал старшинство среди русских князей, покоренных во времена Батыя. А вот Биргер против Андрея Ярославовича ничего не имел: ведь последний не принимал участия в позорной для шведского регента Невской битве. Андрей же был совсем не рад ярлыку, поскольку горд был не менее Даниила. Поэтому готовился к борьбе с монголами и тоже искал союзников. Возможно, ради союза он и взял в жены Устинью, дочь Даниила Галицкого.

Вот и закрутилась интрига. С одной стороны — Биргер (против Новгорода и Александра) и Даниил с Андреем (против монголов), с другой — Александр Невский и монголы его анды (побратима) Сартака, сына и наследника хана Батыя. В такой замечательный сюжет не мог не вмешаться Римский папа, желавший ослабления монголов для «гарантий европейской безопасности». И заодно распространения католичества на Восток, на русские земли, православная церковь которых была ослаблена монгольским нашествием. Отсюда — начатые с 1248 года переговоры о королевской короне для Галицкого князя, закончившиеся ее принятием в 1253 году. Но корона не помогла. Первыми не выдержали нервы у Андрея Ярославовича. В 1252 году он отказался платить дань монголам. Батый послал на Северо-Восточную Русь карательный корпус темника Неврюя и под Переяславль-Залесским Андрей был разгромлен. Русь опять была залита кровью, а князь со своей семьей бежал. Через Новгород, Псков, Таллин — в Швецию. «Шведы встретили его и приняли его с честью» (Никоновская летопись), хотя Андрей чего-то опасался. Во всяком случае, в Швецию он поехал один, оставив семью в Таллине. И вызвав ее к себе, только убедившись в собственной безопасности. Первый противник монголов был выведен из игры.

Необходимо было удержать Даниила Галицкого. Поэтому неудивительно, что именно после поражения Андрея ему вручают самый ценный приз политической игры европейского Средневековья — королевскую корону. Со всеми сопутствующими атрибутами, в том числе и рыцарским гербом. Причем гербом, органически связанным с гербом королевской династии европейской страны. А из соображений качества и истории матримониальных связей такой страной была именно Швеция. Ведь остальные центральноевропейские королевства, с которыми обильными брачными узами был связан галицкий княжеский дом, сами были беспощадно биты монголами во время «западного похода» Батыя и Байдара.

И здесь следует вернуться ко второму отличию «галицийского льва» от герба Фолькунгов. К скале, на которую опирается лев. В геральдике позиция «лев восстающий» практически идентична позиции «лев дерущийся». И если при раскодировании герба признать, что «лев» — это символ нового короля, Даниила Галицкого, то «скала» может означать только одно — монголов, которых с львиной смелостью атакует потомок шведских королей.

Но до этого шведы опять попытались атаковать Александра. В 1256 году они высадились на побережье Финского залива и начали «чинити город на Нарове» (Новгородская первая летопись). Однако получилось плохо. При одних только слухах о приближении Александра с новгородско-суздальскими полками и отрядом монгольской конницы шведы бежали. Так из активной игры выбыл второй противник монголов.

«Галицийский лев» начал успешнее своих партнеров по интриге. В 1254 году Даниил перешел в наступление против войск племянника Батыя, Куремсы, которые, в качестве оккупационного корпуса, стояли на территории современной Украины. Момент был выбран удачно: основные силы монголов в это время участвовали в азиатских кампаниях Великого хана Менгу. Даниилу удалось дважды победить Куремсу (в Болоховской земле и под Луцком), захватить 14 крупных городов и расчистить путь на Киев.

Однако надо признать одно — создатели герба Даниила правильно оценили силу противника. Ибо монголы в то время были несокрушимы. В 1258 году Куремсу заменил темник Бурундай «с множеством полков татарских и великой силой» (Галицкая летопись). Мудрый был азиат! Он не стал воевал с Даниилом. А пошел воевать с Литвой, «пригласив» при этом с собой галичан. Разгром Литвы произвел сильное впечатление на Даниила, и он поспешил «замириться» с Бурундаем. Что тому и требовалось. В 1260 году он заявил Галицкому королю: «Если вы мои мирники, разметайте все свои города». Сил для сопротивления не было, и Даниилу пришлось снести оборонительные укрепления Луцка, Кременца, Львова и Владимира.

Все было закончено. Папа обещанной помощи не оказал, союзник Андрей вернулся с покаянной к старшему брату и стал основателем династии суздальских князей. Регент Биргер благородно старился в им основанном Стокгольме.

В 1264 году Галицкий король умер в своем любимом городе Холм. Любимом потому, что это был единственный укрепленный (а, значит, и безопасный) город королевства. В 1260 году гарнизон Холма отказался выполнить требование Бурундая. А герб и цветовое решение остались.

И прошли традиционный путь. Сначала личный герб монарха, шведский по своему содержанию, превратился территориальный герб (Львовской земли) и в этом качестве перешел на флаг. А начиная с XVI века, с Великих географических открытий, принцип создания флагов претерпевает коренные изменения в сторону его упрощения. Флаг теперь необходимо было рассмотреть в море, на большом расстоянии, на флагштоке встречного корабля. Поэтому основное внимание уделяется не фигуре на флаге, а его цвету и цветосочетанию. Но колористика любого флага в своей основе имеет колористику герба.

Хотя Украина и не морская держава, но ее флаг прошел тот же путь. В соответствии с принципом упрощения, в основу украинского флага был взят цвет фигуры и цвет поля «галицийского льва»: желтый и синий, «золото» и «лазурь». В результате получилось двуцветное полотнище знамени со временем суверенной страны. Хотя, с точки зрения историка, это знамя — продукт исторического развития герба одной из шведских королевских династий. Слегка подкорректированный местной спецификой этого развития» (Андрей Ганжа – «Борьба «Льва» и «Скалы». Об истоках украинского государственного флага»)[35].

Разумеется, что и герб города Львов имеет такую же историю, как и цветовая гамма флага Украины:

«История домонгольской Руси гербов не знает, максимум — родовые знаки Рюриковичей. Те самые «двузубы» и «тризубы», один из которых (Владимира Крестителя) является ныне Малым Гербом Украины. Но Даниил — это не просто «князь» (prince). Он был коронован как «король», причем «с подачи» римского папы, следовательно — в русле европейских традиций.

А Даниилу Галицкому к моменту принятия короны было за пятьдесят. Следовательно, перед коронацией он неизбежно должен был быть посвящен в рыцари. И «восстающий лев» стал его гербом, передающимся наследнику. На печати внука Даниила, короля Юрия (1301−1308), изображён «рыцарь на коне, держащий в руке щит с изображением «льва восстающего и опирающегося на скалу». А на рыцарском щите того времени мог быть изображен только герб. Следовательно, «галицийский лев» — это родовой герб династии Романовичей.

Известный геральдист Стефан Слейтер назвал герб «закодированной историей монархий». Если предположить, что «галицийский лев» является закодированной историей Галицкого королевского дома, то напрямую выходим к его источнику и прототипу — гербу королевской династии другой страны, Швеции.

Почти за 300 лет до Даниила, в конце Х века, в Швеции правили братья-соправители, Эйрик VI Победоносный и Олаф II. Эйрик решил отказаться от системы «соправителей»: она была опасна, ибо власть на двоих делится с огромным трудом. «Победоносный» это знал лучше других, потому что он сам отравил своего брата после пяти лет совместного правления.

Но что бы то ни было, с Х века в Швеции вводится институт «ярлов», облеченных властью доверенных лиц короля. Ярлов при короле могло быть несколько, но «верховный ярл», riksjarl, мог быть только один. Со 2-й четверти XIII века этот титул принадлежал представителям знатного семейства Фолькунгов. Сначала Олафу Фаси, а затем, с 1248 года, его кузену, Биргеру Магнуссону. Тому самому, которому Александр Невский «возложи печать на лице острым своим копиемъ» (Новгородская первая летопись). Правда, участие Биргера в Невской битве 1240 года известно только по русским источникам. «Историю с копьем» можно было бы свести к «русскому тщеславию», если бы не одно но… В 2002 году могила Биргера была вскрыта и останки переданы на исследование. Шведы честные, и при антропологической реконструкции показали глубокий шрам над правой бровью ярла. Тем более что он виден и на скульптурных изображениях. Так что «Александрова печать» — это, очевидно, не вымысел самолюбивого русского летописца.

Но вообще-то Биргеру везло. В 1237 году он женился на сестре короля Эрика XI, а в 1250-м посадил на шведский трон своего сына, 11-летнего Вольдемара. В Швеции пришла к власти королевская династия Фолькунгов. Ярл Биргер еще 16 лет железной рукой правил Швецией. Даже Стокгольм основал.

Так вот, возвращаясь к гербу Даниила Галицкого. Безусловным прототипом «галицийского льва» является Folkungavapen, родовой герб Фолькунгов: золотой коронованный «лев восстающий» на серебряно-лазоревом (бело-синем) поле. Разница только в колоре поля.

Это вполне естественно. Гербы не могли быть одинаковыми, это в XIV веке знали даже женщины. Во всяком случае, Кристина де Пизан, одна из самых умных женщин Средневековья, на вопрос: «Если человек принимает герб, который уже принадлежит другому, может ли он сохранить его?» сама себе твердо ответила «Нет!». Поэтому неудивительно, что поле «галицийского льва» отличается от такового на родовом гербе Фолькунгов. Но содержание герба, безусловно, идентично. Отличий два.

Во-первых, на знамени Леопольской хоругви фигура льва была, по всей вероятности, не коронована. Во всяком случае, Длугош скрупулезно подмечает короны на знаменах других хоругвей. Но это неудивительно. С XIII века такой атрибут, как «корона», изображался в гербах только венценосных особ. А в Галиции после отстранения от власти в 1325 году праправнука Даниила, Владимира Львовича, королевская династия прекратилась. Последний независимый правитель этой земли, Юрий-Болеслав Тройденович, муж правнучки Даниила, именовал себя не более как «ducesMinoraRusia» (герцог Малой Руси). Вот, кстати, откуда идет вызывающий бурное негодование у части украинского населения термин «Малороссия». Совсем не от «клятых москалей», а от преемников Галицкой короны.

Естественно, что после его смерти королевская корона из герба уже зависимой (от Польши и Литвы) территории исчезла. Во всяком случае, точно можно сказать одно: на монете польского короля Людовика 1382 года, чеканенной для Галиции (она даже снабжена надписью «MONETA RUSSIE»), лев изображен без какой-либо короны. Во-вторых, скала, на которую «восстает» геральдический лев. И которую можно рассмотреть на печати Юрия I. Но об этом — немного позже.

А цветовое решение герба (желтое и синее, геральдические «золото» и «лазурь») — тоже, безусловно, шведское. Потому что шведская геральдика дает ему историко-легендарное объяснение. Оно символизирует золотое сияние, которое, согласно легенде, увидел шведский король Эрик IX Святой (1156−1160) перед походом на язычников-финнов. С тех пор эти цвета стали шведской геральдической традицией. И щит второго сына Биргера, короля Магнуса I Ладулоса (1275−1290) украшали именно «золото-лазурные» (желто-синие, жовто-блакитні) полосы. И именно на печати Магнуса I впервые появился символ современной Швеции — «трекрунур», три золотые короны на лазоревом поле. И опять возникает вопрос: почему? Почему именно Швеция? Где она, а где Прикарпатская Украина. Ответ можно дать только в формате версии. Я предлагаю версию: матримональные связи, возведенные в степень монгольской опасности.

Любая интрига начинается с оценки своих возможностей и связей. Так вот, связи Швеции и Руси, особенно ее юго-западных княжеств на Галичине и Волыни, наиболее сильны с династической точки зрения. И не потому, что шведских принцесс часто брали в жены. Их брали вовремя. В результате получилось, что именно шведки дали начало основным княжеским родам Древней Руси» (Андрей Ганжа – «Борьба «Льва» и «Скалы». Об истоках украинского государственного флага»).

При том, что князь Александр Невский оказался в не самой простой ситуации и времени, историк Д.А. Левчик подозревает его, пошедшего на союз с Чингизидами, в каинстве, а защиту Северо-Западной Руси от западных рыцарей и вовсе списывает её на малоизвестных князей.

«Из «Ливонской рифмованной хроники», например, мы узнаём, что где-то между 1224 и 1248 годами епископ Дерпта решил занять Изборск, для чего нанял рыцарей Ливонского ордена и короля Дании (Вальдемара Второго, скорее всего, который был полурусским по матери, минской княгине). Изборск рыцари заняли. Псковичи попытались Изборск отбить, но неудачно, и были разбиты. По условиям мира, псковичи пустили к себе в город отряд крестоносцев из двух братьев. Братьям дали должности фогтов, то есть наместников епископа (или епископов и Дерптского, и Рижского). То есть, в целом, в городе было не более 20 человек с челядью, поварами, хоругвеносцами и прочими «боевыми холопами» братьев-рыцарей. На следующий год Псков был освобождён от этой напасти новгородцами. Всё. Инцидент исчерпан. Но тут плодами войны решил воспользоваться некто Александр Суздальский. Он с большим отрядом напал на крестоносцев. Дерптский епископ поспешил на помощь, но его воины струсили и бежали с поля боя. Александр победил, взяв в плен шестерых и убив двадцать орденских братьев. Александра Суздальского в этом случае идентифицируют с Александром Невским, хотя в то время он был князем новгородским, а в Суздали правил Святослав Всеволодович (почему не он победитель ливонцев тогда?). В общем, как всегда, немчура напутала, и кто их победил, исходя из их хроник, мы не знаем. Кстати, и Святослав Всеволодович тоже почитался одно время как местночтимый святой. Это я не про то, что один русский святой у другого славу победителя украл. Это я про то, что это сообщение «Ливонской рифмованной хроники» является единственным, по мнению наших историков, сообщением о ледовом побоище у западных хронистов» (Д.А. Левчик – «Каин Александр Невский»)[36].

«Заглянем ещё раз в учебник. В чём причина поражения русских княжеств татаро-монголами? — спрашивает он нас. И отвечает: в том, что они не объединились перед лицом татарской опасности. И нагло лжёт! Дело в том, что русские княжества именно объединились (вероятно, был съезд князей), прогнали склочников Всеволодовичей, избрали деятельного и умного вождя и так показали зубы Батыю, что он на новое объединение русских княжеств даже не решился напасть.

Да что же ты несёшь! — возмутится читатель. Да где ж это объединение?! Да вот же оно! Вы на него смотрите и не видите! А просто потому, что оно называется Великое княжество Литовское!

И вот с этим–то русским объединением (ещё до конца не оформившимся к 1239 году) и стал воевать Ярослав Всеволодович (ну, не скотина?). Батый не решился, а он стал! Ну, кому после этого должны сдавать татары в 1240-м в управление разорённый Киев? И кому после этого ярлык на великое княжение давать? Только Ярославу! Что и было сделано в 1243 году.

История великих войн — это история великих подвигов и великих предательств. Великие подвиги совершил тысяцкий Дмитр, понимавший, вероятно, что провенгерский князь Даниил к нему на помощь не придёт, но всё равно с кучкой воинов несколько недель отбивавший атаки татаро-монгол, блокировавших Киев.

В сущности, татарам Киев был не нужен. Основная часть армии Батыя прошла мимо бывшей столицы Руси. Мы это знаем. Дмитр не знал. И совершил великий подвиг!

Великий подвиг совершил рязанец (возможно, вообще, не русский, а эрзя) Евпатий Коловрат (настоящее имя которого мы вряд ли узнаем), собравший первый на Руси партизанский отряд для борьбы в тылу врага.

Великий подвиг содеяли литовский князь Миндовг, который готов был принять и православие (в 1246), и католичество (в 1251), и снова стать язычником (в 1261), лишь бы отстоять от татаро-монгол Полоцкое, Туровское, Пинское, Новогрудковское и соседние русские княжества, куда так и не ступила нога монгольского захватчика!

А предатели… В моём рейтинге предателей первый номер — за Ярославом Всеволодовичем; второй — за Даниилом Галицким» (Д.А. Левчик – «Несостоявшийся закат Европы»)[37].

Однако даже если допустить, что защищали Северо-Западную Русь князья, которые оказались малоизвестными, едва ли они не могли быть сподвижниками Невского. К тому же, история войн — это, конечно, история великих подвигов и великих предательств, но не только их: это ещё и история союзов и предпочтений, ибо за удаль в бою не судят. Ведь когда-то Русь была на распутье между могучими Византией и рахдонитской Хазарией, которая грабила соседей посредством наёмного войска. Гнёт рахдонитской Хазарии и их наёмников-русов был путём агрессии и гибели для Руси, которая была бы обескровлена и уничтожена, если бы выбор не был сделан в пользу Византии и её оппозиции в лице болгар – ведь там хотя бы теплилась оппозиция «элитарному» пониманию христианства. По какой-то причине Левчик этому выбору не придаёт значения, хотя почему-то ставит на одну доску лжеисторика Фоменко и Л.Н. Гумилёва, ведя речь о золотоордынских ханах в своей статье «Игра престолов на руинах империи Чингиза»[38].

Также следует заметить, что как только произошёл моральный упадок Византии, которую разъело стяжательство и которым воспользовались западноевропейские страны при её временном захвате, и восточное христианство, от которого исповедовавшие его нередко отступались, при его внутренней расколотости не смогло стать надёжным интегратором единства Руси, которая сама оказалась не монолитной к тому времени, Руси предстоял новый выбор между монгольскими Чингизидами и западноевропейскими странами, которые жаждали лишь пограбить русские княжества и принудить забыть свой язык и обычаи, которые под церковь адаптировались, чего на Византии от новообращённых христиан не требовали, да и монголы того не жаждали:

«По сути дела неудачи католической пропаганды среди славян происходили от двух причин: латинская Библия была непонятна славянам и пруссам, а переводы ее не допускались; поэтому убеждение заменялось принуждением, а о последнем прекрасно сказал Адам Бременский в своей “Истории церкви”, написанной около 1070 г.: ”Прибалтийские славянские племена, без сомнения, давно были бы обращены в христианскую веру, если бы не препятствовало тому корыстолюбие саксонцев, душа которых чувствует больше охоты к десятинам, чем к обращению язычников. Они новообращенных христиан в Славонии сперва возмутили корыстолюбием, потом, покорив, довели до бунта жестокостью и теперь, домогаясь только денег, не радят о спасении тех, кто и захотел бы уверовать”» (Л.Н. Гумилёв «От Руси к России»)[39].

Не следует забывать, что тот же литовский князь Миндовг от сражений с Ярославом Всеволодовичем вскоре перешёл к союзу с его сыном Александром Невским, и Литовское княжество в союзе с Русью выжило бы, если бы он продолжился, но увы, прельщение соседней Польшей поменяла ориентацию Литвы на Западную Европу:

«Опираясь на союз с Берке, Александр решил не только остановить движение немцев на Русь, но и подорвать самую его возможность. Он заключил с литовским князем Миндовгом, своим ровесником, союз, направленный против крестоносцев. Как правителя Миндовга отличали хитрость и изворотливость. В 1250 г. он принял католичество, но “крещение его льстиво бысть”, – говорит летописец. Через 10 лет Миндовг отказался от насильно навязанной ему религии и стал злейшим врагом крестоносцев и католиков.

Александр Ярославич находился на пороге своей второй, не менее значительной, чем в случае с Ордой, дипломатической победы. Но в 1263 г., в разгар подготовки совместного похода против Ливонского ордена, возвращаясь из очередной поездки в Орду, князь скончался. Можно предположить, что Александр Ярославич умер, выражаясь современным языком, от стресса. Действительно, столь сложные дипломатические акции, блестящие победы, борьба с соотечественниками требовали слишком большого нервного напряжения, которое не каждому по силам. Однако кажется странным то, что вскоре умер и Миндовг. Невольно напрашивается мысль, что причиной смерти князя Александра был не стресс; скорее, в смерти Александра и Миндовга следует видеть усилия немецких сторонников, действовавших на Руси и в Литве» (Л.Н. Гумилёв «От Руси к России»)[40].

В итоге главной причиной разыгравшейся трагедией первой междоусобицы Руси был то, что многолетние междоусобицы Рюриковичей и городского населения их княжеств ослабили Русь настолько, что они стали добычей могучих соседей. Гордость Даниила и его состоятельных подданых, пожелавших поставить свои интересы выше размеренности жизни простого народа своего княжества, поправших его взаимоуважение и подавших надежды на Запад, не исключение из этих правил. К проявлениям этого поведения в наши дни и к нарастанию проблем мы ещё вернёмся, и, разумеется, в бедствиях вокруг части Руси, которую сами западные Рюриковичи поименовали Малороссией, виновны были не только они, как мы это увидим в дальнейшем.

А пока констатируем, что черты карамазовщины ещё не раз разыграются на Руси.

Карамазовщина московских Рюриковичей

Яркой иллюстрацией состояния Руси накануне междоусобицы и нашествия монголов может быть картина чешского художника Альфонса Мухи «Славяне на исконной Родине: между туранским кнутом и готским мечом» (1912). Казалось бы, Рюриковичи были обречены оставаться удельными правителями княжеств, разделённых государствами Запада и Востока.

Картина Альфонса Мухи «Славяне на исконной Родине: между туранским кнутом и готским мечом» (1912)

Однако московская ветвь Рюриковичей стартовала процесс реинтеграции Руси.

«Конец XIII века. Северо-Восточная Русь разорена. Разорена Русь не столько походом Батыя, сколько Неврюевой и Дюденеевой ратями, а также гражданской войной, развязанной Андреем Городецким и Фёдором Чёрным против Дмитрия Переславль-Залесского. Одолеть Андрей и Фёдор в честном и равном бою Дмитрия не могут, а потому приводят на Русь татар. Трижды. Рекордное иудино предательство.

Южная Русь опустошена в результате конфликта Дунайского улуса хана Ногая и Орды. Киев нищ и опасен. Из нищего и опасного города в 1295 уезжает митрополит Максим. Бежит от войны в более безопасный и не пострадавший от татар Брянск. Там, на территориях Великого княжества Литовского, ещё есть и не разорённые русские города, и теплится православная вера.

Русское православие в упадке. Византией подписана Лионская уния с папством. Организационно-идеологически церковью руководят соглашатели с римскими схизматиками. Продолжалось это недолго, с 1274 по 1282 годы, но ущерб был огромен. Раскол, появление то ли двух, то ли трёх альтернативных патриархов. Невольно на Руси стали задавать вопросы: какому патриарху подчиняться? Константинопольскому? Никейскому? Тарапезундскому? Кто из патриархов будет благословлять на кафедры епископов? А это — вопросы не простые. Это вопросы о спасении души! И их неверное решение может привести в геенну огненную. Ужас!

Идейное поражение русская православная церковь компенсирует стяжательством земель и ордынскими фискально-налоговыми льготами. Уже в 50-е годы XIII века, при Батые, прекращаются налёты татар на православные храмы и монастыри. При Берке, в 60-е годы XIII века, подобные действия объявляются преступлением и караются смертью. При Менгу-Тимуре, в 70-е годы XIII столетия, все монастырские владения освобождаются от дани.

В ответ церковь начинает верой и правдой служить Орде. Канонизирована почти вся семья Менгу-Тимура (дочь, зять, внуки). Канонизируется каин Александр Невский, самый протатарский из всех русских князей. Канонизирован, естественно, в Городце, самом каинском русском городе, столице иуды Андрея Городецкого, того самого, что трижды приводил татар на Русь. Переяславская епархия переезжает в Сарай. Сарайский православный архиепископ выполняет функции посла Орды при дворе униата Михаила VIII Палеолога и лоббирует там ханские интересы. Интересы не православного государства.

Православная Византия предаёт православную Русь. Все ордынские ханы конца XIII века (Ногай, Тохта, Узбек) женаты на византийских принцессах. И те, ну, ничего не делают для облегчения страдания Руси, для спасения её от разорительных татарских ратей и гнёта татар, а потому несут с мужьями-ханами солидарную моральную ответственность за разгром Руси.

При содействии православной церкви фактически в 80-е–начале 90-х годов XIII века создаётся союзное государство, включающее Русь, Золотую Орду, Дунайский улус хана Ногая, Болгарию, Византию и татарское среднеазиатское государство хулагидов. Обращаю внимание на то, что все правящие династии этих государств, кроме Орды и Дунайского улуса, были христианскими.

Европа в шаге от создания христианского униатско-несторианского государства на её восточных и ближневосточных границах. В Риме, Париже и Константинополе всерьёз говорят о X Крестовом походе по формуле: папство + хулагиды против Египта. Если бы такое государство и такой союз были бы созданы, то русское православие могло бы не выдержать напора инославного христианства. Его сила могла бы перекрестить Русь. Русь могла бы стать несторианской или католической.

Всё плохо.

Чёртов век подходит к концу.

В самом его конце самому младшему сыну Александра Невского, Даниилу Александровичу из земель Суздальского княжества выделяют маленькое владение — княжество Московское. <…>

На самом деле татары подняли и возвысили Москву. Доверяли они московским князьям. И неспроста. В начале XIV века доверие сие подкреплялась действиями великого князя Юрия Даниловича Московского, который первым из московских князей стал сборщиком дани, и на первых порах эффективным сборщиком. В середине XIV века доверие ханов к Москве усилено, благодаря великому князю Ивану Даниловичу Калите, разгромившему антитатарское восстание в Твери и почти уговорившему литовского князя Гедемина признать власть золотоордынского хана. В конце того же века доверие Золотой Орды заслужил великий князь Дмитрий Донской, который разбил мятежного (с точки зрения великого хана Тохтамыша) беклярбека Мамая. Московские князья — «свои люди» в Орде! Но о начальных причинах этой веры стоит поговорить.

Возвышение московского княжества традиционно связывают с конфликтом между Москвой и Тверью. Увы! Его тоже не было. Был конфликт внутри правящей на Руси тверской княжеской династии.

Всё началось с Даниила Московского.

Первый московский князь Даниил родился в 1261 году. По любым меркам это был поздний ребёнок. Отцу его, великому князю Александру Невскому, было за сорок. Официальной матери, Александре, тоже. Редкий случай рождения в то время. Ещё более странным выглядит, что в наследство ему выделяют не крупное княжество как старшим сыновьям, а крохотное московское. И то не отец выделяет, а дядя, Ярослав Ярославич. И то — только после своей смерти. При жизни папы и дяди Даниил ничем не владел. Странно для сына великого князя. И воспитывал его дядя. Странно. Так к сыновьям (пусть младшим), но всё же сыновьям великого (да ещё какого!) князя не относятся. Так относятся к бастардам, к сыновьям наложниц и «младших» жён.

Вероятно, существует некая тайна рождения Даниила. Полагаю, что он был не совсем законным сыном Александра. Точнее — законным-то законным, но, вероятно, от второй жены Александра, Вассы, которая, может, и женой-то не была, а была, видимо, «женищей» (так на Руси тогда называли невенчанных жен, то есть наложниц). Потому к Даниилу вполне применима русская присказка о том, что было у царя несколько сыновей, старшим он раздал по царству, а младшему — ничего» (Д.А. Левчик – «Тверской патриот московский князь Даниил и возвышение Москвы»)[41].

Разумеется, инвестиции в Москву ордынцев дали потом свою отдачу, однако их отступление от яс Чингисхана, с которыми тот создавал своё государство, привело к тому, что сначала оно раскололось, а потом раскололись и его части, среди которых была Золотая Орда.

«До тех пор, пока империя Чингиза и одна из её наследниц — Золотая Орда — была сильна, никто из русских князей и не думал ни о независимости, ни о сепаратизме, ни о византийских кознях. Правившие после Александра Невского в качестве великих князей его братья Ярослав Тверской и Василий Костромской, а также старший сын Александра Невского, Дмитрий Переславль-Залесский свято соблюдали все договорённости с Ордой, платили дань. Орда не докучала баскаками и блюла лествичное право, передавая ярлык в соответствии с русским законодательством от старшего брата к младшему, а далее — к старшему сыну старшего брата.

Удивительные захватчики! Не Ясу, а «Русскую Правду» чтили! При этом, как мне кажется, лествичное право действовало и в Орде! Взгляните: Бату наследовал его младший брат Берке, далее — оставшийся на тот момент живым старший внук Бату, Менгу-Тимур. Очень даже по лествичному праву!

Вслед за князьями лидерство татар признала русская православная церковь. <…>

Южная Русь опустошена в результате конфликта Дунайского улуса хана Ногая и Орды.

Православная Византия, как минимум, была извещена о планах ордынцев по разгрому православной Руси. Хотя бы просто потому, что жёнами ханов Ногая, Тохты и Узбека были византийские принцессы.

Именно с тех пор в русских летописях великих ханов стали именовать царями (цезарями).

Но летописи сии читаны татарскими ханами не были. Им было глубоко безразлично, что происходит на Руси. Платят дань разорённые города Руси — и достаточно! Татарские ханы в XIII веке с упоением играли в «игру престолов»! Они не предчувствовали ужаса, что обуяет их потомков, когда, спустя полтора столетия, задрожит земля столицы Казанского ханства, наследницы Орды, и рухнут в тартарары главные башни прекрасно укреплённого кремля, подорванные сапёрами грозного русского царя, когда навсегда пойдёт прахом мечта о величии наследников Чингиза.

Татарские ханы XIII века не предчувствовали дрожь земли…

Равно безучастны к Руси оставались и византийские Палеологи. Они тоже втянулись в «игру престолов» и тоже с упоением сватали своих принцесс то ордынцам, то болгарам. Даже самые чуткие из них не слышали грядущего перезвона венчальных колоколов в далёкой Москве, что возвестят о браке последней принцессы из рода Палеологов и русского Великого князя Ивана III, — брака, знаменующего передачу прав Второго Рима Третьему…» (Д.А. Левчик – «Игра престолов на руинах империи Чингиза»)[42].

При этом Левчик при своём обзоре возвышения Москвы упускает из виду демографический фактор, когда ведёт речь о предпосылках усиления Москвы[43]: ведь отступничество от яс Чингисхана Золотой Орды оказалось не менее сильным фактором, чем экономический:

«Поддерживали Узбека многочисленные ордынские мусульмане, которые исстари селились в поволжских городах, и таким образом в Сарае пришла к власти новая партия – исламская.

Наследник традиций хана Берке – Узбек – проявил себя как крайне жестокий правитель. Приняв ислам, он под страхом смертной казни потребовал того же от всех своих подданных. Дотоле репрессии по религиозным мотивам в Орде никогда не применялись, поэтому не было ничего удивительного в том, что многие отказались принять “веру арабов”. Ведь, по Ясе Чингисхана, хан не мог вмешиваться в вопросы веры, а свобода совести всегда понималась монголами как личная свобода человека. Узбек без колебаний отверг этот принцип – все, отказавшиеся обратиться в мусульманство, в том числе 70 царевичей Чингисидов, были казнены. Но большому количеству татар (христиан и язычников), отказавшихся принять ислам, удалось уехать на Русь и при Узбеке, и впоследствии. <…>

При Иване Калите получил свое окончательное воплощение новый принцип строительства государства – принцип этнической терпимости. В отличие от Литвы, где предпочтение отдавалось католикам, в отличие от Орды, где после переворота Узбека стали преобладать мусульмане, в Москве подбор служилых людей осуществлялся исключительно по деловым качествам. Калита и его наследники принимали на службу и татар (христиан и язычников, бежавших из Орды после победы ислама и не желавших поступаться религиозными убеждениями), и православных литовцев, покидавших простых русских людей, все богатство которых заключалось в коне да сабле. Никаких владений у этих людей не было, и потому они искали службы, то есть государственных военных обязанностей, за выполнение коих от князя московского следовало вознаграждение в виде “корма” с небольшой деревеньки. Силой, связующей всех “новонаходников”, в Москве стала православная вера. Ведь обязательным условием поступления на московскую службу было добровольное крещение. Креститься необходимо было и для заключения брака. Множество татар – ордынских выходцев – женились на русских красавицах, а татарки выходки замуж за русских.

Так, исподволь, во всей Северо-Восточной земле восторжествовало православие, хотя при этом сохранились и некоторые языческие обычаи» (Л.Н. Гумилёв «От Руси к России»)[44].

Разумеется, что распад Золотой Орды после этого был не за горами[45], и далее случилось следующее:

«На рубеже XIV и XV веков элита северо-восточной Руси решала вопрос: развивать собственную государственность самостоятельно или нет. И если нет, то сателлитом какого государства надо стать: Литвы или Орды. Князья Звенигородские и их союзники считали, что Руси надо быть независимой. Князья Московские считали, что надо зависеть или от Орды, или от Литвы, или и от той, и от другой одновременно.

Между звенигородцами и москвичами, естественно, вспыхнула война. Москвичи победили при помощи тверичей и Литвы.

Однако парадокс истории заключается в том, что организационно-то звенигородские князья проиграли, а идейно победили. Москвичи-победители взяли на вооружение главную идею звенигородских княжат — идею независимости государства…» (Д.А. Левчик – «Великая феодальная война. Разгар и итог»)[46].

К тому моменту, когда распалась Золотая Орда, Византия, бывший экспортёр культуры православия, сначала была разграблена рыцарями Западной Европы, распалась, а потом была покорена турками-османами, которые сохранили Константинопольский патриархат, Литва забрала за собой западные окраины Руси, которые позднее стали назваться Белоруссией и Украиной-Малороссией, прежде чем оказаться в унии с католической Польшей.

«Сложилось новое государство — Литва, которое объединило литовские племена. Оно формировалось в условиях непрекращающейся агрессии со стороны Ливонского и Тевтонского рыцарских орденов, которых поддерживала римская курия и западноевропейские феодалы.

Но со временем, особенно в период правление литовского великого князя Мендовга Литва, выстроив замки-крепости на берегах Немана, и заключив союз с Польшей, стала мощным государством в этом регионе. Почувствовав силу, Литва сразу же стала наступать на белорусские, а несколько позже и на украинские земли.

С временем быстро рос аппетит у литовцев. Скоро они заняли так называемую Черную Русь во главе с Новгородом и всё Полоцкое княжество. После некоторого спада активности, а потом и распада Литвы, пришедший к власти князь Гедимин восстановил страну, расширив государственные владения за счет захвата новых земель. Он занял Менщину, Берестенщину, Волынь, Туровщину и северную часть Киевщины.

Избрав себе в 1323 году столицу Вильно, он стал себя называть королем литовским и русским. Заметьте, не украинским, не белорусским, а русским. Видно считал, что эти пространства издревле являлись землями Руси. Получается ни белорусов, ни украинцев в то время не существовало.

При князе Ольгерде Литва еще больше расширилась за счет захвата Чернигово-Северской земли, новых земель Киевщины, Переяславщины, Подолья. Именно при этом князе территория Литвы на 90 % состояла из теперешних украинских и белорусских земель. Князья этих территорий охотно прогибались, а если точнее — предательски предлагали себя в услужение руководству Литвы.

После смерти Ольгерда к власти пришел его младший сын Ягайло, который из-за внешней угрозы, исходившей от Немецкого ордена и Московского княжества в очередной раз начал сближение с Польшей. Женившись на польской королеве Ядвиге, он заключил в Крево унию с Польшей, одновременно став польским королем и великим литовским князем.

Вот почему в дальнейшей истории влияние Польши на украинцев и белорусов было так огромно, что повлияло на формирование национальных языков двух братских народов и принятие католичества с одновременным отказом от православия, особенно в западных регионах. <…>

Почему же так быстро огромные и многолюдные малороссийские земли так быстро захватили литовцы, которых было намного меньше, чем украинцев? Дело в том, что основу войска Альгердаса составляли украинцы-вассалы, а потому местное население их встречало с хлебом-солью на всем протяжении их победоносного продвижения по Украине. Поэтому единственным противником для них были монголо-татары, которые вели себя более жестоко, чем литовцы. В летописях упоминаются некоторые рассуждения местных граждан, которые считали «новых гостей» более надежными.

И все же при всем размахе литовской экспансии на Украине, Литва не оставила столь глубокого следа в жизни местного населения. Гораздо большее влияние оказало завоевание Украины Польшей. Начало ему было положено при Казимире Великом (1320–1370), восстановившем средневековую польскую монархию.

Через несколько дней после смерти последнего независимого правителя Галицийского княжества Юрия II Болеслава на Волыни и в Галичине, закрепился энергичный сын Гедемина — Любарт. Проникновение литовцев на южнорусские земли привело к сорокалетнему военно-политическому противостоянию с Польшей, которая также претендовала на Галицко-Волынское наследство.

Захватническую политику в отношении украинских земель постоянно ощущали на себе местные граждане.

В начале апреля 1340 года, войска польского короля Казимира III вторглись в Галичину. Casus belli («повод для войны» — авт.) нашелся легко. Они быстро захватили Львов и тут же ограбили княжеский дворец.

Свое вторжение король объяснил защитой тамошних католиков от местного православного населения. Однако поляков галичане встретили не так, как литовцев. Местные бояре под предводительством Дмитра Детка дали отпор полякам и установили свою власть. Литовцы оказывали помощь галичанам.

После вторжения Казимира на борьбу с польскими панами поднялось всё население Галицкой земли. Польские и венгерские феодалы были изгнаны, но потом снова наведались — уж больно понравились им эти земли.

И вот в результате удачной военной кампании в 1349 году Казимир подчинил себе большую часть бывшего галицкого княжества и некоторые земли Волыни. В 1366 году поляки полностью оккупировали всю Галичину. <…>

Подчинение украинских земель и украинского населения Польше явилось важным поворотным пунктом, существенно повлиявшим на судьбы народов этих государств. Крутая переориентация на чужую культуру, на другую религию, вернее ее отдельную ветвь, хотя и христианскую, негативно влияла на сознание галичан.

Литва со временем отыграла свою историческую роль в жизни Украины. Более агрессивная и напористая польская шляхта постепенно вытеснила литовцев из Украины через военное давление на Литву или посредством хитрой и агрессивной дипломатии.

Итак, Польша заняла все мощные позиции и важнейшие плацдармы для своей экспансии на Восток — в сторону России — московских царей» (А.С. Терещенко «Украйна. А была ли Украина?» («Под пятой Литвы и Польши»))[47].

Как видно, названия «Украина» и «Малороссия» сочетались между собой. Юго-Западная Русь называлась в российском законодательстве с середины XVII века «Украиной Малороссийской» как окраинный пограничный регион[48]. Логично будет говорить о синонимичности названий «Украина Малороссийская» и «Малороссийский край». При этом со временем осознание географического значения слова «Украина» претерпело изменение вплоть до вытеснения названия Малороссия[49] – не в последнюю очередь в этом сыграла политическое давление династии Романовых, которые захватили власть в России после Смутного времени, о котором далее будет поведано.

«Среди ученого мира, в том числе и центрально европейского, «Украина» происходит от древнерусского сова «укра́ина» — приграничная область, территория, земля, область, терен (территория — укр. — авт.), расположенный у края. А вот термин «окраина» означал территорию вокруг какого-то края. Слово уокраина право на свое существование имеет с времен Древнерусского государства, примерно с двенадцатого века.

В исторической литературе слово укра́ина упоминается в Ипатьевской летописи 1187 года в связи со смертью в Переяславской земле князя Владимира Глебовича — героя битвы с половецкими ордами хана Кончака, остановившего степняков под стенами Переяславля. После смерти в свои неполных 30 лет, о молодом князе Владимире в летописи появилась такая запись:

«За ним «плакашаса» не только «вси Переяславцы», но и «w нем же Оукраина много постона».

Латинская буква «w» — свидетель польского влияния. Как считает большинство историков, здесь название «Оукраина» употреблено по отношению к Посульскому (по реке Суле — авт.) пограничью, которое смерть князя оставляла беззащитным перед нападением кочевников.

В 1189 году снова встречается слово «оукраина» в галицком пограничье.

Авторы авторитетного до сих пор словаря Брокгауза и Ефрона утверждали, что после того, как в конце шестнадцатого века Южная Русь в составе Великого княжества Литовского вошла в Речь Посполитую, часть ее территории, простирающаяся от Подолья на западе до устья Днепра на юге и включающая в себя большую часть земель будущей Екатеринославской губернии на востоке, стала в этом государстве неофициально именоваться «Укра́йной».

Связано это было с приграничным расположением этих территорий в польском государстве. Это подтвердил своим высказыванием и польский историк, специалист по изучению особенностей восстания Богдана Хмельницкого Самуил Грондский, заявивший, что «латинское marqo (граница, рубеж) по-польски krai (край), отсюда Украйна — как бы область, расположенная у края польского королевства.

Таким образом, в течение XVI–XVIII веков понятие Укра́ина становится названием конкретного региона наравне с именами других историко-этнографических регионов, как Волынь, Полесье, Подолье, Покутье, Северщина, Слобожанщина, Червоная Русь. Постепенно понятие Укра́ина переросло в Украи́на и закрепилось за Средним Приднепровьем — территорией, контролируемой казачеством.

Вот так жителей этих территорий стали называть украинцами, украинными людьми или украинниками. Это была чисто географическая, а не этническая привязка. Украинскими людьми называли проживающих в этих местах и польских шляхтичей, и еврейских шинкарей, и казаков задонья и запорожья.

Число украинников постепенно росло и название «Украина» стало «наползать» на регионы за пределами первоначальной территории. И все же оно не распространилось на все южнорусские земли и не стало названием государства. Итак, многие историки до сих пор считают, что это название территориальное, географическое, а не этническое или национальное» (А.С. Терещенко «Украйна. А была ли Украина?» («Этимология Украины»))[50].

Как пишет Левчик, периодически Литва была союзником Московской Руси, но в итоге уделы Рюриковичей стали для них яблоком раздора. Война за наследие Рюриковичей оказалась неминуемой, и Левчик перечисляет то, что делал русский царь Иван Третий:

«Иван Третий (Горбатый) был, пожалуй, первый русский царь, анализируя политику которого, мы можем говорить о государственном стратегическом мышлении. Это был первый русский царь, действия которого говорят, что он мыслил экономическими категориями. Это был первый русский царь, распоряжения и приказы которого исходили из анализа ситуации в нескольких частях света. Он первый из русских царей мыслил десятилетиями. А под конец своего правления поставил перед лидерами государства столь масштабные и важные задачи, решение которых растянулосьдо конца XVIII века (а то и до наших дней!). А самое главное — именно он заложил основы инструментария для решения этих задач. Одним словом, это был гений.

России в кои-то веки повезло с царём.

Теперь подробнее. Главное. Он хотел создать самое крупное государство в мире. Да. Я уверен, что замыслы были у него «наполеоновские». И он его в конце концов создал.

Кроме того, он знал, что денег на Руси для решения такой масштабной задачи нет. И он знал, что эти деньги может дать только развитие торговых отношений с Западом и Югом. Эти торговые отношения могут базироваться, во-первых, на предложении имеющего спрос в мире уникального русского товара — северного меха, а во-вторых на транзитной торговле Запад–Юг через территорию России. Позже (в наши дни) этот транзитный коридор назовут девятым критским транспортным коридором, и об его развитии будут принимать особые государственные решения. Иван Третий этого не знал. Но он твёрдо знал: (а) северный мех должен добываться на территории Московии и московиты должны быть монополистами его производства; (б) московиты должны быть непосредственными экспортёрами меха за рубеж; (в) транзитная торговля на Руси должна быть в руках московитов.

Для решения этих задач Ивану Третьему надо было: (а) захватить районы пушных промыслов (все без исключения, весь Север и Сибирь); (б) осуществить выход Московии к морю (хорошо бы ко всем морям, но главное — к незамерзающему открытому морю, Баренцеву); (в) взять под контроль основную транспортную транзитную артерию Руси — Волгу. Все остальные задачи правления Ивана Третьего, о которых говорят наши учебники и популярная литература (освобождение от татаро-монгольского ига, окончательное собирание русских земель вокруг Москвы, введение крепостного права, покорение Новгорода и т. п.) были на самом деле вторичными, тактическими пунктами его стратегического плана.

Иными словами, Иван Третий хотел захватить новгородские, пермские, вятские, сибирские и поволжские земли. Для этого ему надо было для начала разбить: Новгородскую республику, Вятскую республику, пермские княжества (Биармию), югорские княжества вогуличей и остяков, а также Казанское ханство и Большую Орду. А для выхода к Балтике неплохо было б разбить ещё и Псковскую республику, и Ливонский орден.

И самое главное — Иван Третий знал, что армии для того, чтобы разбить эти государства у него нет. В начале своего правления он был князем без денег и почти без армии.

И тут в голову ему пришла блестящая идея. Если нет в Московии денег, чтобы платить армии, то есть земля. Земли навалом. Надо просто армии платить землёй. И Иван Третий начинает на особых условиях (не в собственность, а во владение) массовую раздачу земли и деревень из своих земельных фондов младшим и средним дружинникам, ранее служившим при дворах бояр, то есть бывшим боярским дворовым людям, а ныне — государевым дворянам. Иван Третий даёт им серьёзную экономическую основу. Он создаёт служилое мелкопоместное дворянство. Он говорит каждому из них: «Служи Великому князю. Пока служишь, князь о тебе заботится. Вот эта земля и деревенька (или часть деревеньки) на ней — твои. Не служишь — не твои». Это был колоссальный стимул для армии, огромный шаг для формирования основной опоры русского царизма — дворянства. Вообще-то, такие раздачи земли случались и ранее, но при Иване Третьем они стали массовыми.

Армия Ивана Третьего выросла многократно. Есть сведения, что «конно, людно и оружно» на его зов могло прийти до ста тысяч ратников. Думаю, преувеличение. Но армия стала многочисленной. И хорошо экономически мотивированной.

Увы, создать большую армию было мало. Иван Третий прекрасно понимал, что современная ему армия без артиллерии — ничто. А пушек в Московии в необходимом количестве не было. И пушкарей хороших не было. Что делать Ивану?

И тут в голову ему приходит вторая блестящая идея. Если нет пушкарей и пушек в Московии, то их надо взять там, где они есть. В Европе. И взять «на халяву». Попросить у нашего хорошего соседа — римского папы.

А почему Римский папа наш сосед и хороший сосед?

А потому, что в XV веке совсем рядом с Московией, на северо-западных рубежах Руси, можно сказать, next door, находилась Ливония. Это современная Эстония и отчасти Латвия. Некоторые называют Ливонию Ливонским орденом. Такая разница в названиях для нас не имеет никакого значения, потому что никакой Ливонии и никакого Ливонского ордена на картах тогдашней Европы не было. Это — фейк, кочующий по нашим учебникам и популярным книжкам. Такой же фейк, как Киевская Русь, Византия или Крымское ханство в XVI–XVII веках. Не было такого государства.

А что же было? Была политическая конфедерация феодальных владений, носившая имя «Земля девы Марии». Примерно половину этой Земли занимал Ливонский духовно-монашеский орден, а остальную часть — пять архиепископств, самыми крупными из которых были Дерптское и Рижское. Главой Ливонского ордена, равно как и главой всех архиепископств был Римский папа, верховный понтифик Западной Европы» (Д.А. Левчик – «Иван Горбатый. Сотворение Третьего Рима[51]. Часть первая»)[52].

Разумеется, что крупными земельными собственниками оказались дворянство и церковь в Московской Руси. Зарубежные государства пытались, конечно, играть на их противостоянии, как мы увидим это впоследствии, и самое удивительное, что даже в это время католики всё также настойчиво хотели прибрать к рукам обновлявшуюся Русь.

«Успехи внешней и отчасти внутренней политики Руси времён Ивана III Горбатого на рубеже XV и XVI веков зависели от четырёх факторов, а точнее от

ослабления соседних с Русью Литвы, Орды и Казани,

напора турок на Европу в конце XV века,

союза с папой Римским,

и союза с турецким султаном.

Первый фактор позволил московитам захватить Казань и часть территории Великого княжества Литовского; второй обеспечил европейский страх перед османами и, соответственно, прочность союза с папством для выгодной торговли с Европой, перевооружения русской армии при помощи итальянцев (в скобках отметим, что и строительство стен и соборов Кремля), а также захвата Новгорода и российского Севера; а последний фактор — дружбу с крымцами для борьбы с Литвой, вкупе с безопасностью южных и юго-восточных границ Московии. При условиях сбалансированной внешней политики Руси с опорой на означенные факторы влияния, никакой угрозы со стороны Большой Орды не было. Дань Орде платить прекратили. Незначительный набег татар, который должен был быть карательной экспедицией, отбили, хан Ахмат стал сначала ситуативным союзником, а потом был убран турецкими руками вместе с Ордой, которая стала частью Крымского ханства. То, что крымцы не захватили, прибрало к рукам ханство сибирское.

Правда, ни один союз — ни с папством, ни с султаном — не был благотворительным со стороны контрагентов. Папа требовал и подготовки похода против турок (то в союзе с Ордой, то в союзе с Валахией) для освобождения причерноморских, недавно ещё генуэзских, городов, требовал и ненападения на Ливонию, и разгрома конкурента Ливонии Новгорода, и выполнения, в конце концов, условий уже подписанной при отце Ивана III, Василии, Ферраро-Флорентийской унии с католиками (фактически перехода Руси в католичество). А турецкий султан настаивал на закрытии русскими правителями глаз на усиление Крымского ханства и претензии Гиреев на всё наследие Орды.

До поры до времени Ивану удавалось маневрировать: не выполнять условий договорённости с папой Римским. Например, воспользоваться тем, что папский престол в 1492 году занял представитель Испании, Александр VI Борджиа, для которого задача освоения Америки и Африки, а, соответственно, и раздела мира между Испанией и Португалией стала важнее возвращения в лоно католической церкви — руками московитов и татар — причерноморских городов, захваченных турками у генуэзцев и венецианцев (о чём радели предыдущие папы, выходцы из упомянутых итальянских городов). Потому во времена Борджиа Иван III делал вид, что никакому папе ничего не обещал.

Он выполняет все условия договорённости с султаном, подписывает торговый договор с османами, атакует католические территории, не поддерживает союза с Валахией против турок, а также фактически заявляет о невозможности выполнять условия унии с римской курией. Как мы видели, папа сворачивает сотрудничество с Русью и пытается отравить Ивана, а тот, подвергнув опале жену и сына Василия, объявляет наследником внука — Дмитрия Ивановича, а будущей возможной регентшей — невестку царя Елену Волошанку.

А совсем недавно было ровно наоборот: Иван III делал всё возможное, чтобы убедить Римского папу в том, что выполнит все договорённости, что принятие унии Русью возможно — и даже желательно. Он и мир с Ливонией заключил, и Новгород (конкурента Ливонии) разгромил, и прокатолически настроенных иерархов на важные должности в церкви назначал» (Д.А. Левчик – «Иван Горбатый. Сотворение Третьего Рима. Часть четвертая»)[53].

Проблема оказалась только в том, что «активное население Москвы разбилось на партии: Шуйских поддерживали люди торговых рядов, у Бельских были свои кварталы, на которые они опирались, у Глинских – свои, у Мстиславских – свои. Сторонников каждого из этих боярских родов связывала общность исторической судьбы, и это были подлинные консорции[54]» (Л.Н. Гумилёв «От Руси к России»)[55].

Но даже с таким обстоятельством московские Рюриковичи могли бы справиться и отыграть неудачи своих древнерусских предков, искупая их вину в прошлых междоусобицах. Однако с течением времени цари из Рюриковичей превратились в правящих, но не царствующих монархов, а реальной властью стали обладать те самые вышеперечисленные дворяно-боярские кланы. Этого, к сожалению, Л.Н. Гумилёв детально не мог рассмотреть в рамках своего исследования, полагая, что факты об этом слишком общеизвестны, чтобы их снова проверить:

«Явление опричнины, как никакое другое, издавна привлекало к себе внимание историков: и дореволюционных (Н. М. Карамзин, С.М. Соловьев, С.Ф. Платонов), и современных (С.Б. Веселовский, А.А. Зимин, Р.Г. Скрынников, Д.Н. Альшиц). Фактические события опричнины описаны ими очень добротно в целом ряде капитальных трудов, и мы на этих общеизвестных фактах останавливаться не будем» (Л.Н. Гумилёв «От Руси к России»)[56].

Между тем, это вопрос о том, когда началась русская Смута, в которой участвовали вышеперечисленные дворянские партии, и почему это случилось. Исследование Д.А. Левчика позволяет более подробно увидеть процесс заката московских Рюриковичей. Он перечисляет их и отмечает странность в датировке смерти отца царя Ивана Грозного:

«Большинство историков считают, что Василий Третий скончался в 1533 году. Однако на его саркофаге в Архангельском соборе Московского Кремля стоит дата «1534 год». Вроде бы разница незначительна, и ею можно пренебречь. Но это не так.

Дело в том, что в 1533 году был брошен в темницу и убит брат царя Юрий Иванович, князь Дмитровский, тот, кто по лествичному праву должен был наследовать монарху. Если он был убит при жизни Василия, это означает, что Великий князь, предчувствуя смерть, убил главного претендента на престол, взял на душу грех братоубийства и передал тем самым право на престол своему старшему сыну; а если Юрий убит при регентстве Елены Глинской, то это означает, что вдова царя совершила государственный переворот и захватила власть незаконно. Другими словами, вопрос о дате смерти Василия Третьего — вопрос о степени легитимности Ивана Грозного. Я полагаю, что он был легитимным царём. Полагаю, что Василий Третий сознательно перед смертью убил собственного брата.

При этом царь позаботился о воспитании наследного княжича (княжичей). Маленькому наследнику (или маленьким наследникам) престола был подобран внушительный опекунский, регентский совет, который должен был заботиться об их жизни, здоровье и воспитании.

Одна группа уважаемых историков говорит о большом, «семибоярском» опекунском, регентском совете, состоявшим из семи высокопоставленных московских вельмож, а другая — о малом опекунском совете: о том, что регентами (кроме мамы наследника вдовой царицы, великой княгини Елены Глинской) были только князья Василий Шуйский и Иван Бельский. Правда, есть ещё версия, что в регентский малый совет входили Михаил Захарьин-Юрьев, Михаил Глинский и Иван Шигон-Поджогин. Не такой уж он малый получается: шесть человек» (Д.А. Левчик – «Сказ о царице Елене и несчастных отроках-царевичах Тите, Смарагде и Юрии»)[57].

Т.е. фактически процессу воцарения Ивана Грозного предшествовало братоубийство его отца и позднее, как об этом упоминает Левчик, огромное количество смертей родственников нового царя[58]. Братоубийство Василия Третьего, который долго не мог зачать наследника[59], тоже было сродни отступничеству от яс Чингисхана ордынцев, и всё последовавшее за тем происходило в пылу межклановой борьбы бояр, при этом Иван Четвёртый явно не хотел этого криминала, но сделать против боярского диктата ничего не мог, ибо личной опоры среди его представителей у него не было[60].

«Вражда Бельских, Шуйских и Глинских очень истомила москвичей. Все требовали перемирия, требовали примирения и прихода посредника, переговорщика между кланами. Традиционно роль примирителя взяла на себя церковь в лице митрополита Макария.

Макарий настоял на коронации Тита и присяге ему как очередному царю Ивану. Понимая, что юный царь и не мыслит себя самодержавным властелином, Макарий, пользуясь случаем, формирует новый регентский совет из себя любимого, а также настоятеля Благовещенского собора духовника царя протопопа Сильвестра, Андрея Курбского (наперсника царя), Ивана Шереметьева (из клана Шуйских), Ивана Мстиславского (на тот момент самого авторитетного представителя «литовской диаспоры» при московском дворе), Владимира Воротынского (из клана Бельских), Дмитрия Палецкого (опекуна великого князя Юрия Васильевича), а также бояр Дмитрия Курлятева-Оболенского, Михаила Морозова, Данилы Романова-Захарьина, Василия Юрьев-Захарьина, детей боярских Алексея Адашева и Игнатия Вешнякова, а также дьяка Ивана Висковатого и одного из печатников, Никиты Фуникова. Позже Андрей Курбский назовёт этот регентский совет «Избранной радой».

Совет отсылает предыдущего наместника московского Дмитрия Бельского на воинскую службу на юг России. Испугавшись возможной опалы, пытается сбежать в Литву брат убиенной царицы Елены Михаил Глинский. Неудачно. В Москву его возвращают Шуйские.

И ещё — сразу после венчания на царство митрополит Макарий сказал, что Тит, то есть Иван, должен жениться. Иван был не против. Жену ему подыскали «компромиссную», то есть одновременно имевшую родственные связи и с Бельскими (по двум линиям), и с Шуйскими (точнее — с Горбатыми-Шуйскими), — Анастасию Захарьину-Юрьеву. Ивану повезло. Она была красавицей. И для Ивана — верной и любящей женой, далёкой от придворных интриг.

К этому времени Иван — круглый сирота, видевший в жизни и то, как убивали и его маму, и дядю Юрия, и дядю Андрея, и бабушку, и брата. Он был разлучён и с кормилицей, и с братом Юрием. У него в жизни не было никого из родных и близких. Только книги и друг детства Андрей. Да и тот — больше соглядатай от Шуйских, нежели друг настоящий…

Его слабость как государя видели соседи. И пользовались ей. В 1549 году литовские послы не возжелали в российско-литовском договоре именовать Ивана царским титулом. И что? Разгневался царь? Нет. Как и положено слабовольному и инфантильному юноше проглотил обиду и поставил в известность Шуйских и Бельских. Бельским, родственникам литовского князя, война с прародиной на тот момент была не нужна. Они цыкнули на царя. И он подписал договор так, как хотели литовцы.

…Он хотел править. Хотел прекратить бессмысленные убийства. Хотел создать настоящее православное государство, в котором не будет места ненависти и насилию. Государство, где правит добрый, могучий, справедливый царь. Он не знал, как это сделать. Но был уверен, что знает об этом его новый наставник и новый друг — митрополит Макарий.

Макарию он верил. А зря» (Д.А. Левчик – «Кровавые хроники Московии: 1534–1547»)[61].

Соответственно, несмотря на успешное расширение на Восток до Сибири и выдерживание нескольких войн[62], кончилось[63] всё для московских Рюриковичей очень плохо: новой междоусобицей, интервенциями из-за рубежа и тем, что казаки выдвинули Романовых на русский трон[64]. О том, как это происходило, можно узнать в монографии Д.А. Левчика «Настоящая история Смуты. Русская столетняя война середины XVI – середины XVII веков», главный же вывод об этом периоде истории проистекает следующий:

«Вы убедились, что традиционная, изложенная в наших учебниках истории интерпретация этого времени противоречива и нелогична. Нормальное, непротиворечивое объяснение событиям этого периода дает только моя гипотеза.

Начнем с того, что страна тогда была вовсе не единая, а конфедеративная. И централизованного русского самодержавства в ней в то время вовсе не было.

Я показал Вам, читатель, что опричнина — не период террора царя-Ивана, а репетиция Смуты, открытая гражданская война между царем Иваном «Грозным» при поддержке кланов Бельских и Романовых и соправителем «Грозного», его сыном Иваном Ивановичем при поддержке клана Шуйских.

Сама же Смута — вовсе не эпизод начала XVII века. Смута — лишь самое яркое проявление почти столетней войны между боярскими кланами, церковью и царскими родами. Основные внутренние акторы этой войны: правящий царский дом Рюриковичей, точнее — Василия III, царский дом Семиона Бекбулатовича, царский дом Шуйских, царский дом Годуновых, кланы бояр Романовых, Глинских, Бельских и Мстиславских, а также православная церковь. Каждый из участников войны боролся за власть в стране. В ходе этой борьбы правящие царские дома были уничтожены. Клан бояр Глинских также уничтожен. Кланы бояр Бельских и Мстиславских почти уничтожены. Церковь же политически победила, установив патриаршину, поначалу — фактическое правление патриарха Филарета при малолетнем и безвольном царе Михаиле Федоровиче Романове.

Государство неоднократно накануне смутного времени пыталось конфисковать земельную собственность церкви, но потерпело неудачу. Причина неудачи кроется в зарубежной, турецкой поддержке, которую всегда в трудную минуту получала русская православная церковь. Как только царизм начал угрожать церкви реальной конфискационной земельной реформой, так султан моментально поднял статус церковных земель с митрополичьих до патриарших. А патриарх — фигура не менее значимая, чем царь, и землю у него и его церкви просто отнять нельзя! Что от введения патриархии получили турки? Безопасность северных границ, ибо платить армии землей русскому государству с введением патриархии стало проблематично. Церковь не просто отбилась от притязаний царизма на свою собственность. Экономически церковь в результате Смуты победила, окрепла, обеспечила себе освобождение от налогов и положение второго после государства крупного землевладельца страны.

Степень легитимности правления династии Романовых ничтожна. Никаких серьезных прав на русский престол она не имела.

Победа церкви и Романовым далась нелегко. Они вынуждены была сделать ставку на политическую зависимость страны от Османской империи, которая установила в начале XVII века над Русью протекторат, обезопасила Россию от военного вмешательства Речи Посполитой и Швеции. Протекторат со стороны Турции был оплачен русским тышем, «поминками по дани», формальным восстановлением регулярной уплаты выхода, дани Россией Крымскому ханству, вассалу Турции, а также признанием верховенства протурецких иерусалимского, антиохийского и константинопольского патриархов над русским первосвященником через институт собора патриархов и интронизацию патриарха Руси патриархом Иерусалима.

В ходе Смуты в России несколько раз менялись правящие династии. По сути, перед нами не только гражданская, но и династическая война. Династию Рюриковичей атаковала и династия Бекбулатовича, и династия Шуйских, и династия Годунова, и шведско-польская династия Васа.

В ходе смены правителей огромный удар был нанесен по историческим хроникам, летописям, другим документам. Ни одна из династий не собиралась хранить документы предыдущей. А потому источники о времени Ивана «Грозного» и о Смуте столь неполны и противоречивы. На этих источниках создана просто фантазийная история тех лет!

Но простейший критический анализ показывает, что никакой «Ливонской войны» никогда не было. Были набеги русских войск по заказу папы римского на первое протестантское государство — Землю Девы Марии, и была война с Польшей. Эти войны искусственно объединены историками в некую Ливонскую войну. При этом никакой русско-шведской войны 1590–1595 годов, о которой пишут учебники истории, и в помине не было, ибо Швеция тогда не была суверенным государством.

Восстания Болотникова тоже никогда не было. Был бунт армейских частей против царя Василия Шуйского, пришедшего к власти через переворот и не заплатившего армии жалование.

«Угличское дело» — подделка. Никто никакого малолетнего царевича в 1591 году не убивал. Был убит почти тридцатилетний царь Иван Иванович, соправитель Ивана «Грозного», носивший княжеское имя Дмитрий.

Грамоты земских соборов об «избрании царем» и Бориса Годунова в 1598 году, и Михаила Романова в 1613 году — подделки. И соборов этих не было, и этих царей не избирали. И Борис, и Михаил пришли к власти путем государственного переворота.

Никаких «лжецарей» и «лжецаревичей» в ходе этой крупной династической войны не выявлено. Так, согласно моей гипотезе, «лжецарь» «Лжедмитрий I» является средним сыном Семиона Бекбулатовича Дмитрием Семионовичем, «Лжефедор» — старшим сыном Семиона Бекбулатовича Федором Семионовичем, «Лжеиван Август» — младшим сыном Семиона Бекбулатовича Иваном. «Лжецаревич Петр Федорович» — сын Федора Семионовича, внук Бекбулатовича. «Лжецаревичи» Ерофей, Мартын, Клементий, Семен, Савелий, Василий, Георгий и Гавриил на самом деле царевичи настоящие, малолетние дети Федора Семионовича, внуки Семиона Бекбулатовича. «Лжецаревич Иван Осиновик» это — настоящий царевич, сын Ивана Семионовича, внук Семиона Бекбулатовича. «Лжецаревич Лаврентий» — тоже настоящий царевич Лаврентий, тоже сын Ивана Семионовича и внук Семиона Бекбулатовича. «Лжедмитрий IV» — также настоящий царь Дмитрий Иванович, младший сын Ивана Семионовича и внук Семиона Бекбулатовича.

«Лжедмитрий II» — вовсе не лжецарь, а настоящий царь с прямым именем Андрей и княжеским именем Дмитрий Угличский, но это не сын Ивана «Грозного», а его внук, сын Ивана Ивановича и Марии Нагой, которая на самом деле никогда за «Грозным» замужем не была.

«Лжедмитрий III» — настоящий царь Дмитрий Иванович Шуйский, брат царя Василия Шуйского.

Вместе с царем Михаилом Романовым, точнее вместо царя Михаила до 1619 года правила государыня-царица инокиня Марфа, которая на самом деле не Мария Шестова, а Мария Нагая, настоящая царица.

Три сына-царевича Ивана императрицы-воительницы Марины Мнишек от Дмитрия I, Дмитрия II и Ивана Заруцкого были либо казнены, либо убиты российской агентурой. Никаких «воренков» в реальной истории России не было. Были настоящие законные царевичи.

Никогда и нигде не было никакого «первого ополчения», а была армия царевича Ивана Дмитриевича и императрицы Марины Мнишек. Не было никакого «второго ополчения», а была армия шведских наемников. Описание осады и штурма Москвы осенью 1612 года — всего лишь пересказ средневекового рыцарского романа.

Никакой «семибоярщины» не было. Было царствование царя Владислава.

При этом не стоит преувеличивать международное значение Смуты. Это была драка за престол и земельные угодья на политической периферии тогдашнего мира. Основным же системообразующим противоречием мира того времени было противоречие между Османской империей и римским престолом, папством. Римские папы атаковали турецкого султана с запада испано-австрийскими войсками, с северо-запада — польскими. Но папству мешали англо-испанские и франкоиспанские противоречия, ослаблявшие Испанию, миролюбивая политика части австрийской элиты, не желавшей воевать с Турцией, а также польско-шведские противоречия. Папы вынуждены были решать задачи усиления испанской короны, смены династии во Франции, смены элиты в Австрии, а также усиления польского государства за счет ослабления Швеции и присоединения России к Польше. При этом планировалась новая (брестская) уния русской православной церкви и католической церкви. Эти политтехнологические задачи сопрягались с задачами пиаровскими — создавался образ сумасшедших, бездетных, а, соответственно, нелегитимных правителей во всех странах, выступавших против папского проекта. «Под копирку» были написаны образы сумасшедшего Эрика XIV Шведского, императора Священной Римской империи Рудольфа II, ряда турецких султанов и также русских царей Ивана «Грозного» и Федора Иоанновича. Наш анализ говорит о том, что никаких безумцев на тронах в ту пору не было. Султаны османской империи прекрасно понимали стратегию папства и противопоставили ей свою военную мощь, дипломатию и деньги. Они усилили Англию, Францию, Швецию, немецких протестантов, а также русскую православную церковь в ее стремлении получить как можно больше земельной недвижимости. Чем больше земли у русской церкви, тем меньше земли можно дать воинским, служилым людям. Чем сильнее русская церковь, тем слабее русская армия. Турецкая контригра либо удалась, либо почти удалась. По крайней мере, в Англии, Швеции и России. Против турок русский царь не воевал до середины 70-х годов XVII века. Одно плохо — турки не занимались европейским пиаром, а потому полностью проиграли информационную войну.

Увы, мы в нашем XXI веке тоже жертвы этого проигрыша. Мы верим и в бездетных монархов, и в безумных кровавых царей, и в самозванцев, никогда не бывших на самом деле, на престоле нашей страны» (Д.А. Левчик – «Настоящая история Смуты. Русская столетняя война середины XVI – середины XVII веков»)[65].

Наверняка совершенно сложилась бы иначе история, если бы Василий Третий не убил своего брата (а как тот додумался до этого умысла – сам или его надоумил кто-то из бояр, неизвестно), но увы – власть династии Рюриковичей была принесена в жертву прихоти одного из них, пожелавшего исключительно своей ветке рода править Русью, из-за чего династия Рюриковичей стала игрушкой в руках боярских родов и сошла с царского трона[66]. Так закончился второй акт карамазовщины на Руси.

Карамазовщина Романовых

Казалось бы, Русь должна была получить покой после воцарения Романовых, однако всё стало ещё тяжелее, чем прежде, для основной части населения России. Ведь известно, что основной частью населения на Руси были крестьяне, выше которых были дворяне, церковь и царь. В этой связи стоит обратить внимание вновь на монографию Д.А. Левчика о русской Смуте: не только на подмеченные им факты об антикрепостнической направленности Дмитрия II, который был убит в ходе событий тех времён, но и на подмеченную им закономерность:

«Чем больше царь воевал, тем сильнее становилось крепостное право».

Левчик также отмечает, что Романовы, как и поверженные Шуйские — сторонники усиления рабовладения, и что «только при Романовых в 1649 году на Русь вернется проклятое крепостное право». Также он делает вывод:

«Для борьбы с антикрепостнической революцией при отсутствии денег, армии и народной поддержки у любого консервативного правительства есть только один метод — измена национальным интересам во имя классовых и призвание иностранных интервентов».

Вот только слово «консервативное» не точное определение, более всего подходит слово «толпо-«элитарное»»:

«Толпо-«элитаризм» – это иерархическое пирамидальное устройство общества, в котором высшие слои общества не признают человеческого достоинства нижних слоёв общества. Культура, порождаемая таким устройством общества, препятствует освоению творческого потенциала людей, вследствие чего большинство искусственно низводится до состояния толпы»[67].

Также не обязательно антикрепостнической может быть «революция», поэтому верной будет формулировка:

«Для борьбы с народной инициативой при отсутствии денег, армии и народной поддержки у любого толпо-«элитарного» правительства есть только один метод — измена национальным интересам во имя классовых и призвание иностранных интервентов».

«Вот и получается, что Народное ополчение под руководством Минина и Пожарского в 1612 году не смогло положить конец Смуте, а только создало предпосылки для восстановления дееспособной государственности, которая только через несколько лет сумела положить конец анархии и вседозволенности (по принципу — «у кого больше сабель, тот и прав»). Смута продолжалась ещё несколько лет, а власть захватили те, кто её устроил, а народные герои были оттеснены в тень.

Новая власть через несколько лет смогла подавить воровской разгул, уничтожить бандформирования. Но территориальную целостность Русского государства Романовы (отец, сын и дядя) восстановили лишь частично, отдали ряд важных территорий Швеции и Речи Посполитой.

Однако, не считая подавления воровского разгула, ни одной внутренней общенародной проблемы восстановленная в 1613 году государственность не решила. Так, важнейшей проблемой Русского государства была социальная проблема — резкое ухудшение жизни и закабаление (закрепощение) большей части народа» (Александр Самсонов – «Царь-«петрушка». Тайна воцарения Романовых»)[68].

Надо сказать, что первые Романовы не чувствовали за собой народную и иностранную поддержки, о чём свидетельствуют[69] исследования историка Александра Пыжикова[70]. Вернее, иностранной поддержкой была только одна: от Османской империи и его конфессионального центра управления делами восточных христиан — Константинопольского патриархата. И здесь мы подходим к загадке введения новообрядчества-никонианства, которое породило церковный раскол на Руси.

Романовы взошли на трон как ставленники Османской империи и церковных иерархов, как пишет Левчик, и потому не вызывает удивление, что церковный раскол был санкционирован как компромисс между русской церковью и Константинопольским патриархатом, через который турецкий султан управлял всеми восточными христианами.

Об этих нюансах Л.Н. Гумилёв не знал, но он описывает как есть поведение патриарха Никона, которое в этой канве находит своё место:

«Будущий патриарх московский Никон был человеком крайне тщеславным и властолюбивым. Происходил он из мордовских крестьян и в миру носил имя Никиты Минича. Сделав головокружительную карьеру, Никон прославился твердым нравом и суровостью, характерной не столько для церковного иерарха, сколько для светского властителя. Не удовлетворяясь своим огромным влиянием на царя и властью над боярами и руководствуясь принципом “Божее выше царева”, Никон задумал узаконить свои права, получив власть в государстве, равную царской.

Вопрос об избрании Никона на патриарший престол был решен заранее, так как многие бояре поддержали желание царя и в пользу кандидатуры Никона высказались в своих посланиях православные патриархи Востока: константинопольский, иерусалимский, антиохийский и александрийский. Никон, конечно, знал об этом, но, желая иметь абсолютную власть, прибег к давлению. Во время процедуры поставления в патриархи он в присутствии царя демонстративно отказался принять знаки патриаршего достоинства. Все были потрясены, сам Алексей Михайлович опустился на колени и со слезами на глазах умолял Никона не отказываться от сана. И тогда Никон сурово спросил, будут ли его в случае избрания чтить как отца и архипастыря и дадут ли ему устроить Церковь в соответствии с его желаниями. Лишь получив царское слово и согласие на это всех присутствовавших, Никон согласился взять символ патриаршей власти – посох первого жившего в Москве русского митрополита Петра» (Л.Н. Гумилёв «От Руси к России»)[71].

Т.е. вся церковная никонианская реформа проводилась исключительно ради укрепления сотрудничества Романовых и церковных чинов с Османской империей через Константинопольский патриархат, а не ради самой русской церкви. В силу этого войны 17 века Романовых были с Речью Посполитой и Швецией. Экспансия на Восток не имела каких-либо серьёзных препятствий, а вот экспансия на бывшие некогда западные вотчины Рюриковичей и Польшу со Швецией набрала обороты. Османская империя также вторгалась активно в Польшу.

«Речь Посполитая была своеобразным проектом римских пап. Папство рассматривало Польшу как католический меч, направленный на восток и обороняющий Европу и от мусульман-турок, и от православных-русских, и от протестантов-шведов. Но со временем меч начал тупиться в бесчисленных битвах.

В XVII веке Речь Посполитая уже задыхалась от войн — за сто лет мирных в Польше было всего 36.

За тот век Речь Посполитая 34 года воевала со Швецией, 27 лет с Россией и 31 год с Турцией. Постоянным злом для поляков стали набеги с юга крымских, бурджакских и едисанских татар. Минимум 16 лет за это время польская армия сражалась на два фронта: 9 лет против Турции и Швеции, 2 года против Турции и России и 5 лет против Швеции и России. В Польше наступил жесточайший финансовый кризис, вызванный безумными военными тратами.

Польская армия от безденежья вынужденно отказалась от реформ. Её основу в XVII веке, как сто и более лет назад, составляла феодальная дворянская конница. Артиллерийский парк устаревал, огнестрельное оружие изнашивалось. <…>

Кроме того, войны XVII века породили в Польше высокий спрос на услуги воинского сословия запорожских казаков. <…>

Как только кончались боевые действия, в Польше налаживалась мирная жизнь и казачьи войска сокращались, моментально начинались бунты нереестровых и выписных казаков. В 1630 году прогремело восстание под руководством гетмана нереестровых казаков Тараса Федоровича, в 1636 году — восстание под предводительством гетмана низовых казаков Якова Острянина, а в 1637 — гетмана Гуздана Павлюка. Наконец, с 1648 по 1654 год в Украине пылает восстание-рокош гетмана Богдана Хмельницкого. Несмотря на то, что восстанию на первом этапе оказывали помощь вассалы турецкого султана крымские татары, сам Богдан был отчасти прорусски, а отчасти прошведски настроенным политиком (по крайней мере, об этом говорят и материалы Переяславской Рады, и переговоры Хмельницкого со шведами 1655 года, и договор казаков со Швецией 1657 года).

Царь Алексей Михайлович Романов видел двуличность Богдана и не сразу решился помогать ему и начинать войну с Польшей. Слова про «защиту единоверцев» он, скорее всего, воспринимал как демагогию и на протяжении шести лет, до 1654 года, спокойно смотрел на неудачи восставших. Только после Переяславской Рады и просьбы казаков о «принятии под руку» царя, он вмешался. Принял челобитье казаков, объявил Польше войну, провёл соответствующий Земской собор. Но основной договор, мартовские статьи‌ 1654 года, царь и казаки читали явно по-разному.

Судя по духу мартовских статей, царь был уверен, что принимая казаков «под свою руку», он нанимает профессиональное запорожское войско численностью 60 тысяч воинов. Царь гарантировал казакам судебный иммунитет, выборность гетманов, возможность вести самостоятельную внешнюю политику (кроме отношений с турками и поляками), а также помощь войсками для обороны границ. Но главное — царь считал, что войско это войдёт в его державу на условиях самофинансирования, без серьёзных затрат для российской казны.

Царь наобещал казакам горы золотые. Писарю войсковому — 1000 золотых, судьям — по 300 золотых, на пушкарей — 400 золотых, есаулам — 400 золотых, полковникам по 100 ефимок (йоахимсталлеров‌), сотникам — 100 золотых, казакам — по 30 золотых и т. п. Но всё «из тамошних доходов», то есть из налогов, собираемых в Украине. Для контроля за сбором налогов царь ставил своих чиновников. Казаки же считали, что русский царь настолько богат, что на них будет распространяться налоговый иммунитет, что армия казачья будет дотационной.

Как только выяснились разногласия, украинским казакам разонравилась идея воссоединения с Россией.

И гетман Иван Выговский уже в 1658 году заключает договор о воссоединении Украины с Польшей — Гадячский договор. Это не просто договор — это мечта казачества. Фактически создание русского государства в составе Речи Посполитой.

Договор предполагал:

религиозное равноправие православных и католиков,

избрание русских (в договоре украинцы именуются русскими) православных иерархов в состав польского Сената,

увеличение реестра до 60 тысяч казаков,

избрание гетмана только из русских (повторяю — в договоре украинцы названы русскими),

дарование русским шляхтичам право избирать и быть избранными на территории Короны, то есть основной части Польши,

налоговый иммунитет казачества,

право даровать казакам дворянство по представлению гетмана,

вывод польских войск с Украины (гетманщины),

право гетмана чеканить монету,

судебные права гетмана,

право русским занимать высшие должности в государстве (должности воевод, сенаторов, гетманов),

широкую просветительскую деятельность для новообразуемого государства (учреждение академии, училищ, типографий).

Казаки раскололись. Те, кто верил договорённостям с русским царём, даже восстали против Выговского (1657-1658 — восстание Якова Барабаша, 1659 — восстание Ивана Богуна). В 1664-1665, уже после смерти Выговского, по Украине прокатилось восстание Ивана Серко. Поляки поняли, что ситуация на юге вышла из-под контроля, что они не контролируют бунташную территорию, а потому решили сохранить в Украине свою власть хотя бы частично. Поляки согласились с утратой своих владений, подписали с русским царём Андрусовское перемирие, по которому разделили гетманщину, и Левобережье отошло к России.

На Правобережье польский король расправился с восставшими и денонсировал Гадячский договор. Казаков это не устраивало, они хотели своё государство. И новый гетман Пётр Дорошенко в 1669 году подписал договор о воссоединении Украины с Турцией. Договор казаков с турками предполагал создание автономного в составе Османской империи вассального государства на территории Дикого поля. Это государство должно было обладать налоговым иммунитетом, не платить налоги в турецкую казну, а править в нём должен был род Дорошенко. Успехи украинских казаков вдохновили их русских собратьев, и в 1670 году в России вспыхнуло восстание казаков под руководством Степана Разина.

Русский царь с трудом подавил казачье движение, а как только подавил, в 1672 Россия и Польша, возмущённые протекционизмом Турции над Украиной, начали боевые действия против османов. И обе проиграли. В 1672 году Польша признала Бучачским миром турецкую власть над запорожскими казаками, а Россия смогла уговорить Турцию в 1681 году заключить Бахчисарайский мир и установить границу по Днепру. При этом Россия продолжила платить вассалам султана — крымским татарам — тыш, поминки по дани, а собор православных турецких патриархов (антиохийского, александрийского и константинопольского) продолжил быть высшим руководящим органом по отношению к московской патриархии русской православной церкви. При этом обозлённая Польша просто ликвидировала казачество решением Сейма 1699 года. Это естественно. Казаков на территории Польши тогда не было. Все юридически были в Турции и частично — в России.

Так турки, а вовсе не русские, реально оказались освободителями большей части казачества от власти поляков» (Д.А. Левчик – «Почему Россия не спасала украинцев от поляков? Запорожское казачество в XVII веке: войны, бунты и турецкое подданство»)[72].

Левчик описывает процесс попадания Малороссии-Украины под власть Романовых с точки зрения их дипломатии. Не очень хотел царь Алексей Михайлович из династии Романовых воевать за Украину-Малороссию и Белоруссию, не очень хотели украинские казаки находится под покровительством московского царя или польского короля, но всё решили вместе: экономический гнёт через ростовщическое посредничество евреев, санкционированный поляками среди православного населения Речи Посполитой, активная поддержка поляками ордена иезуитов, который рьяно пытался перекрестить православных белорусов и украинцев-малорусов, и, наконец, родственность языков с общим историческим прошлым:

«Владение любым языком в полной мере подразумевает прежде всего возможность довести до своих собеседников сложные мысли с соответствующими деталями и нюансами. А такое знание языка возможно лишь при знакомстве с поведением того этноса, который на этом языке говорит и думает, при жизни в соответствующей этнической среде. В противном случае собеседники вынуждены ограничиваться примитивными штампами. Следовательно, навязываемая католиками замена церковнославянского языка на латинский могла привести только к упрощению форм духовной практики. Таким образом, католики, по существу, боролись за снижение интеллектуального уровня населения Восточной Европы, в чем их и упрекали, кстати сказать, не только православные, но и протестанты.

Второй предмет споров католиков с православными породила проблема церковных авторитетов. Латиняне утверждали, и, на первый взгляд, весьма убедительно, что мнение церковных иерархов, как людей грамотных и знающих, предпочтительнее общего мнения простых прихожан. (Логическим завершением вышеприведенного утверждения, естественно, стал тезис о безусловном авторитете папы римского). Оппоненты Петра Скарги, возражая католикам, ссылались на целый ряд примеров из истории церкви, когда крупные иерархи – Несторий, Евтихий, Македоний – оказывались основоположниками ересей, осужденных церковными соборами. Православные отвергали латинское понимание церковного авторитета и, руководствуясь принципом соборности, требовали оставить за ними право на определение истины, исходя из чувства совести всех и каждого.

Анализируя эти противоречия православных и католиков, можно сделать вывод, что в данном случае под религиозными идеологическими оболочками скрывались два разных мироощущения. Понятно, что при возникших коллизиях жизнь русского населения в Польше стала тяжела (В то время все православное население Польши называло себя именно русским, тогда как слово “украинец” обозначало просто жителя окраины. При этом русские, жившие в Русском государстве, четко отделялись от русских Польши и назывались “российские”. Такое различие представляет типичную фиксацию общей суперэтнической принадлежности). Конечно, существовавшие проблемы могли быть решены, но только при наличии доброй воли обеих сторон, а ее-то как раз и не хватало» (Л.Н. Гумилёв «От Руси к России»)[73].

Вскоре Романовы в лице высших представителей новых подданных и прежде всего иностранцев как таковых нашли союзников в деле насаждения никонианства-новообрядчества:

«Дарование не только политического, но и “духовного” гражданства малороссам и великороссам произошло необычайно быстро. Киевские монахи исправляют книги, Симеон Полоцкий делается официальным идеологом и воспитателем детей царя. А скоро украинские иерархи наводнят Москву, заменят там великорусских церковных вождей, введут прокатолические и пропротестантские идеи, и даже московский литературный язык в церквах, канцеляриях и литературе подвергается влиянию киевского церковно-славянского диалекта. <…> С начала XVIII века положение великороссов в церкви ухудшается. Церковная иерархия постепенно переходит в руки малороссов. Великороссы сами, видимо, неохотно идут в церковную администрацию, а государство их не пускает на руководящие роли в церкви, как идеологически ненадежный элемент. Позже, с 1710-х гг. великороссы оказались почти совсем оттеснены от руководства церковью киевскими монахами, захватившими епископские кафедры и Синод в свои руки» (С.А. Зеньковский «Русское старообрядчество» (в 2-х т.))).

Тут, конечно, становится понятно возмущение историка А.В. Пыжикова такой ситуацией:

«Согласитесь: нигде колонизаторам не приходило в голову маскироваться под своих. Ни Лондон, ни Париж, ни Мадрид не объявлялись «родиной» для тех народов и территорий, которые подверглись захвату. У нас же именно это и произошло: во второй половине XVII века униатскую Киевщину провозгласили «матерью» необъятной страны, источником её государственности и духовности. Если называть вещи своими именами, то Россия подверглась идеологической диверсии, аналогов которой, пожалуй, не знает мировая история.

Многочисленные народы (поволжские, кавказские, северные, сибирские и др.) превращались в малые, «второсортные» на фоне тех, кто олицетворял исторический путь страны. Чужеродная элита с украинско-польско-немецким нутром, тыкая никонианскими пиками, столбила себе привилегированное положение» (А.В. Пыжиков «Славянский разлом»).

Более подробно Пыжиков излагает подробности процесса утверждения русского раскола в той же монографии и в своей статье «Киевские корни московского раскола»[74]. Вот только его формулировка об «украино-польском иге в России» не выдерживает критики по той причине, что миграция с западных окраин Речи Посполитой населения и дворянства (Литвы, Белоруссии, Украины-Малороссии) была и в 16 веке, и также она не указывает на конечных бенефициаров церковного раскола – Османскую империю, западно-европейское католичество и династию Романовых как ставленников Османской империи, которая тяготела при своём положении к Западной Европе:

«Со времен Алексея Михайловича в России стало заметно влияние культуры католического Запада с его роскошным бытом, привлекательным для высших сословий Московского государства. Среди членов царствующего дома, царедворцев, бояр стало модным подражать польским магнатам в их роскоши и забавах. Конечно, для подражания нужно было иметь немалые деньги, и те, у кого такие деньги были, начинали устраивать домашние театры, создавать библиотеки из латинских книг, собирать гравюры, коллекционировать переводы греческих авторов и даже одеваться в “немецкое” платье. Не Петром были привезены из Голландии немецкие кафтаны. Первым одел в них царское семейство, а также своих детей ближний боярин Алексея Михайловича – Афанасий Ордин-Нащокин. И хотя немецкие кафтаны мало подходили для игр в лапту и чижика, коими увлекались русские царевичи в XVII в., соображения целесообразности были принесены в жертву моде» (Л.Н. Гумилёв «От Руси к России»)[75].

Но также была принесена была в жертву Романовыми традиционная обрядовость русских, по которой отмечается Л.Н. Гумилёвым в монографии «От Руси к России»:

«Доказано (в частности, Е. Е. Голубинским – самым авторитетным историком Церкви), что русские вовсе не исказили обряд и что в Киеве при князе Владимире крестились двумя перстами – точно так же, как крестились в Москве до середины XVII в. Дело в том, что в эпоху христианизации Руси в Византии пользовались двумя уставами: Иерусалимским и Студийским, – которые в обрядовом отношении разноречили. Восточные славяне приняли и соблюдали первый; у греков, а вслед за ними и у других православных народов, в том числе у малороссов, возобладал второй»[76].

А конечным бенефициаром из вышеперечисленных по русскому религиозному расколу оказались финансовые олигархии Запада, заправлявшие исторически сложившимися библейскими конфессиями Запада[77]: им в исторически сложившемся христианстве посредством католичества удалось нанести удар сначала по несторианству в Азии в ходе неудачной попытке её миссионерского освоения[78], а потом в ходе организации Смуты на Руси в 17 веке посредством никонианства-новообрядчества по арианству, загнав его в подполье, где оно продолжалось уже как старообрядчество, распавшееся на разные группы[79]. Арианское христианство в том виде, в каком его принял князь Владимир Святославович из династии Рюриковичей, креститель Руси, было предано.

И проиграли русские подданные первым двум Романовым втройне:

экономически: из-за ввода крепостного права, когда окончательно было подтверждено закрепощение крестьянства и отмена Юрьева дня, перехода крестьянина от одного феодала к другому, сделанное как бы временно после смерти Ивана Грозного.
религиозно: посредством введения новообрядчества-никонианства и гонениями на несогласных с ним, прозванных раскольниками[80].
и даже культурно: в этот период гонениям подверглось[81] сословие артистов-скоморохов[82], чьи музыкальные инструменты в те времена массово уничтожались[83].

Нельзя не отметить, что не было восстаний против такого царствования: этими восстаниями были отмечены 17 и 18 века, но они неизменно подавлялись опорой Романовых – дворянами.

Между тем, Романовы постепенно избавились от протектората Османской империи и в течение двух последующих столетий до середины 19 века побивали войнами Швецию, Персию, Османскую империю и даже французское наполеоновское нашествие 1812 года: сказывалось усиление дворянства. Знаменательным событием усилением дворянства было упразднение патриаршества при Петре Первом и учреждение в 1721 году светского органа управления церковью – Святейшего правительствующего синода.

Сам Пётр I, конечно, проводя свои проекты в жизнь по обустройству своей страны, будто бы говорил записанные приближенным к императору графом Остерманом слова: «Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней должны повернуться задом». Но он не учёл, что его преемники и само дворянство это мнение не разделили и что события учреждения новообрядчества-никонианства было первым шагом на пути приобщения России к Западной Европе.

Учреждение Святейшего правительствующего синода стало не просто актом подчинения церкви перед государством[84]: это дало начало утверждению наплыва псевдорелигиозности в России (первым таким было утверждение никонианства-новообрядчества) и того, что Россия при Романовых сориентировалась на Запад. Поскольку свято место пусто не бывает, то и неудивительно, что в скором времени с 18 века масонство объявилось в России – следствие утверждения псевдорелигиозности в России.

Если до этого Рюриковичи не давали возможность псевдорелигиозному безбожию (идеалистическому атеизму) утвердиться в церкви или хотя бы с этим боролись, а также до Василия III одёргивали у Руси её сословия от подпитки зарубежья, то после них с течением времени псевдорелигиозность стала приметой России периода Романовых. Второму виду безбожия, материалистическому (т.е. материалистическому атеизму), ещё предстояло себя проявить в истории России…

Тем временем экспансия Романовых на Юг и Запад приобрела новые обороты. Воссоединение частей некогда единой Древней Руси казалось неизбежным. Но в 19 веке экспансия Романовых начала отмечаться нарастанием издержек, стратегических ошибок и погрешностей. Так Романовы в ходе продвижения на Кавказ завершили его… депортацией-выселением малых кавказских народностей в Османскую империю[85], которые умирали по пути туда. Как ни удивительно, но нечто похожее было в продвижении США в том же веке по индейским землям, когда также их коренных жителей высылали на специальные территории штатов. Отнюдь не случайное красноречивое совпадение, которое показывает, насколько Романовы по стереотипу решения государственных задач копировали Запад. Стоит ли удивляться тому, что Аляска, Гаваи и Калифорния, осваиваемые русскими в 19 веке, были уступлены Романовыми опять-таки США[86]?

Что касается провозглашённой Екатериной II в 18 веке политической программы по присоединению земель, где правили Рюриковичи, «Отторженная возвратих», то в его ходе полностью были присоединены Прибалтика, Причерноморье и Белоруссия, а вот Молдавии и Украине (Малороссии) не повезло, как не повезло Екатерине II с её преемниками, которые провалили её инициативу.

Молдавии не повезло из-за Романовых, потому что те успели присоединить к себе только её основную часть – Бессарабию, тогда как западная часть Молдавии с городом Яссы осталась в составе Дунайских княжеств, из которых масоны местного пошиба, оглядывавшиеся на Западную Европу, стали создавать Румынию посредством латинизации её языка, который писался ранее до того на кириллице, которая как алфавит осталась бытовать в Бессарабии.

«С 1812 года восточная Молдова отошла из-под Османской империи к России. Также русская военная администрация периодически присутствовала в Дунайских княжества в XVIII и XIX веке. Это раздражало местные либерально настроенные круги, мало задумывавшиеся над тем, что Порта теряет позиции к северу от Дуная именно благодаря последовательным действиям Петербурга, как военного, так и гражданского характера.

Именно эти политики и заручались поддержкой Запада, и нередко связующим звеном в такой круговой поруке становились масонские ложи, в которых состояли “прогрессивно мыслящие” представители самых разных стран, в том числе Молдовы и Валахии.

Ослабление влияния России на Дунайские княжества после поражения в Крымской войне дали возможность противникам влияния Петербурга активизироваться в Бухаресте и Яссах и в итоге навязать обоим княжествам своего выдвиженца Александра Иоана Кузу, который, как говорят, также был масоном» (Николай Костыркин – «Масонство против молдавской самобытности»)[87].

Латинизация Румынии шла от деятелей униатства из Трансильвании, оккупированной австрийскими Габсбургами, которых Романовы считали первоначально своими союзниками, но которые вскоре показали свою неблагодарность в ответ на подавление Венгерского восстания русскими войсками и хищническую суть, вскоре ввергнувшую их империю в антироссийскую политику:

«На период правления Иосифа II приходится расцвет творчества историков и публицистов трансильванской школы – Самуила Мику-Кляйна (сына униатского епископа Инокентие Мику-Кляйна), Георге Шинкая и Петру Майора. Они пишут книги по румынской истории, где проводится идея о латинском происхождении румын, а, следовательно, их родстве с французами и итальянцами – народами более древними и культурными, чем немцы, не говоря уже о венграх, и об их постоянном проживании в Трансильвании.

Труды молдаван и валахов рубежа 17 и 18 веков, где высказывались те же мысли, не получили широкого распространения в румынской среде. Но теперь и само время предоставляло лучшие возможности, и трудолюбивые румынские разночинцы проявляли больше старания и последовательности в пропаганде своих идей, чем их аристократические предшественники. Их труды издавались и переиздавались, их читателями стали несколько поколений священников, учителей, а иногда и крестьян (вспомним австрийскую программу развития образования) в Трансильвании, помещиков и чиновников в Валахии и Молдавии, погружавшихся в грезы о великом прошлом и прекрасном будущем своего бедного и всеми обижаемого народа.

Исходя из своих исторических концепций, писатели трансильванской школы и их последователи прилагают усилия по завершению романской деассимиляции румын. Они работают над латинизацей языка, стараясь по возможности убрать славянские элементы, и предлагают перейти с кириллицы на латиницу. Для румынского языка на латинице создается новая грамматика на основе итальянской» (П.Н. Иноземцев – «Жизнь на пути всех зол (взгляд на румынскую историю)»)[88].

Крымская война, проигранная Николаем I из-за долгого откладывания решения проблем русского крестьянства и отмены крепостного права, фактически оставила западную Молдавию вне Российской империи в составе латинизировавшейся масонами и либералами Румынии[89].

«Согласно Парижскому договору, Россия лишалась особых прав в отношении Дунайских княжеств. Казавшаяся вечной верховная власть Турции никуда не делась, зато теперь к ней добавилось нечто доселе невиданное – коллективная опека со стороны всех значительных государств Европы. Австрийские и турецкие войска должны были покинуть княжества, но этого удалось от них добиться только через несколько месяцев после подписания договора» (П.Н. Иноземцев – «Жизнь на пути всех зол (взгляд на румынскую историю)»).

Что же тогда с Украиной (Малороссией)? С ней получилась ровно такая же история, как и с Молдавией, поделённой пополам между Румынией и Российской империей Романовых. Западная часть Украины осталась в ходе аж целых четырёх разделов Польши 18 и 19 веков под оккупацией Австрийской империи Габсбургов. Остальная её часть оказалась в составе России вместе с польским герцогством Варшавским, наспех созданным французским императором Наполеоном Бонапартом перед вторжением в Россию и ставшее головной болью Романовых из-за двух восстаний, которые оказались безуспешными. При этом в первой половине 19 века были немалые идеологические и историографические попытки польских аристократов через свою историографию вбить клин между Россией и Малороссией-Украиной.

«Ян Потоцкий привел список славянских народов, и «украинцы» там фигурировали как отдельная нация. Якобы именно они в древности разделялись на четыре ветви — на полян, древлян, тиверцев и северян. Согласно теории Потоцкого, русский народ происходил от северо-восточных славян, словен новгородских, а вот племена кривичей, дреговичей и бужан стали основой не только русского, но и украинского народов. И отчасти польского. Жителей Галиции и Волыни Потоцкий и вовсе посчитал потомками сарматов. В 17–18 веках в Польше была крайне популярна теория, что, дескать, все поляки являются потомками легендарного сарматского племени. Польской шляхте крайне импонировала эта версия, и, надо сказать, она находила прямое отражение в быту и жизни дворянства — шляхтичи старались одеваться, «как сарматы», говорить на латыни, проводить время в сражениях и охоте. Этим и объясняется то, что вполне себе европейцы поляки так много позаимствовали в одежде и даже вооружении у степных народов.

Сочинения Яна Потоцкого, конечно, нельзя назвать научным трудом, скорее это была пропагандистская литература. По сути, автор все сводил к простому тезису — раз украинцы не русские, раз это отдельный народ, то и земли Правобережной Малороссии стоит считать землей украинцев, а у Российской империи прав на них нет. Потому что при таком подходе получается, что не было никакого воссоединения русских земель, не было их собирания. Получается, что это кошмарная варварская Россия захватила невинную проевропейскую Малороссию-Украину и теперь готова поглотить всю Европу. Ничего не напоминает? <…>

Приближенный Адама Чарторыйского, ксендз и историк Валериан Калинка уже в 70-е годы 19 века сформулировал отношение к Малороссии так:

«Край этот потерян для Польши, но надо сделать так, чтобы он был потерян и для России»» (А.А. Медведев «Подлинная история русского и украинского народа»)[90].

Далее в своей монографии «Подлинная история русского и украинского народа» А.А. Медведев отмечает:

«Стоит признать, что в целом бредовые идеи Потоцкого и Чацкого, все эти сочинения про древних укров, все же ложились на вполне подготовленную почву. Потому что со времен воссоединения русских земель Малая Русь ощущала по отношению к себе этакую небрежность со стороны Великороссии, малороссийскому дворянству и интеллектуалам — даже при том, что они играли колоссальную роль в жизни Российской империи, — казалось, что заслуги их малой Родины в борьбе за русские земли, за сохранение русской идентичности и православия не слишком оценены в большой России.

В 1762 году, например, появилось стихотворение Семена Дивовича «Разговор Великороссии с Малороссиею». Семен Дивович родился в казацкой семье в начале 1730-х годов, в городке Семеновка Топальской сотни Стародубского полка на Гетманщине. Учился в Киево-Могилянской академии, потом в университете в Санкт-Петербурге. Его стихотворение начиналось со слов, точнее с вопроса Великороссии, которая спрашивает Малороссию:

«Кто ты такова родом, откуду взялася?

Скажи, скажи начало, с чего произвелася?»

То есть Великороссия как бы демонстрирует, что совершенно не в курсе, как жила и откуда взялась Малороссия. Малороссия отвечает долгим рассказом о героической истории и происхождении казаков, впрочем, уточняя, что всегда желала быть вместе с царем российским.

Малороссия:

От древних казаров род веду и начало

Названий сперва было у меня немало;

Ибо по полунощных рассеянна странах,

В готских, жмудских и других слыла я именах.

Великороссия:

И ныне как зовешься — объяви точно мне,

Под ким прежде жила, иль кто подлежал к тебе?

Малороссия:

От рассеяний Малой Россиею слыву,

Издавна своими было вождями живу

И неприятелям многим сопротивлялась,

Сильно, храбро и бодро с оными сражалась,

Потом к польским королям стала уж надлежать,

А оттуда отдалась других царей искать.

Великороссия:

Кому после в защиту себя привернула

И кому повек ужо служить присягнула?

Малороссия:

Российского государя пред всеми почла,

Ему добровольно себя вечно предала.

Великороссия, прослушав рассказ о жизни Малороссии, признает, что не знала правду о жизни Малороссии и не ценила ее заслуг.

Довольно, ныне твою правду принимаю,

Верю всему, почитаю, храброй сознаю.

Отсель и чины твои равнять с мерой стану

И от дружбы с тобою вечно не отстану.

Мы будем в неразрывном впредь согласии жить

И обе в едном государстве верно служить.

Посяпоры понимала темно о тебе;

Благодарствую, что протолковала ты мне.

И стихотворение Дивовича возникло не просто так. Великороссы постоянно демонстрировали полную неосведомленность в малорусской истории. Более того, к малороссам относились как к не вполне полноценным русским, ненастоящим, этаким полуполякам, которые, пока тут Москва с татарами воевала, отсиживались у себя в Польше. Это надменное отношение великороссов к малороссам подметили даже галицко-русские ученые».

Кажется совершенно непонятным, каким образом в истории Украины-Малороссии оказалась подготовленная почва для бредовых антирусских историографических идей среди украинцев-малоросов. Но дело в том, что культурно-языковую проблему Украины, шедшую с 19 века, создали отнюдь не зарубежные масоны, а… сама романовская монархия в лице Александра II. Здесь потребуется обратиться вновь к Достоевскому и его прозе, чтобы выявить, что создало такую проблему.

«Со второй половины шестидесятых годов девятнадцатого века всё в семье русского императора Александра II пошло наперекосяк.

Кошмар этот начался с того, что среди воспитанниц Смольного института царь увидел прелестную девушку. Государь зачастил в Смольный институт. Позднее, когда эта девушка вышла из стен учебного заведения, император во время прогулки по Летнему саду случайно встретил её, и они долго проговорили. Фактически с этой встречи свидания между ними стали регулярными. Всё в судьбе императора стало подчиняться не государственным интересам, а тем законам, которые стары, как мир.

Звали эту девушку княжна Екатерина Михайловна Долгорукова. С 1866 года она стала любовницей царя.

В госархиве хранится множество писем и записочек, которые влюбленные написали друг другу. Государственные дела были фактически заброшены. Начатые в начале 60-х годов реформы, не получая развития, приостановились. Страна всё больше и больше погружалась в хаос. А государь-император основное внимание уделял любовнице.

29 апреля (11 мая) 1872 года у влюблённых родился сын, и эта новость стала главной не только в светских салонах северной столицы и Москвы, но и других городов России. Однако говорили об этом полушёпотом, опасаясь ушей III Отделения, ибо сплетничать о личной жизни государя было небезопасно.

Связь Александра II с этой женщиной длилась долгие 14 лет.

Но это не была любовная интрижка монарха, примеров которым много в истории разных времён и народов. То была вторая семья государя-императора, так как сразу после рождения уже первого ребёнка Екатерине Долгоруковой были выделены отдельные покои в Зимнем дворце. То есть Александр II жил на две семьи, причём основное внимание уделял не той семье, где воспитывался наследник престола, а той, которую можно назвать случайной.

Понятно, что из-за того, что обе эти семьи жили под одной крышей, императрица и её дети знали, что происходит в соседних покоях Зимнего дворца. И так же понятно, что те отношения, которые сложились в законной семье императора, мало похожи на те отношения, которые складываются в традиционных русских семействах, где дети следуют заветам отцов. При этом не стоит забывать, что за пределами дворца узнать что-либо об этой истории можно было только по слухам.

Слухи во все время были одним из главных — а в данном случае и единственным — источником информации. Благодаря слухам, то, что знал высший свет — знал и весь Петербург.

Незаконнорожденный ребёнок, родившийся у женщины с фамилией Долгорукова, должен был носить фамилию Долгоруков. Однако князем он быть не мог: княжеский титул передаётся только по отцовской линии и в законном браке.

Приведу высказывание главного героя «Подростка», где он злится, что он не князь. Причём Аркадий Долгорукий высказывается о своей фамилии на первых страницах романа, то есть когда читатели только знакомятся с будущими героями повествования:

«Вставлю здесь, чтобы раз навсегда отвязаться: редко кто мог столько вызлиться на свою фамилию, как я, в продолжение всей моей жизни. Это было, конечно, глупо, но это было. Каждый-то раз, как я вступал куда-либо в школу или встречался с лицами, которым, по возрасту моему, был обязан отчётом, одним словом, каждый-то учителишка, гувернёр, инспектор, поп — все, кто угодно, спрося мою фамилию и услышав, что я Долгорукий, непременно находили для чего-то нужным прибавить:

— Князь Долгорукий?

И каждый-то раз я обязан был всем этим праздным людям объяснять:

— Нет, просто Долгорукий…

…Ничего нет глупее, как называться Долгоруким, не будучи князем. Эту глупость я таскаю на себе без вины». <…>

Поэтому после подобного начала, когда незаконнорожденный ребёнок по фамилии Долгорукий появился на страницах романа — да ещё у такого автора, как Достоевский, который отбывал срок в каторжной тюрьме за участие в кружке Петрашевского, — все ждали, что дальше будет «погорячее».

А «погорячее» писать Достоевский не мог, так как, во-первых, понимал, что играет с огнём, и, во-вторых, весь Петербург знал о любовной связи царя, но о том, как складываются отношения между государем и императрицей, между государем и его законными детьми, не знал никто. Возможны были важные ошибки, возможны преувеличения, недосмотры, во всяком случае, предстояло бы слишком много угадывать. <…>

Глядя на семейство Версилова, мы можем назвать это семейство случайным только потому, что, сблизившись после смерти жены со своей крепостной, Андрей Петрович настолько мало уделял внимания сыну, что Аркадий Долгорукий даже не может понять — отец ли ему этот не замечающий его человек, или его отцом является старый садовник Макар Долгорукий?

Но не только взаимоотношения Версилова с Аркадием делают семейство Андрея Петровича случайным. На протяжении всего романа Версилов совершенно забыл о существовании сына от законной жены, и все его мысли заняты переживаниями о Катерине Николаевне Акмаковой. Но ведь и этот его сын нуждается в отцовском внимании. Однако должного внимания к сыновьям, которое было в старых дворянских семьях и которое держалось на вере, в семье Версилова уже нет.

Обратите внимание, Достоевский понимает, что роман загублен, и нельзя будет полностью раскрыть взаимоотношения Аркадия с Версиловым. Поэтому в следующем романе — в «Братьях Карамазовых» — уже другой главный герой будет страдать от того, что в семействе Карамазовых он чужой, и не сможет с этим примириться. Но роман «Братья Карамазовы» у Достоевского ещё впереди.

А в «Подростке» на примере семейства Версилова Фёдор Михайлович подсказывает читателям, что у хозяина Зимнего дворца тоже случайное семейство, раз в передаче традиций отцов он мало чем отличается от Андрея Петровича.

Для того чтобы понять трудности, с которыми столкнулся Достоевский при написании «Подростка», следует иметь в виду, что императоров никто не смеет учить. Императоров учат их отцы, да и то только тогда, когда подготавливают сыновей к наследованию престола. То есть Александра II мог учить только Николай I, когда он был действующим императором. И тут вот что интересно: по давно укоренившейся традиции за каждым членом царствующей фамилии закреплялось шефство над каким-нибудь гвардейским соединением. Поэтому, в соответствии с этой традицией, все действующие императоры и императрицы были шефами (почётными командирами) лейб-гвардии СЕМЁНОВСКОГО полка, и об этой традиции все в России в то время прекрасно знали. Вот почему осуждающие слова о случайном семействе в конце повествования мы слышим от некоего НЕ ДВОРЯНИНА Николая СЕМЁНОВИЧА. <…>

О том, как тяжела была выбранная Достоевским ноша, говорит два абзаца из самого конца произведения: «Признаюсь, не желал бы я быть романистом героя из случайного семейства!». <…>

В публицистическом по своему звучанию эпилоге во всеуслышание заявить, что распад монаршей семьи — это одна из главных причин того беспорядка и хаоса, в котором находится Россия, такое написать мог только человек страстно любящий своё отечество» (А.С. Разумов «Случайное семейство» в романе Ф.М. Достоевского «Подросток»).

Достоевский брал сюжет из жизни, как видно, а история с Долгоруким стала трамплином для создания Смердякова, такого же незаконнорождённого отпрыска аристократического семейства из романа о Карамазовых. Разумеется, Достоевский видел, как обстояли личные дела Александра II (вполне возможно, что эти проблемы стали основой для изображения явления карамазовщины), но он едва ли мог предполагать, какие печальные последствия они приобретут для государственности. Ведь на те 14 лет связи с Александра II с Долгоруковой приходится введение в действие Эмсского указа, который положил начало двух вековой вражде между русским и украинским (малороссийским) народами и такому явлению, как украинский фашизм.

«Эмсский указ (Выводы Особого Совещания для пресечения украинофильской пропаганды после исправления в соответствии с замечаниями, сделанными Александром II 18 мая в г. Эмс) — традиционное в историографии наименование выводов Особого совещания, подписанных императором Александром II, 18 (30) мая 1876 года в германском городе Бад-Эмс (нем. Bad Ems). Направлен на ограничение использования украинского языка (по терминологии документа, «малорусского наречия») в Российской империи. Запрещал («в видах пресечения опасной, в государственном отношении, деятельности украинофилов») печать на территории Российской империи и ввозить из-за границы книги, напечатанные на украинском языке, постановку украиноязычных театральных представлений и концертов, газету «Киевский Телеграф», а также предписывал финансово поддержать галицкую русофильскую газету «Слово».

Эмсский указ дополнял основные положения Валуевского циркуляра 1863 года.

27 августа 1875 года начальник III отделения генерал-адъютант Александр Потапов подписал и разослал в министерство внутренних дел, министерство народного просвещения и в Синод следующее письмо: «Государь император ввиду проявлений украинофильской деятельности и в особенности переводов и печатания учебников и молитвенников на малорусском языке, Высочайше повелеть соизволил учредить под председательством министра Внутренних Дел Совещание из министра Народного Просвещения, обер-прокурора Святейшего Синода, главного начальника ІІІ-го Отделения собственной Его Императорского Величества Канцелярии и председателя Киевской Археологической Комиссии тайного советника Юзефовича для всестороннего обсуждения этого вопроса».

Для Совещания были подготовлены две экспертных записки — от Главного Управления по делам печати и от самого Юзефовича, инициировавшего указанное выше письмо Потапова. Тайный советник Юзефович подчёркивал украинофильскую активность Драгоманова и Чубинского. По мнению А. И. Миллера особое впечатление на Совещание произвёл указанный в записке факт перевода «Тараса Бульбы» на украинский язык, где слова «русская земля, русский устранены и заменены словами Украина, украинская земля, украинец, а в конце концов пророчески провозглашен даже свой будущий украинский Царь». Этот перевод был конфискован у некоего Лободовского, писаря Райковской волости, бесплатно раздававшего эту и другие книги крестьянам. Примечательно было и то, что рекомендовал Лободовского на должность голова местного съезда мировых судей П. А. Косач, женатый на сестре Драгоманова.

Эмсским указом запрещалось:

ввозить на территорию Российской империи из-за границы книги, написанные на украинском языке, без специального разрешения;

издавать оригинальные произведения и делать переводы с иностранных языков. Исключение делалось для «исторических документов и памятников» и «произведений изящной словесности», с рядом оговорок (так, запрещалась украинская орфография кулишовка и допускалась лишь «общерусская орфография» — ярыжка) и при условии предварительной цензуры;

ставить украинские театральные представления (запрет ослаблен в 1881 г.), печатать ноты с украинскими текстами;

устраивать концерты с украинскими песнями;

преподавать на украинском языке в начальных школах («первоначальные училища»).

Местной администрации приказывалось усилить надзор за тем, чтобы в начальных школах не преподавали на украинском языке, изъять из школьных библиотек книги на украинском языке. На основании Эмсского указа был закрыт Юго-Западный отдел Российского географического общества в Киеве, прекращено издание газеты «Киевский Телеграф», уволен ряд профессоров-украинцев из Киевского университета (М. П. Драгоманов, Ф. Вовк, М. Зибер, С. Подолинский и др.).

Кроме того, указом предписывалось потребовать от попечителей Харьковского, Киевского и Одесского учебных округов именной список преподавателей с отметкой о благонадёжности каждого по отношению к «украинофильским тенденциям», при этом отмеченных неблагонадёжными или сомнительными требовалось перевести на работу в великорусские губернии. Предписывалось также использовать в качестве преподавателей в учебных заведениях этих округов преимущественно великороссов.

В 1878 году на Первом Международном литературном конгрессе в Париже при содействии де-факто председательствовавшего (де-юре председателем был Виктор Гюго) И. С. Тургенева среди делегатов была роздана брошюра М. П. Драгоманова с резким осуждением Эмсского указа. Многие европейские литераторы и учёные высказывались против Эмсского указа как неправомерно ограничивающей украинский язык меры.

Дополнением 1881 года расширялись возможности для издания художественной литературы — при этом, однако, сохранялся запрет на литературу учебную и научную. В период действия Эмсского указа были напечатаны многие произведения Тараса Шевченко, Ивана Нечуя-Левицкого, Панаса Мирного, Леси Украинки и других украинских писателей.

18 февраля 1905 года общее собрание Академии наук одобрило записку комиссии в составе академиков А. Шахматова, Ф. Корша, А. Фаминцина. Фортунатова, А. Лаппо-Данилевского и С. Ольденбурга «Об отмене стеснений малорусского печатного слова», что послужило отмене запретов на издание книг на украинском языке.

Эмсский указ, не будучи отменён официально, фактически утратил силу после издания Манифеста 17 октября 1905 года»[91].

«Валуевский циркуляр — предписание министра внутренних дел Российской империи П.А. Валуева от 18 (30) июля 1863 года, направленное в Киевский, Московский и Петербургский цензурные комитеты, о запрете печатания на украинском языке (в терминологии того времени — «малороссийском») литературы религиозной, учебной и предназначенной для начального чтения. К пропуску цензурой разрешались «только такие произведения на этом языке, которые принадлежат к области изящной литературы».

Поводом для издания циркуляра, который появился в разгар польского восстания 1863—1864 годов, согласно версии, изложенной в самом документе, послужили «обстоятельства сугубо политические» — попытка осуществления «сепаратистских замыслов» «под предлогом распространения грамотности и просвещения». По первоначальным замыслам его автора, предполагалось, что действие циркуляра будет ограничено исключительно периодом польского восстания, однако, по утверждению российского историка А. Миллера, циркуляр на практике имел силу многие годы.

«Высочайше одобренный» циркуляр выражал точку зрения российского правительства в отношении украинского языка. Опираясь на высказываемые в прессе (напр., в киевском «Вестнике Юго-Западной России») и Киевском цензурном комитете мнения об употреблении малороссийского наречия, Валуев писал:

«…большинство малороссов сами весьма основательно доказывают, что никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может, и что наречие их, употребляемое простонародьем, есть тот же русский язык, испорченный влиянием на него Польши…».

Цензура Российской империи использовала циркуляр для ограничений украинского языка, который рассматривался как искусственно созданный. В циркуляре утверждалось, что “отдельного малороссийского” (украинского) языка не существовало, а наречие есть русский язык, испорченный влиянием Польши. Это отрицание украинского языка стало официальной политикой Российской империи»[92].

Разумеется, что у чиновников и монарха Российской империи вызывали подозрения накануне польского восстания 1863 года различные кружки и общественные движения, однако главными проблемами бюрократии Российской империи были неспособность видеть друзей и врагов в политике и злоупотребление полномочиями вкупе с безответственностью – вместе с польскими шляхтичами, которые жаждали восстановить Речь Посполитую и гнёт над белорусами и украинцами, врагами были объявлены украинофилы, которые замыслы поклонников Речи Посполитой не разделяли и не предполагали отделять Украину от России.

В противоположность административному безобразию, которое было учинено Александром II и его сановниками на Украине, в Белоруссии в то же время, в период Польского восстания 1863 года, М.Н. Муравьёв-Виленский, гродненский, минский и виленский генерал-губернатор (1863-1865), не только решительно разгромил польское восстание в вверенном ему крае, но и благодаря ряду глубоких и системных преобразований положил конец польско-католическому доминированию в общественной, социально-экономической и культурно-образовательной сфере над белорусским православным крестьянским населением края, избавив его от культурного гнёта Речи Посполитой и дав возможность развивать белорусам свою местную культуру на основе их языка.

«Муравьёв проводил политику основательной русификации Северо-Западного края, которая, однако, по представлениям и терминологии того времени не противопоставлялась местной белорусской культуре, а, напротив, включала её в себя как одну из составляющих. Губернатор относился к белорусам в соответствии с господствующей концепцией трёх ветвей русского народа и энергично поддерживал их эмансипацию от польского культурного доминирования. По инициативе официальных властей на белорусском языке увидели свет издания «Беседа старого вольника с новыми про их дело» и «Рассказы на белорусском наречии». Для доказательства исконно русского и православного характера края по инициативе Муравьёва в начале 1864 года была учреждена Виленская комиссия для разбора и издания древних актов, имевшая большое значение для формирования исторического самосознания белорусов. Благодаря усилиям сотрудников комиссии был впервые основательно пролит свет на прошлое Белой Руси, а первый глава комиссии Пётр Бессонов, назначенный лично Муравьёвым, стал, по сути, отцом-основателем научного белорусоведения. Изданный затем им сборник «Белорусские песни» является уникальным памятником белорусской культуры, который учёные-фольклористы используют до сих пор. Вместе с тем, Муравьёв проводил меры по приобщению местного населения к русскому языку.

Вместе с Иваном Корниловым Муравьёв подготовил «Программу восстановления русских начал», одобренную царём 22 мая 1864 года. Были изданы запреты на периодическую печать и театральные постановки на польском языке, вообще использование польского языка в общественных местах, также запреты на государственную службу для лиц католического вероисповедания, привлечение повышенными окладами чиновников, педагогов, священников из внутренних губерний России. На той же основе в 1864 уже Константином Кауфманом введён полный запрет на печатание книг на литовском языке латинским шрифтом, оставшийся в силе до 1904 года.

Много внимания было уделено администрацией Муравьёва народному просвещению и, в частности, школьному образованию. Собственно белорусских школ в то время не существовало, они были давно искоренены в крае, как и западнорусский письменный язык, выведенный поляками из делопроизводства ещё в 1696 году. Учебные заведения края находились под полным контролем польского дворянства и духовенства, которое продвигало своих воспитанников на административные посты. Накануне восстания многие учебные заведения края попросту игнорировали занятия по профилю и открыто готовили студентов к участию в восстании. Закрыв наиболее антироссийски настроенные из них (к примеру, Горы-Горецкий земледельческий институт), Муравьёв поручил область преобразования своему соратнику Ивану Петровичу Корнилову, назначенному попечителем Виленского учебного округа. Под его началом школьное обучение было переведено с польского языка на русский. В крае распространялись десятки тысяч православных молитвенников, учебников, портретов императорской семьи, картин духовного содержания, которые должны были заменить у учеников изображения из истории польского народа. Были выделены средства для преподавания хорового православного пения по три урока в неделю, что оказывало большое моральное воздействие на юных белорусов.

Несмотря на то, что ученикам-полякам было запрещено говорить в стенах школ по-польски, в школьной программе для детей-католиков был оставлен Закон Божий римско-католической веры. Предпринимались попытки перевода католического богослужения и литературы с латыни и польского на русский язык. При замене преподавателей-поляков православными наставниками увольняемые поддерживались материально, некоторые получали новые места во внутренних районах империи, а большинство — пенсии. Было создано двенадцать двухклассных училищ с практическим образованием для простого белорусского населения. Вместо закрытых гимназий, где до этого учились лишь выходцы из привилегированных сословий (преимущественно, поляки), были открыты уездные училища. Создавались также и новые гимназии, например, вторая Виленская. Средства на эти преобразования поступали от 10-процентного сбора, которым обложили польскую шляхту за участие в мятеже.

К 1 января 1864 года в Северо-Западном крае было открыто 389 народных училищ. Таким образом, в бытность Михаила Муравьёва губернатором Северо-Западного края образовательная сфера пережила настоящую революцию, а местная школа перестала быть элитарной и превратилось практически в массовую. Результаты были впечатляющими. Одно из созданных по предложению Муравьёва народных училищ, Белоручское, окончил белорусский классик Янка Купала. <…>

Особым направлением деятельности Муравьёва было возрождение православного характера Северо-Западного края. В укреплении православия как древнейшей и господствующей религии губернатор видел укрепление общерусского элемента и прочное умиротворение края. Несмотря на то, что на Полоцком церковном соборе в 1839 году по инициативе епископа Иосифа (Семашко) все униаты (к которым относилось большинство населения края) были воссоединены с православием, положение приходов было тяжёлым. Как правило, они оставались весьма бедными и материально зависимыми от враждебно настроенных польских помещиков, а уровень подготовки местных священников во многом оставлял желать лучшего. Нередко даже основные молитвы бывшие униатские священники знали на польском языке лучше, чем на церковнославянском или «простом» (белорусском) языке. В плачевном состоянии находились православные храмы, значительно уступавшие католическим по величине, убранству и количеству. Доминирующее практическое положение католической церкви и смешение обрядностей продолжали оказывать сильное влияние на бывших униатов, способствовали их дальнейшему окатоличиванию и ополячиванию, а также являлись опорой антироссийской политической пропаганды.

В 1857 году, занимая пост министра государственных имуществ, Муравьёв издал распоряжение о государственном финансировании строительства «в казённых имениях Северо-Западного края» 36 новых храмов и ремонте 56 существующих. После назначения губернатором края начал контролировать процесс этих ранее запланированных работ. 12 июля 1864 года учредил в крае церковные советы. 19 октября 1864 года в циркуляре потребовал точных сведений о состоянии православных церквей края, и в процессе расследования оказались выявлены нецелевые расходования этих средств. Администрацией Муравьёва был разработан план по обновлению действующих и возведению новых православных церквей. При содействии Помпея Батюшкова по инициативе Муравьёва был образован губернский церковно-градостроительный комитет, который занялся восстановлением и строительством православных храмов по типовым проектам. При строительстве обращали внимание на то, чтобы возводимые храмы как по внешнему, так и по внутреннему виду были похожи на центральнороссийские, поскольку местная архитектура православных храмов испытала на себе очень сильное влияние католического, униатского и отчасти протестантского храмостроительства»[93].

Как ни странно, но от Александра II и его окружения Муравьёв получил признание при жизни, почёт и уважение, однако выводов из его деятельности они никакой не сделали и ничего не взяли из неё на вооружение относительно Украины. При жизни в кругах либералов и западников его чернили прозвищами «Муравьёв-вешатель», «Муравьёв-палач», «Муравьёв-людоед», а после смерти он подвергся сильной негативной мифологизации как в советской, так и в националистических историографиях Белоруссии, Литвы и Польши. Практически один в один, как это случилось с царём Иваном IV «Грозным». А ведь именно этот чиновник Российской империи проявил геройство и подвиг, сделав усилиями своих сподвижников Белоруссию не оплотом криминальных притязаний Запада на Россию, а адекватную страну, которая чтит свои культурно-языковые традиции, не отвергая Россию[94]. И эта культурная преемственность оказалась настолько живучей, что ни раздел Белоруссии после Первой мировой войны и крушения Российской империи между Польшей и СССР, ни немецко-фашистские захватчики с местными коллаборационистами, ни распад СССР не смогли эту культурную преемственность прервать и уничтожить.

Как тут не вспомнить слова другого русского государственного деятеля, из 20 века, И.В. Сталина, который однажды 12 июня 1923 года сказал:

«Ты хочешь сделать передовой свою страну в смысле поднятия ее государственности, – подымай грамотность населения, подымай культуру своей страны, – остальное приложится».

Однако, увы, Муравьёв-Виленский, как и Сталин среди социалистов 20 века в России, оказался редким исключением среди царских администраторов Романовых 19 века, а потому для Украины своего Муравьёва не нашлось для реализации подобного сценария развития событий.

До Эмсского указа Александра II об ограничении использования малорусского (украинского) языка[95] было немало попыток вывести Малороссию-Украину из влияния России. Были, конечно, в Малороссии-Украине гетманы-предатели, которые пытались опираться не на Россию, а на Османскую империю, Польшу и даже Швецию, но все они с позором и треском проиграли: Иван Выговский, Юрий Хмельницкий и Иван Мазепа. Были после разделов Речи Посполитой, когда Варшавское герцогство было под властью России до крушения монархии Романовых, немалые ухищрения польских аристократов через свои образовательные учреждения на территории Российской империи по созданию и распространению идеологических и историографических антиисторических диверсий для насаждения раздоров между Россией и Малороссией-Украиной.

Но запретительный Эмсский указ Александра II и его сановников, который ударил по малорусским культуре и языку в Российской империи, при том, что западная часть Малороссии-Украины была под оккупацией Австрийской империи Габсбургов и никак не была интегрирована с Российской империей, был большим подарком на радость ревнителям Речи Посполитой, последователям Мазепы и Выговского с Украины и олигархату Западной Европы и США, которые жаждали выхватить Украину из влияния России, так её ослабив. По мнению историка и соучастника движения евразийства Г.В. Вернадского, «под влиянием безрассудных распоряжений русского правительства, стеснявших развитие украинского языка и культуры в пределах России, центр украинского движения после 1876 года переместился в Западную Украину, тогда находившуюся в составе Австро-Венгрии… Если бы не было Эмсского указа 1876 года, то не было бы для украинцев надобности в создании австрийской „ирриденты“ и средоточием украинского культурного движения был бы Киев, а не Львов»[96]. И он оказался прав! А финансирование единственной галицкой русофильской газеты «Слово»[97] было каплей в потопе несправедливости, которое из себя разлил и учинил Эмсский указ среди украинцев.

Также оказался прав министр народного просвещения Головнин, когда уже 20 июля 1863 года ответил Валуеву по его циркуляру относительно малорусского языка и повода для его запрета, искажённого перевода повести Н.В. Гоголя «Тарас Бульба» на украинский язык, бурным протестом, указав, что вредность или полезность книги определяется не языком, на котором она написана, а её содержанием (и впоследствии Головнин также не оставил своих попыток отменить действие циркуляра и при этом согласовывал свои действия с активистами украинского движения).

«В 11 томе «Литературной энциклопедии», подготовленной В. М. Фриче и А. В. Луначарским и выходившей с 1929 по 1939 годы так оценивается Валуевский циркуляр:

«Украинский язык претерпел немало репрессий и ограничений со стороны царского правительства. Последовательное и систематическое искоренение украинского языка нашло свое отражение в валуевском циркуляре 1863 года, наложившем запрет на печатание всей литературы на украинском языке, за исключением художественной, под тем предлогом, что «никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может».

Думается, они были правы — в течение 7 лет после Валуевского циркуляра вышло всего 23 украинских книги — столько же, сколько за один 1862 год. По выражению Н. И. Костомарова, «малорусская литература перестала существовать в России»» (А.С. Терещенко «Украйна. А была ли Украина?» («Этимология Украины»)).

Языковая дискриминация Малороссии-Украины в Российской империи при её разделе между ней и Австрийской империей Габсбургов фактически положили начало тем процессам, который начали формировать украинский фашизм. Константин Пахалюк в очерке ««Забытые русские»: русины между русофильством и украинофильством» более подробно обозревает поражение русофильских движений в западной части Малороссии-Украины, оккупированной Австрийской империей Габсбургов, и причину этого исхода для них, и отмечает относительно Эмсского указа и Валуевского циркуляра Российской империи:

«Подобные меры, связанные скорее со слабостью отечественной бюрократии, вызвали возмущение у местных жителей, а издательская база украинской литературы переместилась в австро-венгерскую Галицию. Более прагматичная политика Киевского генерал-губернатора Дондукова-Корсакова, нацеленная на взаимодействие с украинофилами в целях недопущения их радикализации, не нашла поддержки в петербургских кругах. Не был использован и потенциал начальных школ в распространении русского языка (именно подобными просветительскими мероприятиями в Белоруссии Муравьев-Виленский воспользовался в полной мере: близорукая прихоть царя и сановников в ущерб народным потребностям единства России здесь явно проявилась – наше примечание).

Впрочем, ситуация не была столь тяжелой. Украинские города имели ярко выраженный русский характер (в начале XX века Киев вообще стал один из центров русского национализма), русский язык прочно занимал позиции языка администрации и предпринимательства, а малороссийские крестьяне стали переселяться не только в города, но и в Сибирь и на Дальний Восток. Малороссийская и общероссийская идентичность не противопоставлялись друг другу, и неудивительно, что многие считали себя одновременно и русскими, и малороссами (примерно также как сейчас, например, можно считать себя и русским, и сибиряком). Будущее края во многом зависело от успехов в его экономическом развитии как составной части империи.

В это же время в соседней Австро-Венгрии разразилась целая борьба за галицких и карпатских русин. Сильные русофильские настроения вызывали у Вены настороженность, заставляя проводить активную политику ассимиляции (мадьяризации и полонизации), а также украинизации. К 1870-м гг. среди русинской интеллигенции произошел раскол на русофилов и украинофилов. По иронии судьбы последние были ослаблены в 1860-1880-е годы, когда несколько сотен образованных галицких русин мигрировали в Россию, занимая различные должности на государственной службе.

Центром украинофилов стала Галиция, где помимо различных обществ появились и целые политические партии. Активная печатная пропаганда (финансируемая из Вены) рисовала негативный облик Российской империи, договаривались даже до того, что русские вообще не славяне, а финно-монголы, а Киевская Русь называлась первым украинским государством. Географ С. Рудницкий называл украинскими землями территории от Карпат до Кавказа, считая именно украинцев первыми колонизаторами Сибири и Средней Азии.

Русины-русофилы активно противостояли подобной ассимиляторской политике и навязыванию идентичности, долгое время, не имея никакой реальной поддержки от России. Основной акцент делался на распространении православия и просветительской деятельности. Переход русин в православие вызывал ответные репрессии со стороны властей и организацию ряда политических преследований в 1882 г. (дело Ольги Грабарь) и в 1913-14 гг. (Мармарош-Сегетские процессы). Политические репрессии привели к тому, что накануне Первой мировой войны русофильские настроения, не получившие адекватной поддержки со стороны Российской империи, стали угасать, а многие деятели эмигрировали в США. Впрочем, это не помещало в 1908 г. во время выборов в ландтаг Галиции русофильским партиям одержать победу. Да и политика Вены не была столь прямолинейной: параллельно она заигрывала и с поляками, и с русинами.

Первая мировая война стала значимым рубежом в истории русинов-русофилов. Австро-Венгрия активно поддерживала процессы украинизации: был создан легион сечевых стрельцов, среди российских военнопленных в отдельную категорию выделялись украинцы, которые помещались в привилегированные лагеря (по оценкам русского поверенного делах в Берне М. Бибикова в них содержалось около 400 000 человек).

На русофилов Галиции, наоборот, обрушились репрессии с первых дней войны. Трагический случай произошел 15 сентября 1914 г. в Перемышле, когда толпа растерзала 44 русина-крестьянина, заподозренных в симпатии к врагу. К ноябрю 1914 г. русские войска заняли Восточную Галицию и вышли к Карпатским перевалам. Но политика российской администрации оказалась непоследовательной, а стремление бороться с украинской идеей нередко вызывало отторжение. Об ошибочности мир, отталкивающей украинофилов, а не интегрирующей их в «русский мир», писал даже такой русин-русофил как А.Ю. Геровский.

После того как в июне 1915 г. русские войска покинули Галицию на русофилов обрушились массовые репрессии. По некоторым подсчетам убиты были 50 000-60 000 человек. Украинофилы активно помогали в проведении карательных акций, выявляя «политически неблагонадежных». Многие бежали вслед за уходящей русской армии. Уже в мае 1917 г. в Петрограде состоялось собрание русских беженцев из Галицкой, Буковинской и Угорской Руси, которые в своей резолюции желали о вхождении этих земель в состав России на основе права на самоопределение.

В 1917 году Россию охватила революция, а затем и Гражданская война. Ввиду всеобщего хаоса в ее ходе мобилизующий эффект имели различные региональные сепаратистские идеологии. И что уж говорить о проектах независимой Украины, если даже донские и кубанские казаки поначалу не хотели оказывать помощь Добровольческой армии, заявляя, что не имеют отношения к междоусобной войне среди русских. Победителями из «смуты» вышли большевики. Идеи общеславянского единства были похоронены, а русинов официально причислили к украинцам. После же распада Австро-Венгрии относительно широкую автономию карпато-русины получили в составе Чехословакии.

Эта история ярко демонстрирует тот факт, что нации конструируются, причем действия интеллигенции нельзя недооценивать. Русофильское движение, зародившееся в начале XIX века, долгое время оказывалось вне поля зрения российской власти, начав получать от нее весьма скромную поддержку лишь спустя столетие. Украинская идея, зародившаяся в головах отдельных интеллектуалов, стала набирать популярность не только из-за внешней поддержки по стороны поляков или австрийцев, но и благодаря непоследовательности действий русского правительства, которое, не проводя активной политики по национальному строительству, раздражало местное население отдельными репрессивными мерами. Идея общерусского единства не обязательно должна была вести к тотальной унификации, а выделение региональных особенностей при политической стабильности и успешном экономическом развитии вряд ли могут привести к сепаратизму. В 1926 г. известный украинский деятель-эмигрант Ю.А. Яворский (галицкий литературовед, фольклорист, историк и поэт, общественный деятель русофильской ориентации, друживший с поэтом, писателем и публицистом И.Я. Франко – наше примечание[98]) писал: ««Украинство» не плод австрийской, немецкой или польской интриги – а обычной в русском народе сектантской розни, с одной стороны, и глупой запретительной политики правительства с другой»[99].

Здесь стоит дополнить Ю.А. Яворского, чей сын В.Ю. Яворский в 1977 году в журнале «Свободное слово Карпатской Руси», издававшемся в США, отметится статьёй «Украина – Русская земля»[100], относительно сути украинства (украинского фашизма). На самом деле украинство – плод не просто сектантской розни, с одной стороны, и глупой запретительной политики правительства Романовых с другой. Украинство – плод деградации имперских бюрократий Габсбургов и Романовых, которые с поздними монархами, своими представителями, убивали собственные империи. Историк М.В. Медоваров в очерке «Император – убийца империй»[101] правильно подмечает, что австрийский император Франц-Иосиф I Габсбург убивал собственную империю, делая из неё этническую химеру наподобие Хазарского каганата рахдонитов, вот только аналогичные процессы протекали в соседней Российской империи Романовых, причём самое печальное было то, что убивал Российскую империю не один, а три монарха из династии Романовых, Александр II, Александр III, Николай II, и их сановники. Они фактически предали веротерпимое расширение России, заменив его хищнической экспансией и пренебрежением к подданым, как это случилось с когда-то с Золотой Ордой после тотальной исламизации хана Узбека. Новой демонстрацией этого пренебрежения стали контрреформы Александра III и его окружения, печально отметившиеся циркуляром «О сокращении гимназического образования», сделавшим невозможным получение высшего и среднего образования простонародью империи и создавшими социальную базу для последующих социальных потрясений, которые при Николае II так и не были исправлены. Некоторые сановники на местах, такие как губернаторы Дондуков-Корсаков (киевский) и Муравьёв-Виленский (гродненский, минский и виленский), пытались противодействовать этому процессу, но их усилия не приобрели больший размах в Российской империи Романовых и не были поддержаны. Накануне правления Николая II иностранный западно-европейский капитал запустил свои рычаги управления в Россию настолько вольготно, что сначала под его влиянием был разрушен участием русской армии в общезападноевропейском походе против китайских ихэтуаней и империи Цинь в 1900 году ранее заключённый русско-китайский дипломатический альянс против Японии, что настроило корейцев и китайцев против России[102], а затем Россия проиграла войну против Японии и стала для западноевропейского военного блока Антанты пушечным мясом в Первой мировой войне, проигрывая её. Это почти тот же процесс, который был с Византийской империей, когда купеческое золото итальянских торговцев и алчность правящих сословий византийцев стали ею манипулировать.

Так что первые подрывные бомбы под государственность России закладывались именно Романовыми, а не левыми гегельянцами, которые свою лепту внесли позже в неё, перед серией последующих катастроф, которые развернула гражданское противостояние в России после крушения империи Романовых. Что же касается левых гегельянцев, пришедших к власти в России 1917 года, то много ставят упрёков их лидеру Ленину то, что он делал свою политическую ставку[103] на украинофилов. Но здесь следует заметить, что к началу Первой мировой войны украинофилы восторжествовали и в Западной Украине-Малороссии (именно из них Габсбурги формируют военные коллаборационистские формирования Украинских сечевых стрельцов), и в Восточной Украине-Малороссии, а после её старта русофилов, которые в Австрийской империи были объявлены её противниками, массово отправляли австрийские габсбургские военные на смерть в концлагеря Терезин и Талергоф[104]. Т.е. фактически русофилы в Западной Украине-Малороссии были преданы разгрому Романовыми уже тогда, в предреволюционные годы, когда рухнут габсбургские и романовские монархии, а их сохранявшиеся симпатии к их деградировавшей империи делали их малочисленными настолько, что Ленин ориентировался на многочисленных украинофилов, которых рассматривал, исходя из положений левого гегельянства, как угнетённое большинство, которое при этом следовало интегрировать в Россию. Правда, делалось это не через многоязычие, а языковую унификацию левыми гегельянцами:

«Советскую Россию охватила волна крестьянских восстаний, массовое недовольство политикой большевиков со стороны рабочих и интеллигенции. Методы террора против местного населения, не давали положительных результатов. Маячили перспективы новой гражданской войны. Особенно опасная ситуация складывалась на Украине. На одном из совещаний в ЦК РКП (б) в июне 1923 года Сталин заметил, что Украина и Туркестан, — «два слабых пункта» советской власти в стране. Он считал, что русскоязычные города, окруженные местными селянами, обречены на украинизацию.

На X съезде РКП (б) в 1921 году Сталин заявил:

«Нельзя идти против истории. Ясно, что если в городах Украины до сих пор еще преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы.

Лет 40 тому назад Рига представляла собой немецкий город. Но так как города растут за счет деревень, а деревня является хранительницей национальности, то теперь Рига — чисто латышский город.

Лет 50 назад все города Венгрии имели немецкий характер, теперь они мадьяризированы, потому что города растут за счет деревни.

Деревня — это хранительница украинского языка, и она войдет во все украинские города как господствующий элемент».

Одним из первых компромиссов на этом пути был отказ от политики «военного коммунизма» и переход к «коренизации». В Украине этот процесс назвали «украинизацией» — воспитание кадров из представителей коренной национальности, предоставление им ключевых постов в партийном и государственном аппарате, внедрение в работу партийного и исполнительного аппаратов украинского языка, организация и открытие школ на родном языке, выпуск украинских газет, журналов и книг. Расцвет этого процесса приходился на период 1923–1927 годы, свертывание — на 1927–1933 годы.

Георгий Санников, мой старший коллега, участник и глубокий исследователь процесса борьбы с бандеровским подпольем в 1946–1956 годы на Украине, автор подаренной мне книги «Операция «Рейд», или история одной любви» писал, что в бытность работы Л. М. Кагановича руководителем ЦК КП(б) Украины в 1925–1928 годах им было дано указание вести партийное делопроизводство только на украинском языке.

Что это? Заигрывание центра с национальными кадрами в ожидании укрепления своих позиций в Украине? Искренне желание содействовать зарождающейся государственности в этой самой значимой республике, пусть и с ограниченным суверенитетом, в составе Советского Союза? Хорошо продуманный шаг бывшего наркома по делам национальностей, возглавившего к этому времени ЦК ВКП (б)?

Сейчас можно только строить виртуальные схемы и искать ответы на это в архивах.

Тому доказательства вот эти мероприятия.

Украинизация получила поддержку от союзных властей в двадцать третьем году. 30 апреля 1925 года было опубликовано совместное постановление ВУЦИК и СНК УССР: «О мерах срочного проведения полной украинизации советского аппарата». Этим рескриптом предусматривалось перейти на украинское делопроизводство в госучреждениях и торгово-промышленных предприятиях не позднее 1 января 1926 года.

Выдавались «посвидки» — (справки — авт.) о сдаче экзаменов на знание украинского языка, без которых не принимали на работу, особенно государственную службу.

Но местных кадров для проведения украинизации не хватало. Поэтому власти УССР решили привлечь к этому делу украинских националистов-эмигрантов, в основном галичан. Приезжали украинцы из диаспор Канады и некоторых европейских стран. Их назначали в основном на соответствующие должности в Наркомате просвещения.

Вернулись в 1920 году из эмиграции также видные корифеи национализма: М. С. Грушевский, С. Л. Рудницкий, М. М. Лозинский и другие. По оценке Грушевского с ними прибыло на Украину в тот период более 50 тысяч человек. Но уже постановлением ЦК КП (б)У от 19 апреля 1927 года было принято решение, — «признать особое значение русского языка», который со временем стал государственным на всей территории СССР.

В 1930-е годы начинаются чистки от «националистов», хотя украинизация продолжалась, правда, масштабы ее были уже не те…» (А.С. Терещенко «Украйна. А была ли Украина?»)[105].

Сама же карамазовщина, ставшая чертой династии Романовых, погубило её государство, часть украинофилов оказалась шпионской выслугой Габсбургов[106], а габсбургская австрийская государственная химера, начавшая практиковать концлагеря, распавшись, тем не менее станет рассадником фашизма для стран Восточной и Западной Европы, которым не повезло оказаться по её скипетром:

«Именно в Австро-Венгрии получил воспитание Адольф Гитлер. Все его мышление, картина мира, мировоззрение – яркий слепок с того, чем дышали и жили венские немцы в начале ХХ века, с сочинений самозванца Ланца фон Либенфельса, шарлатана Гвидо фон Листа и сумасшедшего представителя «проклятой семьи» Карла Марии Вилигута. Патологический расизм, равно как и славянофобия, будущего фюрера были заложены в него, как и в миллионы его товарищей по несчастью родиться и жить в Австрии эпохи упадка. То же самое касается и Анте Павелича – будущего поглавника Хорватии, который по части размаха геноцида далеко переплюнул самого Гитлера; и Октавиана Гоги, трансильванского румына, способствовавшего тому, что межвоенная Румыния заразилась венгерской болезнью шовинизма и унитаризма, направленной теперь уже против самих венгров; и Бандеры вместе с Шухевичем и прочими садистами; и автора идеи создания еврейского государства в Палестине на костях и крови арабского мира Теодора Герцля; и открывших глубины ада внутри человеческой психики Зигмунда Фрейда, Леопольда Захер-Мазоха, Франца Кафки». (М.В. Медоваров «Император – убийца империй»).

«Смердяковщина» – разгул ракитиных среди смердяковых

Вернувшись к анализу романа Достоевского «Братья Карамазовы» А.С. Разумовым, отметим одну мысль в ходе его рассуждений о виновностях в трагедии Карамазовых:

«Если мы считаем главным виновником трагедии Ивана Карамазова, то должны признать, что Павлу просто не повезло, что ему повстречался такой человек, как Иван, который любил порассуждать о допустимости эгоизма, доведённого даже до злодейства. Вот встретился бы Ракитин и рассказал бы Павлу о свободе, равенстве и братстве, глядишь, и из Смердякова вышел бы, если и не борец за светлое будущее, то образцовый представитель передового общества. Но кто такой Павел? Павел — песчинка, правда, без веры в бессмертие души. Но из таких песчинок и складывается общество. Поэтому напрашивается вывод — важно научить эти песчинки свободе, равенству и братству (даже без веры в бессмертие души), тут и наступит рай на земле. Именно этот путь к всеобщему счастью без Бога выбрал для себя Ракитин» (А.С. Разумов – «Братья Карамазовы. Разгаданные тайны великого романа»).

В романе Достоевского Смердяков с Ракитиным лично не сталкивается, но в жизни совершился своеобразный кульбит, когда люди, которые им психологически соответствовали, столкнулись меж собой, и смердяковы поверили ракитиным. Соответственно, это произошло накануне деградации Российской империи Романовых и накануне её краха. Вопрос заключается в том, как это получилось.

Мы уже знаем, что в 19 веке Россия и Запад находились в одном информационном культурном пространстве благодаря Романовым и их сановникам: тому способствовали как торгово-экономические связи, так и увлечение тогдашними привилегированными слоями общества культурными связями. Но даже в 18 и 19 веках, несмотря на увлечение привилегированными слоями общества культурными связями Запада, для кураторов и исполнителей колониальной и неоколониальной политик Запада Россия по-прежнему оставалась глухой периферией, обладающей огромными ресурсами, которую следовало поставить под более жёсткий контроль. Неудачная экспансия Наполеона в Россию 1812 года явственно показала, что военным путём достичь этой цели невозможно, и потому в ход пошло создание ложной идеологии, которой можно было увлечь все общественные слои населения. Такой идеологией стал… утопичный социализм.

Ещё с 16 века утопичный социализм (он же коммунизм) являлся уделом утопичных мечтаний привилегированных слоёв общества Запада[107]. Он продолжал оставаться в таком виде и в 19 веке. В России в это время была попытка грезить об этом и даже реализовать утопичный социализм, чему свидетельством является повесть масона-дворянина М.М. Щербатова «Путешествие в землю Офирскую», ставшая руководством к действию по созданию военных поселений А.А. Аракчеева при Александре Первом и потерпевшая со временем неудачу.

Но уже в тот момент времени за рубежом на Западе под коммунизм готовили сборку идей философии и политэкономии. Проблема заключалась в том, что сборка идей философии и политэкономии осуществлялась в пределах культурного влияния масонства, ставшего в 19 веке распространителем «окна Овертона» демонизма[108] и породившего в лице своего философа Гегеля[109] ложную гегельянскую логику, отрицающую творческий потенциал, интуицию[110] и совесть. Эта логика её кураторам была удобна хотя бы потому, что позволяла не акцентировать внимание на противоречиях конфессиональных христианских канонов[111], предоставив философскую форму заблуждений, которые сами состояли из противоречий и, что самое худшее, её обосновывали и представляли[112] как спасительное общественное средство. Причём гегельянство после смерти своего создателя было расколото на правое идеалистическое и левое материалистическое ответвления, к последнему из которых принадлежали Маркс и Энгельс и из которого появился материалистический атеизм во всей его полноте.

Проблемы генезиса теории Маркса и Энгельса не замедлили сказаться в дальнейшем: приверженность гегельянству Маркса в меньшей степени и Энгельса в большей степени, благодаря которой было отвергнуто последним, невзирая на противоположное мнение Маркса, в итоге обоснование экономического понятия энергостандарта, описанное в статье экономиста-естествоиспытателя С.А. Подолинского «Труд человека и его отношение к распределению энергии» и предложенное им самим[113], практически свела на нет всякую возможность для развития экономической науки в рамках теории Маркса и Энгельса. В силу этого социалисты этой теории именуют себя марксистами необоснованно и неправомерно: подлинное их название – марксоэнгельсисты, как и у их идеологии имя – марксоэнгельсизм.

Здесь стоит отметить, что Подолинский был отвергнут не только марксоэнгельсистами, но и сановниками Романовых: выше было упомянуто, что из-за административного произвола Романовых и их сановников на Украине в связи с Эмсским указом он был уволен из Киевского университета в числе прочих профессоров, которых те сочли нелояльными. При этом, несмотря на то, что царское правительство наложило запрет на распространение марксоэнгельсизма, по ошибке именовавшегося марксизмом, оно и консервативные политики того времени не увидели опасность в гегельянстве, которое породило марксоэнгельсизм, и вопрос о критичности наличия альтернативы ему и марксоэнгельсизму для них не стоял, как и вопросы кадрово-образовательной государственной политики, из-за чего впоследствии социальная катастрофа крушения Российской империи оказалась неминуемой и усугублённой.

Само же правое гегельянство в 20 веке отметилось статьями философа и публициста И.А. Ильина, автора монографии «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека» (1918) и сторонника фашизма, о чём свидетельствует его красноречивая апологетическая статья «О русском фашизме», и утверждением фашизма в Германии: показательно, что за три года до утверждения власти нацистов в Германии там создаётся «Гегельбунд» в 1930 году — так называемое международное объединение гегельянцев, причём многие положения гегелевских штудий легли в основу идеологии немецкого фашизма. Соответственно, можно смело утверждать, что гегельянство фактически стравило между собой Германию и Россию во Второй мировой войне и подготовило гражданские войны во всём мире.

В итоге гегельянство, став костяком для фашизма и марксоэнгельсизма в двадцатом веке и являясь, по меткому выражению философа М.К. Петрова, «знаковым фетишизмом», экстраполировавшим абстракции естествоведческих наук на социологические, оставалось вне критики благодаря своему официальному статусу, а его оппоненты умалчивались[114].

Собственно, противоречия в марксоэнгельсизме породили большевизм, тяготевший к русской культуре и пытавшийся добиться точности понятий для оформления положений Маркса в подлинный марксизм как ступень для становления социализма как науки, и троцкизм, тяготевший к экспорту мировой революции, соответственно[115]. Поскольку, несмотря на временную победу большевизма в 1929 году с высылкой Троцкого за границу, положения марксоэнгельсизма тоже, как и гегельянства, оставались в официозе и не подвергались какой-либо официальной критике (за исключением той, которая фигурировала в «Экономических проблемах социализма в СССР» Сталина 1952 года[116], да и то никогда не рассматривавшейся до конца существования СССР после его смерти из-за политической кампании по очернению его политики), деградация государственности СССР и дальнейший этап превращения России в криптоколонию Запада под идейными установками, тяготеющими к правому уклону гегельянства и либерализму, достигший своего апогея в 1990-х годах, в этих условиях оставался лишь вопросом времени.

С какой кстати потребовалось нам обратиться к образам Ракитина и Смердякова на предмет их массовости? Дело в том, что ракитины наличествовали до и после крушения династий Романовых, Гогенцоллерном и Габсбургов, а вот к власти они пришли накануне 1917 года, правда, это получилось формально (далее мы поясним, почему). То, чего опасался Достоевский в романах «Бесы» и «Братья Карамазовы», произошло после его смерти несколько десятилетий спустя. Лозунг Ракитина, кстати, не его, а масонской антимонархической буржуазной Французской революции. Известно, что авторство гегельянства масонское, потому что сам Гегель был масоном, а значит и фашизм с марксоэнгельсизмом имеют масонский генезис. И ничего, кроме гражданской войны и склок, гегельянство с масонством не породили конструктивного. Фактически ракитины – это идейные атеисты-безбожники, которые руководствовались или правым гегельянством (фашизмом, где наличествует идеалистический атеизм, он же псевдорелигиозность или скрытое безбожие), или левым гегельянством (псевдосоциализмом-марксоэнгельсизмом, где есть материалистический атеизм, он же материалистическое безбожие), при всём желании в зависимости от обстоятельств переходящие от правого гегельянства в левое и обратно.

Поэтому нужно констатировать: с 1917 года в России благодаря самодурству монархии Романовых и их сановников, которые убили собственную государственность, началась идеологическая диктатура гегельянства – фактического безбожия, ознаменованная перманентной гражданской войной между сторонниками гегельянства – левого лжесоциалистического его ответвления (марксоэнгельсизма) и правого его ответвления, представленного белогвардейцами и интервентами из стран Западной Европы (фашизма), которая по-прежнему, увы, имеет свои продолжение с перерывом и отголоски после 20 века.

Что до смердяковых, то нам нужно разграничить Смердякова как персонажа и «смердяковщину» как общественное явление. Казалось бы, зачем? Мы уже упоминали, что Смердяков был унижаем в доме Карамазовых и что его во грош никто ни ставил там, и потому до того жесток, что Павел сидит себе на лавочке с Марьей Кондратьевной, кадрится и говорит свою крамолу:

«Я всю Россию ненавижу… В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы, умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки».

«Глядя на Смердякова, можно сказать, что это ложь и коварство в сочетании с лакейской забитостью» (А. С. Разумов – «Достоевский и Солженицын. Опыт параллельного чтения»)[117].

Однако и к загранице Смердяков, как мы помним, относится с пренебрежением:

«Если вы желаете знать, то по разврату и тамошние, и наши все похожи. Все шельмы-с, но с тем, что тамошний в лакированных сапогах ходит, а наш подлец в своей нищете смердит и ничего в этом дурного не находит. Русский народ надо пороть-с, как правильно говорил вчера Федор Павлович, хотя и сумасшедший он человек со всеми своими детьми-с».

По итогу мы имеем с рождения презираемую всеми личность, которая за всю жизнь не получила ни капли любви или хотя бы понимания. Что же удивительного в том, что ему остаётся только ненавидеть всех вокруг в ответ на их ненависть? И эта «смердяковщина» появилась не сама собой. Её породил тот самый правящий класс в лице Фёдора Карамазова, который по моральному состоянию ничем не лучше (а может даже и хуже) лакея, но при этом находится в общественном положении несравнимо выше.

Любому живому существу свойственно во-первых – хотеть жить, а во-вторых – избегать страданий. Если же эти два пункта несовместимы, то страдания прекращаются даже путем смерти. Смердяковы конца 19 и начала 20 века в европейских державах разрушали тот порядок вещей, который заставлял их страдать, который говорил им: «Вы не люди, вы банная мокрота». Только в отличие от точно таких же лакеев, но с чинами, им терять было нечего. Но свою смердяковскую проблему они были решить не в состоянии, попав под власть ракитиных, чему свидетельствуют гражданская война и несколько революций.

Для ракитиных, которые управляют исключительно манипулированием, смердяковы – идеальное пушечное мясо для осуществления их политических утопий. Именно от соединения вместе ракитиных как руководящего звена в их идеологии и смердяковых или от заражения идеями ракитиных смердяковых рождается такое общественно опасное явление, как «смердяковщина», реализуемое в политической практике.

Этого соединения, конечно, Достоевский не мог или не успел предвидеть в будущем, но красноречива жизнь лидера немецких фашистов Адольфа Гитлера родом из Австрийской империи Габсбургов, трансформировавшегося из рядового смердякова в деятеля «смердяковщины» – ведь фактически он реализовал своё предательство тем, что покинул Австрию и перебрался в Германию, заразившись ксенофобскими идеями немецкого нацизма, реализовав на практике чудовищные злодеяния со своими сторонниками, успев захватить Австрию, и повторив итог жизни Смердякова – самоубийство.

В устах деятеля австро-немецкой «смердяковщины» цитата Смердякова бы звучала так с учётом упоминания австро-прусской войны 1866 года:

«Я всю Австрийскую империю ненавижу… В шестьдесят шестом году было на Австрию великое нашествие «железного канцлера» Бисмарка германского великого, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые немцы, умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки».

В сущности «смердяковщина» — это сочетание архетипов первоубийцы Каина и предателя Иуды Искариота, реализующие непосредственно криминал. Относительно самого Смердякова из романа Достоевского «Братья Карамазовы» нужно отметить, что эти архетипы прикрепились внешне к Смердякову в результате его самоустранения от конфликта Дмитрия и его отца из-за Грушеньки, который стал ступенькой к реализации преступления Ракитина (о котором он ничего не знал, ибо с ним знаком не был). При этом, конечно, Смердяков не замышлял убийство и не убивал своего отца — это сделал Ракитин. Причина самоустранения Смердякова кроется в том, что тот струсил перед законными братьями Карамазовыми и, запутавшись в этой трусости впоследствии, покончил с собой (верно писатель М.А. Булгаков подметил в своём романе «Мастер и Маргарита», что «трусость, несомненно, один из самых страшных пороков»). Деятели «смердяковщины» свою трусость прикрывают идеями ракитиных (своих идей у них нет), и как только идейность «смердяковщины» рушится, запутанные в ней деятели «смердяковщины» претерпевают катастрофу.

Разумеется, так было с фашизмом, который легализовывал криминал на государственном уровне и потерпел крах во Второй мировой войне. А вот в России с реализацией идей ракитиных оказалось всё очень туго. В Гражданской войне, проходившей в России, правое гегельянство в лице белогвардейцев потерпело поражение, а их часть раскололась на настоящих патриотов и коллаборационистов, когда началась война немецкого фашизма с их родиной. Безальтернативно победили марксоэнгельсисты, и казалось, что после смерти Ленина ракитины в лице троцкистов[118] победят, подомнут под себя руководство страной и легализуют свой криминал в государственности, но большевики-марксисты во главе со Сталиным выросли на идеалах русской культуры, в отличие от них, и потому троцкисты в открытом противостоянии с ними потерпели поражение. Стоит отметить, что проза Достоевского, как ни странно, несмотря на отклики о её неоднозначностях Ленина, Сталина и прочих большевиков, как они её восприняли, вызывала у них уважение и полностью издавалась в СССР неоднократно, даже несмотря на скандальную остановку отдельного издания романа «Бесы» о нигилистах, спровоцированную в тогдашней прессе СССР[119]: уж кто именно, а большевики с прозой Достоевского не сделали того, что делали немецкие фашисты на площадях, устраивая костры из неугодных им книг. Однако при этом наличествовала их главная беда, и она заключалась в том, что смердяковы были и в их рядах с их характеристиками – ложь и коварство в сочетании с лакейской забитостью и формальным подчинением: изъяны гегельянства и её ответвлений, а также отсутствие их полноценной критики им успешно помогали оставаться своими среди в руководстве страны.

Эта проблема обозначилась в Советской России после победы над правым гегельянством в лице фашистской Германии. Смердяковы со властными полномочиями, находившиеся в руководстве СССР, тайно жаждали укрепления взаимоотношений с Западом, которые очень скоро объявил «холодную войну» против социалистического блока стран, и ослабления контроля за собой внутри страны. Каждая страна на каждом континенте мира колебалась между капиталистическим и социалистическим блоками стран. Вопрос только был в том, какой геополитический блок одержит вверх в итоге, и какого рода будет дальнейшая глобализация.

Кадр из м/ф «Скорая помощь» Ламиса Бредиса (1949)

Смердяковы устроили проигрыш СССР за глобализацию, который хоть и добился успехов в науке и технике в середине двадцатого века, но стал медленно сдавать позиции к его концу. Знаковым событием их активности стал в 1949 году запрет к выпуску на экран мультфильма Ламиса Бредиса «Скорая помощь» по сценарию Александра Медведкина. Его краткий синопсис следующий:

«В стране зайцев кризис: зайцы так бедны, что их шкурки приходится зашивать заплатками. Заяц Тодди в брачный сезон приходит к зайчихе в таких обносках, что от отчаяния после её отказа пытается покончить с собой, отдавшись на съедение волкам. Но почитав новость в газете о помощи со стороны мистера Удава, заяц передумывает и убегает. Волки бросаются в погоню, по дороге встречают Удава, который заступается за Зайца, запрещает волкам его есть, велит переодеть в дорогую одежду и отпустить. После поясняет, что это приём в бизнесе и запускает в стране зайцев акцию: все зайцы могут получить вместо своих старых шкурок по семь новых. Тодди неосознанно проводит рекламную кампанию для Удава, завлекает всех остальных зайцев в мошенническую ловушку.

Когда зайцы сдают свои старые шкурки, Удав попросту присваивает их, отбирая даже первую, выданную Тодди, а волкам разрешает есть зайцев. Сбежавшего Тодди и его невесту от волков спасают ежи, закрыв своими иголками. Прозревшие зайцы осознают ситуацию, признают свою ошибку и делают вывод, что необходимо отвечать за свою судьбу лично и не доверять другим, прикидывающимся меценатами, и решают жить собственными силами».

Удивительно, но мультфильм очень точно предостерегал своих адресатов-зрителей родом из СССР-России от того выбора, который был в конечном счёте сделан её руководством после смерти Сталина. Этот же мультфильм предупреждал, что заокеанские «удавы» не ограничатся простым подчинением «зайцев» и сдерут с них их все материальные блага до последней крупицы. Комментируя судьбу мультфильма, который был выпущен в свет после забвения после находки в 2000 году, историк анимации Г.Н. Бородин отмечает:

«Учитывая, что принимавшие фильм чиновники Министерства не подозревали о его «порочности», можно предположить, что инициатива «разгрома» картины исходила не от самого министра, а от лиц из более высоких инстанций, хотя доказать или опровергнуть это довольно трудно»[120].

Как видно, смердяковым, очарованным ракитинами Запада, мультфильм был препятствием на пути осуществления их золотой мечты – полного приобщения к их англосаксонской империи. Анонса последствий их алчности в народе через тот мультфильм они побоялись, поэтому они его запретили: судьба простых граждан их не волновала, о будущем своей страны они не думали, а мультфильм от запрета не спасло даже его формальное по сюжету высмеивание американского «Плана Маршалла» субсидирования европейских стран после Второй мировой войны.

Можно сказать, год запрета острословно-сатирического мультфильма «Скорая помощь» является поворотной точкой истории России и её окраин, после которой смердяковщина стала медленно подминать политику руководства СССР, несмотря на сопротивление этому её части. А когда Сталин анонсировал отказ от понятий марксоэнгельсизма и марксизма в своём труде «Экономические проблемы социализма в СССР», гегельянцы-смердяковы составили заговор и организовали его убийство[121], потому что марксоэнгельсизм для них был идеологической оболочкой их агрессивности (о её феномене и роли в карамазовской истории речь пойдёт далее). Вне зависимости от того, как и чем смерть Сталина была спровоцирована, она открыла дала волю в организации смердяковщины ракитинами Запада и дала старт криминализации России, спровоцированной сверху. Сталин в ней был не первой жертвой, но весьма ключевой.

Смердяковщина, переходившая из левого ответвления гегельянства в правое к началу 1990-х годов, обозначила себя двумя ключевыми событиями, которые внесли лепту в разрушение СССР:

Были амнистированы Указом Президиума Верховного Совета СССР от 17 сентября 1955 года «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.»[122] пособники деятелей немецкого фашизма, правого гегельянства – пособники европейских фашистов, действовавших в национальных республиках СССР (в Прибалтике, Белоруссии, Украине, Молдавии, Грузии, Армении, Азербайджане[123]).
Были легализованы аборты не по медицинским показаниям (т.е. запрета на аборт в ситуации, когда жизнь будущего ребенка не угрожает жизни и здоровью его матери) в СССР с момента начала правления Хрущёва – очевидно, в качестве сделки с руководством стран Запада, руководствовавшихся, как мы знаем, ракитинскими принципами и своим демонизмом[124]. Аборты не по медицинским показаниям в России находятся в силе до сих пор по причине нахождения среди различных ветвей власти лоббистов антисемейных НКО и демография в современной России-РФ и её бывших частях остаётся в критическом положении[125].

В смердяковщине и её насаждении криминала в СССР оказались замешаны её спецслужбы[126]: наличие хрущевских и прозападно-троцкистских кадров[127] в спецслужбах и консультирующих органах власти, не захотевших заниматься самостоятельной выработкой решений экономических проблем СССР, способствовало старту подготовки процесса развала СССР и криминализации его стран.

Фактически, начиная с хрущевской «оттепели», в СССР сверху продвигалась деградация образования[128], полным ходом сеялась в населении и руководстве тяга к наркоядам и критическая масса поклонников «продвинутого» Запада, который продвигался его хозяевами, владевшими финансово-ростовщическим инструментами и ходом технического прогресса, как обозначилось в антиростовщическом эссе Ларри Ханнигана «Хочу весь мир и ещё 5%»[129]. При этом для погашения[130] части технического прогресса[131] СССР, неудобного потому, что он легко бы мог доказать несостоятельность идеологии марксоэнгельсизма в самой России и стал бы катализатором внутренних перемен в стране, достаточно было использовать слабые места постсталинских «элит» страны[132]. Также в те времена в СССР полным ходом в населении и руководстве сеялась и тяга к наркоядам[133]. Фоново накладывалось и то, что в недостатках теории марксоэнгельсизма, которая в СССР была социальной доктриной, тогдашняя «элита» СССР не разбиралась и не хотела разбираться в силу одержимости своим положением и последующего его закрепления в период «перестройки» второй половины 1980-х годов, а о вопросах по марксизму и его понятиям, поставленных ещё в 1950-х годах И.В. Сталиным и в 1880 году С.А. Подолинским в переписке с Карлом Марксом, вспоминать не собиралась. Также «элита» не собиралась разбираться и в изъянах методологического костяка марксоэнгельсовского псевдосоциализма и фашизма — философии Гегеля, которая была раскритикована ещё в 19 веке философом А.С. Хомяковым, а её последовательный критический разбор, нашедший воплощение в статьях философа 20 века М.К. Петрова, последовательно замалчивался. И ничего, кроме наступления капиталистической глобализации стран Запада во главе с США, это не предвещало.

Далее произошёл демонтаж СССР и социалистического блока стран в пять этапов:

3 декабря 1989 года завершился Мальтийский саммит — встреча на высшем уровне между президентом США Джорджем Бушем-старшим и генеральным секретарём ЦК КПСС М.С. Горбачёвым, начатая 2 декабря. Мальтийский саммит 1989 года обозначил отмену множества решений, принятых на Ялтинской конференции 1945 года, и старт демонтажа социалистического блока стран Восточной Европы[134].
17 марта 1991 года был проведён всесоюзный референдум по вопросу о сохранении СССР, являвшийся прикрытием для дальнейших ударов по государственности СССР со стороны Горбачева, Ельцина и их кураторов, а на следующий день 18 марта были объявлены предварительные его результаты (77% проголосовавших «за»)[135].
18 августа 1991 года было подготовлено обращение организованного Горбачевым Государственного комитета по чрезвычайному положению, а 19 августа официально был стартован путч для передачи части власти Ельцину[136].
8 декабря 1991 года были оформлены Беловежские соглашения о создании Содружества Независимых Государств между главами союзных республик России, Белоруссии и Украины, давшие старт разделению СССР на республики[137], а 9 декабря было опубликовано заявление Горбачева с позитивной оценкой данного документа, не имевшее никакой роли в остановке процесса развала СССР[138].
3 и 4 октября 1993 года фактически при поддержке стран Запада в России был осуществлён ещё один государственный переворот — силовой роспуск Съезда народных депутатов и Верховного Совета Российской Федерации, последний удар по государственности СССР со стороны исполнителей развала СССР, Ельцина и его окружения[139].

Демонтаж СССР сопровождался торжеством идейных наследников коллаборационистов в его национальных республиках, и здесь важно отметить, как отозвался после того события неправильный территориальный делёж Российской империи сверху на национальные республики при создании СССР.

Накануне формирования СССР Сталин с самого начала в 1922 году предлагал план автономизации по государственному устройству СССР, где Россия была бы центром, которому должны подчиняться национальные республики с сохранением некоторой автономии только в вопросах внутренней политики. В своём письме от 22 сентября 1922 года по итогам возглавляемой им комиссии для подготовки проекта единого союзного договора В. И. Ленину он писал:

«Мы переживаем такую полосу развития, … когда молодое поколение коммунистов на окраинах игру в независимость отказывается понимать как игру, упорно принимая слова о независимости за чистую монету и также упорно требуя от нас проведения в жизнь буквы конституций независимых республик… Если мы теперь же не постараемся приспособить форму взаимоотношений между центром и окраинами к фактическому взаимоотношению, в силу которых окраины во всём безусловно должны подчинятся центру, то… через год будет несравненно труднее отстоять единство советских республик».

Однако В.И. Ленин, будучи в больном состоянии, отказался от сталинского плана государственного устройства СССР, и, очевидно под влиянием троцкистов, принял федеративный план по государственному устройству, констатируя: «Мы признаем себя равноправными с Украинской ССР и др. и вместе, и наравне с ними входим в новый союз, новую федерацию…» (Полн. собр. соч., 5 изд., т. 45, с. 211).

Именно этот ленинский план и был слабым звеном в СССР, из-за которого многие административно-территориальные границы его республик были выстроены неестественно по конгломератному принципу. Так, например, территория Украины из-за этого представляла собой конгломерат из Малороссии, простирающейся от Карпат до Днепра, и Новороссии, состоявшей из Донбасса и Причерноморья, в годы Гражданской войны в СССР оформившиеся в Донецко-Криворожскую и Одесскую советские республики соответственно, но уничтоженные троцкистами через Ленина:

«К сожалению, все, что мы знаем о том, как проходила дискуссия на Совете обороны РСФСР, возглавляемым Лениным, это одна строчка постановления: «Просить т. Сталина через Бюро ЦК провести уничтожение Кривдонбасса». Это решение было принято 17 февраля 1919 г.

В итоге Сталин оперативно отменил намеченную на 20 февраля областную партконференцию большевиков Донецко-Криворожского бассейна, которую спешно готовил Артем и на которой, судя по всему, планировалось объявить о продолжении деятельности ДКР.

Данное решение Москвы не мотивировалось, хотя мотивы неоднократно озвучивались на разных уровнях и до, и после означенного решения. Сами украинские большевики неоднократно подчеркивали, что они никто в мелкобуржуазном Киеве или Малороссии без мощного пролетарского Донбасса.

То есть, присоединением Донецкой республики к УССР большевистская Москва решила разбавить крестьянскую Украину «сознательным пролетарским элементом». Потому и столицу УССР решили оставить в Харькове. При этом попытки выделить индустриальный Донецко-Криворожский регион в отдельную единицу еще предпринимались Артемом и его бывшими наркомами ДКР (в частности, Межлауком).

Об этом, например, свидетельствует решение Оргбюро ЦК РКП(б) от 7 мая 1919 г., принятое на основании доноса луганчанина Лутовинова. В этом решении требуется подавить «сепаратистские тенденции» и стремление «образовать Донецко-Криворожскую республику». А затем кляузу на экс-руководителей ДКР накатал лично Троцкий, который 1 июня 1919 г. сообщил о планах Артема, Ворошилова и Межлаука создать «Донецкую военную республику».

И вновь реакция Ленина была очень жесткой. По итогам этой троцкистской кляузы в тот же день ВЦИК принял решение о военном союзе национальных республик, которое и легло затем в основу создания СССР по национальному признаку. Против чего активно и безуспешно боролись лидеры Донецкой республики» (В.В. Корнилов – «Россия так и не признала Донецко-Криворожскую республику частью Украины»)[140].

Однако такое положение дел, как на Украине, касается не только её самой, но и других постсоветских стран: Молдавии, у которой есть конфликт с некогда входившим в её состав в годы СССР Приднестровьем и в составе которой находится Гагаузия с её тюркоязычным населением; Армении и Азербайджана вокруг Нагорного Карабаха (Арцаха); Грузии, успевшей после СССР от себя отторгнуть Южную Осетию и Абхазию[141]; Прибалтики и так далее. Не является исключением даже Казахстан с учётом того, как он был сформирован в СССР до 1936 года:

«Казахстан – до 1936 года был Казакстан, т.е. казацкий стан. В феврале 1936 году Постановлением ЦИК и СНК Казакской ССР «О русском произношении и письменном обозначении слова ”казак”» сказано, что последняя буква ”к” заменяется буквой ”х”. В соответствии с этим писать надо было не ”казак” и не ”Казакстан”, а ”казах” и ”Казахстан”. И что в состав теперешнего Казахстана вошли земли сибирских, оренбургских и уральских казаков.

До 1936 года в мире не существовало не только государства ”Казахстан”, но и не было казахов как нации вообще. Было общее понятие – киргизы. Так назывались орды кочевников от Каспия до Алтая. Среди этих орд был один род под названием ”казах”, кочевавший между озерами Зайсан и Алаколь у самих границ Китая. И вот вдруг этот никому не известный род превращается в национальную республику с территорией в десятки раз превосходящую территорию ”титульной” киргизской нации и второй после России. На границах Дикого Поля (географическое название, укоренившееся за казачьей степью в XVI веке) с запада стояло Уральское казачье войско, с севера – Оренбургское и Сибирское, с востока Семиреченское войско. Казачьи войска зорко стерегли свои земли от непрошеных гостей. В степь на недели уходили дозорами казачьи сотни и стоило только появиться в русских пределах бродягам со своими стадами, как их нагайками гнали вплоть до Арала и Балхаша. <…>

Декретом ВЦИК и СНК от 26 августа 1920 года Уральская казачья область переименована в губернию и включена в состав автономной Киргизской республики; 5 апреля 1925 года декретом ВЦИК и СНК Кирреспублика переименована в Казакскую Советскую Социалистическую Республику. Отныне киргизы будут именоваться «казак-киргизами». В 1925 году правителем республики Казакстан становится Шая Голощёкин – один из главных убийц царской семьи в Екатеринбурге. За 7 лет правления Шаи треть казак-киргизского народа вымерла от голода в первые годы коллективизации в Казакстане. В феврале 1936 года издано постановление ЦИК и СНК Каз. ССР «О русском произношении и письменном обозначении слова «казак»». В постановлении сказано, что последняя буква «к» заменяется буквой «х». В соответствии с этим писать теперь надо не «казак» и «Казакстан», а «казах» и «Казахстан».

Северо-Казахстанская область образована в составе Казахской ССР 29 июля 1936 года. Ранее это был Петропавловский уезд Омской губернии РСФСР (существовала в 1919—1925 гг.), который передали 26 августа 1920 года декретом ВЦИК и СНК РСФСР в состав образованной Акмолинской губернии Автономной Киргизской республики 1920—1925, впоследствии Казакской АССР с 1925—1936»[142].

Надо полагать, что сторонники пролоббированного троцкистами плана автономизации СССР и размежевания границ союзных республик создали проблемы, которые обернулись потом впоследствии после распада СССР военными и политическими конфликтами и назреванием споров вокруг территориальных границ:

«“Русская весна” поставила перед бывшими советскими республиками проблему, которую можно охарактеризовать как “покушение на их суверенитет”, поскольку многие из них после развала СССР получили в свое владение области, которые ранее были российскими. Так же как Украина получила от большевиков Новороссию, так к Казахстану отошла в 1936 году Восточно-Казахстанская область. В таких городах, как Павлодар, Петропавловск или Усть-Каменогорск до сих пор большинство проживающих — русские. Поэтому в Казахстане болезненно восприняли высказывание председателя Верховного совета Хакасии Владимира Штыгашева.

“Всего мы пять областей передали Казахстану, и после этого Казахская АССР из автономии была переименована в ССР. Эти территории передавались как разменная монета. В рамках СНГ демаркация границ стран не форсировалась. Почему? Вдруг у народов возникнет желание восстановить страну”, — заявил Владимир Штыгашев.

“Российский МИД уже высказал свое отношение к этим словам, заявив, что делать такие высказывания не в компетенции Штыгашева”, — сказал Досым Сатпаев. Однако политолог добавил, что это уже третье за последние полгода высказывание российских политиков с территориальными претензиями к Казахстану. Поэтому эта проблема есть и оценивается в Казахстане, как “отражающая часть общественного мнения в России” и “тревожные знаки”. Сейчас все нормально, но что будет после смены власти? Как поведет себя Москва тогда, если к власти придут менее лояльные к России политики?»[143].

Особенно остро это выглядит на фоне попыток[144] культурно-политического отмежевания постсоветских стран от России вроде латинизации[145], лоббировавшийся троцкистами в 1920-е годы и которую пытаются взять на вооружение постсоветские «элиты»[146], и заигрывания лидеров постсоветских республик с радикалами-националистами под разными знаменами (в том числе и с псевдоисламскими движениями в случае со среднеазиатскими странами), требующими разорвать любые связи с Россией вплоть до её шантажа.

Таким образом, ракитины Запада криминализовали СССР своими пособниками-смердяковыми амнистией военных преступников, пособников гитлеровцев, и, воспользовавшись конфедеративностью территориально-административного устройства СССР, демонтировали СССР. Фактически в странах бывшего СССР в новоудельном периоде России при контроле ракитиных Запада сложился своеобразный «союз меча и орала» – левых и правых гегельянцев, а некоторые из них и вовсе перекрасились из левого течения в правое[147]. Правда, в Белоруссии это не прошло в связи с началом правления Лукашенко с 1994 года: корни такого течения событий там были заложены ещё в 19 веке царским губернатором Мураьевым-Виленским. Ход и фальсификации российской президентской предвыборной кампании 1996 года, внезапный выигрыш выборов коммунистов во главе с Зюгановым и его сдача позиций назад были, пожалуй, яркой демонстрацией[148] того посмешища, в которое была превращена Россия под руководством Запада[149].

Неудивительно, что секретарь правления Союза писателей России, постоянный автор «Литературной России», «Руси Державной», и газеты «Завтра» Эдуард Володин в 1996 году писал, что смердяковщина постсоветской России — не просто симптом национального заболевания, а реализуемая политическая доктрина[150]. О её механизмах реализации и о том, что эта доктрина чужеродного происхождения, ранее было отмечено.

Разумеется, ракитины Запада и дальше продолжали бы морок вокруг России, если бы они не допустили просчёт: они были опьянены своими успехами настолько, что решили не добивать Россию и её окраины в 1990-е годы (о чём они сейчас сожалеют в связи со стартом нового витка противостояния с 2022 года), а расширить блок НАТО и Евросоюз странами, входившими в социалистический блок, и сделать свою военную интервенцию через блок НАТО в ход распада Югославии. Более того, на Россию из США посыпались угрозы за попытку навести порядок в ставшую к тому времени оплотом криминала и боевиков Чечню. Отрезвление части руководства России не замедлило поспеть. Яркой демонстрацией этого стали слова президента России Б.Н. Ельцина 9 декабря 1999 года, когда он, выйдя из больницы после тяжёлой пневмонии, совершил госвизит в Китай, подписал договор о разграничении границ и ответил США и Клинтону на угрозу, что Россия “дорого заплатит”:

“Клинтон позволил себе надавить на Россию. Он, видимо, на секунду, на минуту, на полминуты забыл, что такое Россия, что Россия владеет полным арсеналом ядерного оружия. Он об этом забыл, поэтому решил “поиграть мускулами”, как говорят.

Так я хочу сказать через вас [Associated Press] Клинтону, пусть он не забывается в каком мире он живёт. Не было и не будет, чтобы он один диктовал всему миру как жить, как трудиться, как работать, как отдыхать и так далее. Нет и ещё раз нет. Многополюсный мир — вот основа всему. То есть так, как мы договорились с Цзян Цзэминем, председателем Китайской Народной Республики. Мы будем диктовать миру как жить, а не он один“[151].

Через 22 дня Ельцин уйдёт с поста Президента России, позднее сменится несколько президентов США, но изменений в сторону снижения конфронтации не последовало. В этом раскладе народы России (да и народы Запада) вообще были не нужны. Как не нужны ракитиным и смердяковщине были промышленность, культура, образование и медицина. Русский народ в 1990-е годы с лихвой хлебнул и нищеты, и безработицы, и бандитизма, и нарастания смертности из-за хрущевской легализации абортного конвейера, сумев каким-то образом сохранить культуру, образование и медицину, качество которых стало резко снижаться в 21 веке. На Западе этот процесс оказался более быстрым, ибо их ракитиным свои народы тоже не нужны оказались, нужнее оказалась власть над США, Латинской Америкой, Европой и Россией (американский журналист Хедрик Смит, в 1976 году писавший с ехидством об СССР книгу «The Russians» («Русские»), в 2012 году издал книгу об этом «Кто украл американскую мечту?», поумнее оказался своих соотечественников, просто слишком поздно понял логику событий).

В итоги у глобальной империи по-англосаксонски стало наличествовать четверо скреп: доллар, интернет, международные органы управления и английский язык. Правда, качество управления со стороны ракитиных из глобального олигархата смердяковщиной и смердяковыми опускалось всё ниже и ниже:

««Процесс глобализации начался в 90-х, когда американские транснациональные корпорации перенесли своё производство за пределы США, в бывшие страны соцлагеря, Китай, Вьетнам и так далее. Поскольку рабочая сила там была дешёвая, сырьё тоже дешёвое, а экологические требования минимальные, американским корпорациям было гораздо выгоднее построить завод в Китае, а затем импортировать его продукцию в США и другие страны. Это приносило огромные прибыли. Но капиталы, по сути, выводились за пределы страны. А ведь они могли дать дополнительные рабочие места, дополнительные налоги США. Но этого не происходило. И американская промышленность стала постепенно хиреть», — подчеркнул экономист.

Таким образом, по словам Холодкова, Америка превратилась в «мировой банк, который печатал деньги и оказывал различного рода услуги, в первую очередь финансовые, которые сейчас составляют практически 80% ВВП, тогда как промышленность — всего 19%».

Страна осталась финансово обескровленной, трудоспособное население оказалось без работы, забота о них легла на плечи тех, кто всё же сумел найти свою нишу. Молодые специалисты оказались на периферии рынка труда, уровень из социальной обеспеченности в процентном соотношении всё это время снижался по всем параметрам.

«Много людей осталось без рабочих мест, в том числе среди молодёжи. Пострадали многие социальные слои населения. Многие американцы вынуждены работать на двух-трёх, чтобы поддерживать привычный комфортный уровень жизни», — заключил эксперт, напомнив, что во многом Трамп смог одержать победу на выборах, пообещав решить эту проблему» (Валерия Маслова – «Госдолг, мигранты и СССР: почему благосостояние молодёжи США за 20 лет снизилось на 20%»)[152].

Даже после конца 1990-х годов практика «цветных революций» США, какая обозначилась в Чили в 1977 году, не закончилась на этом и продолжилась в 21 веке в ряде других стран[153], в том числе в Грузии в 2003 году, в Армении в 2018 году, в мусульманских странах Ближнего Востока в 2008 году и… в 2014 году в Украине. Правда, хрущёвская амнистия военных преступников получила здесь сопротивление: грузинский фашизм против Южной Осетии и Абхазии был остановлен в 2008 году в ходе защиты Россией своих миротворцев и местного населения и постепенно был свергнут самими грузинами, избавляющимися постепенно от влияния стран Запада. Армения, взявшая курс на реабилитацию коллаборациониста и пособника гитлеровцев Гарегина Нжде, после цветной проанглосаксонской революции 2018 года, переживает не лучшие времена в виде сдачи[154] Нагорного Карабаха и пограничных сёл[155] Азербайджану и готовности населения к социальному взрыву.

Были, конечно, в ходе американской военной интервенции накануне «цветных революций» Ближнего Востока и непоследовательные просчёты российской дипломатии, в ходе которых выяснилось, что Сирии и её президенту Башару Асаду повезло, а Ливийской Джамахирии Каддафи – нет[156]. Это весьма удивляет, если забыть, что поддержка Россией стран, некогда дружественных СССР, была инерционной, и систематическая поддержка наследия социалистического блока и его социо-культурные достижений не входила в планы её руководства (за исключением Белоруссии через объединение Союзного государства, в которой достижения социализма поддерживаются инерционно с 1994 года правлением Лукашенко), как не входило в его планы спасать Украину целиком в 2014 году, а всего лишь забрать через референдум Крым, незаконно присоединенный к Украине Хрущёвым.

А.С. Терещенко, военный писатель, кадровый офицер органов государственной безопасности и полковник, в своей монографии «Украйна. А была ли Украина?» по поводу декоммунизации Украины писал:

«Что же получается, Советская власть стала на защиту украинской литературы и украинского языка, а сегодняшние радикалы бандеровского национализма решили вырвать с корнем всё то, что нас объединяло, порушив память и памятники.

Но Российская империя, Советский Союз и Российская Федерация разнесены по времени, однако не надо забывать, что они вылетели из одного гнезда под названием Киевская Русь, о генезисе которой уже писалось выше»»[157].

Пока необандеровские боевики, получившие властные полномочия в 2014 году с подачи олигархии, сбросившей Януковича и запретившие коммунистическую партию, расправлялись с неугодными, сбрасывали памятники Ленину и русским деятелям культуры и политики, постсоветское руководство Россией не собиралось ссориться с ракитинами-олигархами Запада, которые не унимали свои планы по криминализации своей империи, и Минские соглашения по Донбассу оттягивали неизбежное столкновение одурманенной майданом и украинским фашизмом толпы, никем не наказываемой ни со стороны России, ни со стороны США, ни на Украине, с сопротивлением, оформленным на Донбассе Луганской и Донецкой народными республиками. В итоге с 2022 года, когда с момента попыток создания ещё одного «майдана» в Казахстане под англосаксонским кураторством начала того года (фактически необасмачества) и его скорейшего подавления войсками блока ОДКБ нескольких стран бывшего СССР во главе с Россией стало ясно, что США и их союзники по НАТО в легализации криминала по всему миру и вблизи России не остановятся, наступило обострение конфликта внутри глобальной империи – между Россией и Западом на Украине. Здесь знаково признание российского президента, о том, что «мы считали, что мы свои, “буржуинские”, мы хотим быть в этой семье так называемых цивилизованных народов»[158]. Разумеется, возникнет вопрос, о чём шла речь, но Альберт Кузицын расставил точки над «и» в своей статье «Почему “буржуины” отказались от своих “плохишей”?»:

««Буржуины» — это враги “мальчишей” из “Сказки о Мальчише-Кибальчише” Аркадия Гайдара, известной всем советским детям. Не раз мы читали, неоднократно смотрели полнометражный фильм “Сказка о Мальчише-Кибальчише” (1964) режиссёра Евгения Шерстобитова.

В тексте Гайдара главный герой, Мальчиш-Кибальчиш – это настоящий патриот. Он готов биться за Родину и погибнуть за неё. Если перевести на историческую эпоху – это СССР сталинского типа, где-то до 1956-57-го. Когда наши предки самоотверженно сражались и побеждали.

Ещё описан в пророческой сказке Мальчиш-Плохиш. Он предал Мальчишей, соблазнился за банку варенья и корзину печенья. Сейчас таких наши, не знающие русского, креативщики назвали – иноагент. Хотя предатель он и в Африке. Буржуины воспользовались предательством Плохиша, схватили Кибальчиша, пытали его, чтобы тот выдал главную Военную Тайну. Но Кибальчиш не сдался. Вот такой вроде бы навсегда забытый сюжет, который вдруг стал актуальным.

Плохиш — это СССР Хрущёва и после. Болеющий, угасающий и умирающий. Каждый новый правитель был хуже предыдущего. Вместо грандиозных целей по освобождению человека труда стали ставить цели всё меньше – сначала “догнать и перегнать Америку по производству молока и мяса”, потом чтобы “экономика была экономной”. А потом дом свой сломали под видом “ремонта”. Так и добили “плохиши” СССР “кибальчишей”. Говорили хорошие слова, а реальные дела шли всё хуже. Советский проект победивших дедов внуки и правнуки благополучно похерили.

В сказке Мальчиша-Кибальчиша казнили. Плохиш получил всяческие регалии от буржуинов. Но потом пришла Красная Армия и вынесла их “с первой подачи”. И завершают сказку вещие слова Гайдара: «идут пионеры – салют Мальчишу». То есть Добро побеждает.

В жизни произошло с точностью до наоборот. Ломая СССР, вместе с грязной водой из купели выплеснули и ребёнка, всё то лучшее, что было достигнуто. “Плохиши” и “буржуины” окончательно победили “мальчишей”. Подчинили Россию Западу. Флаг красный сняли. И тут бы им строить свой буржуинский рай. Или хотя бы предбанник. Но реальность оказалось иной. Промышленность собственную распродали. Ресурсы сплавляли. Превратили страну в помпу, выкачивающую всё ценное из страны. Сдали позиции в надежде вписаться в глобализацию. Душой и умом элиты уже там, посчитали себя принятыми на Западе. Они детей английскому учат раньше, чем русскому! Но к чему это привело?

«Или нам, мальчишам, сидеть дожидаться, чтобы буржуины пришли и забрали нас в своё проклятое буржуинство?» (А. Гайдар “Сказка о Мальчише-Кибальчише”).

То есть наше руководство как раз было согласно войти в “проклятое буржуинство”, столь ненавистное Кибальчишу Аркадия Гайдара. Теперь многие задаются следующим вопросом: что-то пошло не так” и своими они Западу не стали?

Спрашивается, а что собственно произошло? В чём суть? Ведь элита России абсолютно прозападная. Плохиш на Плохише и Плохишом погоняет. И вдруг такой конфликт с “буржуинами”? ОФициальная версия пока представляется в таком виде: глобальный Запад опасается за своё доминирование в мире. Отсюда конфликт с Россией, назревающий с Китаем и любой страной, которая “поднимает голову”. Эта версия не объясняет резкого перехода от сотрудничества к конфронтации. Ведь мы и так “входили в Запад” семимильными шагами. Хочу предложить свою версию произошедшего.

Плохиши своё отработали, уничтожили страну “кибальчишей” и больше не нужны. “Конец истории”, как написал Фрэнсис Фукуяма.

А теперь представьте удивление либеральных “плохишей”, которые вроде бы отпраздновали победу выстрелами танков по Верховному Совету РСФСР в 1993-м, съели “бочку варенья и корзину печенья”, уже считали себя «своими, буржуинскими», а им показали их место. В загоне. В рабских ошейниках. И это не устроило “новых русских”, то есть “плохишей”, уже считавших себя пусть маленькими, но хозяйчиками. В 2007-м году прозвучала знаменитая мюнхенская речь Путина, когда национальная буржуазия, состоящая из “плохишей”, потребовала от “буржуинов” минимального – жизни и хотя бы собственной свободы. И “буржуины” просто посмеялись над своими “плохишами”. Всякие заморозки, санкции и травля, просто следствия ещё того конфликта. Но почему “буржуины” так поступили с теми, кто держит деньги в западных банках, учит своих детей на Западе, там же строит себе дома и дачи и фактически полностью “их”?

Объяснение может быть исключительно в явлениях, непосредственно затрагивающих совсем иные материи, так называемые “тонкие миры”. Чтобы понимать, о чём идёт речь, стоит перечитать “Розу Мира” Даниила Андреева. Я не со всеми тезисами автора согласен, но сам подход в описании метаистории весьма жизнеспособный, просто там надо с каждым словом детально разбираться. Краткий вывод после прочтения: есть метафизический смысл во всём, происходящем в истории человечества. Так, Запад чётко взял курс на демонические энергии, то есть на Тьму, Ад, Сатану.

Фактически, говоря англосаксы следуют курсом на построение демоночеловечества в нашей физической реальности.

Что мы наблюдаем в 21-м веке? C какого-то момента отдельные французы или немцы, итальянцы или испанцы “кончились”, превратились в общий англосаксонский Запад. ЕС — это одна из структур подчинения. НАТО – другая. ФРС – третья. И всем заправляют Штаты. Ими рулят несколько банкирских кланов, которые лишь меняют своих марионеток на руководящих постах. А там полностью подчинились желанию богатства, то есть тому самому “золотому тельцу”, описанному ещё в Ветхом Завете. Так что “буржуинский мир” един и полностью под властью Тьмы.

А Россия, сколько бы её не предавали и не резали, всё ещё в потусторонних отражениях имеет кусочек Небес. Может быть, совсем крошечный островок! Но он ещё жив. Пока Святую Русь вместе с её носителями на физическом плане не зачистили, как сказано в сказке у Аркадия Гайдара, “и не будет вам, буржуинам поганым, покоя!”

Буржуины всё прекрасно поняли. И теперь их главная идеология – русофобия. Как нацисты устроили геноцид евреев в годы Второй Мировой войны, так современный Запад готов устроить геноцид против русских и всего, что связано с русскими: языка, музыки, литературы… Отражением этого желания явился проект Анти-Россия, в который сейчас и закачивают колоссальные средства.

Опять же доморощенные горе-экономисты не понимают, как так, когда же на Западе будут считать собственные расходы! Ошибка наших псевдо-стратегов в том, что они не понимают, что, желая стереть Россию и русских, Запад думает не о конкуренции, а о собственном выживании. Это экзистенциальное противостояние имеет форму воплощённой на физическом плане битвы сил Света и Тьмы, и в таких сшибках никаких расходов не жалеют!

А ведь в Кремле всё ещё до конца не верят, что идёт не локальный конфликт, который вот-вот “к празднику” закруглят, а полноценная война Тьмы на уничтожение богоносного народа, носителя Света, Небесной России.

Эта ошибка влияет на действия, которые, если не знать подоплёки, кажутся порой абсолютно нелогичными. Однако и проблема выросла немалая. Надо дать отпор, а кто это будет делать? Вытравив из мозгов и сердец, из школьных учебников любой патриотизм “мальчишей”, либеральные “плохиши” ничего не предложили народу взамен. Это же не потребителей готовить, а реальных патриотов, которые будут сражаться за Отечество.

Все постсоветские годы внушали детям, что надо быть либералом, то есть лакеем Запада. Учить языки, готовиться на менеджера, встраиваться в глобализацию. В каждом учебнике на видном месте надпись: «вовремя предать, значит предвидеть!» И вот, спустя тридцать лет после своей победы “плохиши” вырастили смену, поколение “плохишиков”, которые их, “плохишей” предали так же, как те ранее сдали “кибальчишей”.

Это стало ясно, когда объявили частичную мобилизацию осенью 2022 года, “Плохишики” сбежали от “плохишей”! Та самая молодёжь, буржуинская до мозга костей, клейма ставить негде. Айтишная и привилегированная. Плюющая на “совок”. С гаджетами и аккаунтами. Потребители с родословной! В которой почти нет “кибальчишей”. Они вернули “плохишам” то, что и должны были. Кто предал – тоже предан.

Что же теперь делать? Есть ощущение, что мыслительный процесс всё-таки где-то иногда запускается. Ведь решение есть. Но, как всегда, вариантов только два. Либо воскрешать Кибальчиша. Советский Союз, умеющий воевать с Западом. Либо…

Спасибо за внимание. Сказку напомнил»[159].

Но также показательно признание украинского художника И.С. Марчука по итогам визита в его собственную родную страну из США в 2018 году:

«Я не умею врать, правда больше всего, а у нас абсолютно правды нет, законов нет, порядка нет. А если нет законов и порядка, то и государства нет. Сегодня Украина – самая плохая страна в Европе для жизни. Я очень раскаиваюсь уже несколько лет, что приехал из Америки. Я жил нормально, я не знал, что такое отрицательные эмоции. Просто тяжело одному жить в чужой стране, будь у меня женщина, меня бы здесь не было. Я все говорю, что я думаю и то, что есть, потому что я люблю правду и справедливость. Но страна у нас антимузейная и антикультурная. Об этом не думают. Сколько было министров культуры, они ничего не сделали для моей популяризации, мне мастерские не дали. Сегодня в 80 лет у меня нет нормальной мастерской.

Идет к худшему и худшему. Мы даже не представляем, в каком болоте сидим… Меня удручает то, что власть делает с нашим народом. Из лучшей страны в Европе сделали свалку. Здесь царят: зло, глупость, черная зависть, вымогательство… Люди очень расхристаны, не любят друг друга. Нет того, что объединяет. Как украинцы хотят иметь государство, если они съедают друг друга? Добрые люди не пропустят меня, чтобы не поздороваться, хорошего слова не сказать, но вообще в стране царят злоба и зависть. Я жил в мире, где не знал, что это такое. Там нет такого. Там все радуются твоему успеху, более того, чужой успех становится толчком к собственному развитию»[160].

И опасения Марчука о состоянии его страны оправдались: в 2024 году постмайданные власти Украины, превратившие свою страну в военный полигон НАТО, воюющий против России, известили Совет Европы о частичном отступлении от соблюдения Европейской конвенции по правам и свободам человека. Журналист Виктория Никифорова в своей статье «Украину придется спасать от нее самой»:

«Дикая незамутненная архаизация шла здесь все постсоветское время — закрывались и рушились сложные производства, уничтожалась наука, покидали страну интеллектуалы, стиралась история, а вместо нее сочинялись какие-то нелепые сказки. Логичным финалом стало лишение украинцев всех прав. Зачем им, действительно?»[161].

Вот только вышеописанный разрушительный процесс необходимо назвать не архаизацией, а криминализацией общества – фактической легализацией криминала в нём.

Агрессивность как отправная точка преступления в романе Достоевского «Братья Карамазовы» и черта «смердяковщины»

Наш читатель окажется в недоумении относительно всего выше приведённого. Он задастся вопросом: с какой кстати понадобилось рассматривать через призму романа о Карамазовых Достоевского историю России от древности до наших дней?

Пожалуй, следует обратить внимание на то, как оказалась совершённым убийство Ракитиным Фёдора Карамазова. Мы не ошибёмся, когда укажем, что предпосылкой к этому была абсолютная распространённость агрессивности в общественных нравах и межсословных отношениях России, а в межличностных отношениях в романе – между дворянами Карамазовыми и разночинцем-семинаристом Ракитиным. Здесь стоит отметить, что составляющие карамазовщины (распутство-сладострастие, стяжательство и пересмешничество), бытовавшие у Карамазовых, как раз были проявлениями и выражениями агрессивности как братьев, так и их отца, но агрессивен и Ракитин, у которого его агрессивность выражается в его личной убеждённости исповедуемых им ложных идей и желанием через эти идеи манипулировать людьми, как он откровенничал о том Дмитрию накануне суда по убийству старшего Карамазова. Поводом же к конфликту Карамазовых и Ракитина стало оскорбление Ракитина двумя братьями Карамазовыми: Иван Карамазов сказал про Ракитина, что он бездарный либеральный мешок, а Алёша добавил, что Ракитин бесчестен. Никем не сдерживаемая агрессивность Ракитина, распаляемая материалистическим безбожием, при его амбициях оказалась фактором, подтолкнувшим его на преступление.

И это при том, что страна формально была религиозной и действовала в те времена православная церковь. Насчёт агрессивности психолог и сексолог М.М. Бейлькин в монографии «Об интимном вслух» излагает проблематику так:

«Самая действенная профилактика агрессивности – любовь. Чем больше ее в родительской семье видит подросток – любви к нему, друг к другу, к окружающим людям, чем выше потенциал альтруизма, тем надежнее защищен он от ухода в агрессивность, тем больше и сам он способен к любви. <…>

Способность к вытеснению агрессивности – качество, приобретенное человечеством в ходе эволюционного развития. Агрессивность, которая так зависит от уровня гормонов у самцов животных, у большинства подростков и юношей в реальной жизни заменяется потребностью в соревновании мирными способами. Особая страстность в занятиях спортом (шахматами, рыбалкой, хоккеем и т. д.), радиолюбительством и т. п. – все это и есть рудименты вытесненной примитивной агрессивности»[162].

К особым страстностям в занятиях, которые перечислены Бейлькиным, следует перечислить также идеологию, искусство и религию. Загвоздка, однако, здесь в том, что в этих трёх сферах деятельности с течением времени периодически агрессивность оказывалась легализованной, что видно на примере противоречивости библейских канонов[163]. Жизнь по прихоти и гордыне проистекает как раз из агрессивности – идеальной среды для деятельности криминала, угодного только одним лишь нечистым, инфернальным силам. Здесь стоит вспомнить слова дьявола из поэмы азербайджанского поэта Гусейна Джавида «Дьявол», которые её завершают:

«И без меня ведь есть поводыри,

Они могучи, что ни говори.

Кровь извергающие короли,

И шахи, и всесветные врали,

И падкие на женщин и на власть

Политиканы, что умеют красть,

Служители религий, главы сект,

Что за прожектом сочинят прожект,

Чтоб всех разъять и всех разъединить,

Да, да, они вас могут погубить,

Они-то могут уничтожить вас,

А я… Вас покидаю сей же час…

Явившись к вам из тьмы небытия,

В небытие и отправляюсь я.

Что Дьявол? Он

Предательством рождён,

Коварством вознесён…

Что – человек, всех предающий испокон?

Что? – дьявол – он…».

То, что в стенах христианского монастыря после Зосимы не нашлось никого, кто бы мог предотвратить агрессивность Карамазовых и Ракитина (а ведь именно их взаимоотношения всё смешали в доме Карамазовых), оказалось показательно. Достоевский вскрыл слабости конфессии, к которой сам принадлежал, её немощь в сдерживании агрессивности своих прихожан, и хотел это предупредить. Библейская культура, к глубокому сожалению, не смогла урезонить гордыню и прихоти – в силу своего противоречивого содержания и воспевания её воплощения в жизнь отдельными книгами. Мог ли видеть это в текстах канонов своей конфессии Достоевский, дискуссионный вопрос, но с последствиями слабости своей конфессии и её служителей он в жизни сталкивался неоднократно – и это стало толчком для его писательской трагедийной специализации.

Если ещё учесть, что Зосима, чьё выпадение из жизни после его смерти стало толчком в разожжении агрессивности Карамазовых и Ракитина – это персонаж, выражающий мысли самого Достоевского как наставника на путь истинный, к словам которого не прислушались, то в романе о Карамазовых сюжетно изложились опасения Достоевского о том, что после его смерти не найдётся никого равного ему, кто бы смог агрессивность в России печатным словом купировать. И, к сожалению, эти опасения подтвердились – Достоевский умер, не успев завершить свой последний роман.

Обер-прокурор Святейшего синода, бюрократ Российской империи, занимавшийся церковными делами, К.П. Победоносцев, лично знавший писателя, своими словами, написанными будущему царю Александру III, подтвердил бессилие и неспособность государственности Российской империи обуздать агрессивность:

«Вы знали и ценили покойного Достоевского по его сочинениям, которые останутся навсегда памятником великого русского таланта. Смерть его большая потеря и для России. В среде литераторов он — едва ли не один был горячим проповедником основных начал веры, народности, любви к отечеству. Несчастное наше юношество, блуждающее как овцы без пастыря (возможная прямая констатация факта отсутствия пастырей в церковной среде от её знатока из рядов государственных деятелей – наше примечание), к нему питало доверие, и действие его было весьма велико и благодетельно. Многие несчастные молодые люди обращались к нему как к духовнику, словесно и письменно. Теперь некому заменить его».

Эти слова Победоносцева оказались для Российской империи, при которой Достоевский жил, пророческими. Разложение Российской империи из-за неразрешимой агрессивности остановлено не было, и прежний социальный конфликт между дворянством и заражёнными безбожием Запада ракитиными сменился временным тандемом ракитиных и смердяковых, наследников карамазовых, оформившихся как «смердяковщина», и последующим его крахом. Оглядываясь на сказку Аркадия Гайдара о мальчишах, можно убедиться, что «буржуины» и «плохиши» Гайдара — это аналог ракитиных, волевых безбожников, и смердяковых Достоевского.

Достоевский выступал против всеобщей агрессивности и потенциальной «смердяковщины», тандема ракитиных и смердяковых, который в его романе не сложился, но сложился после смерти писателя. Вице-президент Российской криминологической ассоциации и известный российский профессор криминологии М.П. Клеймёнов в своей статье 2021 года «Достоевский как великий криминолог» отмечает:

«С криминологической точки зрения смердяковщина не исчерпывается патологической русофобией, характерным тестом которой становится ненависть к Ф. М. Достоевскому и его творчеству»[164].

Он же приводит далее общеизвестные слова архитектора криминала 1990-х годов и одного их прозападных деятелей постсоветской России, усилиями которых смердяковщина распространялась по всем странам бывшего СССР, порождая боестолкновения и гражданские противостояния – Анатолия Чубайса (правда, почему-то без указания авторства его слов) как выражение его агрессивности и ненависти к русской культуре:

«Вы знаете, я перечитывал Достоевского в последние три месяца. И я испытываю почти физическую ненависть к этому человеку. Он, безусловно, гений, но его представление о русских как об избранном, святом народе, его культ страдания и тот ложный выбор, который он предлагает, вызывают у меня желание разорвать его на куски»[165].

Показательно, что идейный ненавистник Достоевского Чубайс, фотографировавшийся на могиле Троцкого в своё время, долгое время находясь во властных структурах России с 1990-х годов, в момент старта обострения противостояния Запада и России в 2022 году повторил его бегство за рубеж[166]. Однако и сейчас в странах бывшего СССР и во всём мире находится немало людей, которые, даже причисляя себя к исследователям Достоевского по научной степени в филологическом сообществе, делают всё возможное, чтобы не допустить полного понимания его мировоззрения. Мы упоминали, что исследование А.С. Разумова романа Достоевского о Карамазовых запрещалось четырежды к публикациям в сборниках материалов чтений озвученных докладов по Достоевскому и трижды к выступлениям на читательских конференциях. В этом проявлении агрессивности на филологическом поприще оказались замешаны не все филологи, но это поднимает неудобные вопросы. Ладно бы, если бы мнение об ошибочности обвинений по убийству Фёдора Карамазова в адрес Смердякова было одиночным, но что делать тогда ненавистникам искания убийцы Фёдора Карамазова с мнением В.Г. Шевченко, который в своей монографии «Трактат о Смердякове» также выражает сомнения по этому вопросу?

«Роман «Братья Карамазовы» не окончен. В ходе дальнейшего повествования вполне могло появиться некое «шестое лицо», на которое пала бы «хоть тень, хоть подозрение» в убийстве Федора Павловича и подтвердившее «абсурдность» обвинения в этом убийстве Смердякова»[167].

Что делать тогда им с мнением профессионального достоевиста из Японии Тоёфуса Киносита, изложенным в его статье «Вина Алеши Карамазова перед Смердяковым в отцеубийстве» о том, что в написанной части романа о Карамазовых «Иван не видит в Смердякове «того самого “малого”, ребенка, детские слезы которого вызывают в нем, в его душе бурное, ожесточенное негодование» и что «Алеша просто не интересуется судьбой Смердякова»? Чем тогда ненавистники искания убийцы Фёдора Карамазова отличны от высокопоставленных запретителей мультфильма 1949 года «Скорая помощь», оставшихся анонимными и безнаказанными? Наконец, как можно считать себя читателями и филологами, достойными взять в руки прозу Достоевского, при глухоте к его советам и призывам о нравственности и милосердии, выраженным в художественной форме и порицающим гордыню?

А ведь между тем из-за такого отношения изрядной доли достоевистов к роману Достоевского о Карамазовых страдают неграмотные и малограмотные люди, едва ли имеющие отношение к их профессиональной деятельности, но имеющие отношение к персонажам «Братьев Карамазовых» по своим психологическим чертам. Неизлеченная по сей день болезнь «смердяковщины», запущенная и стяжаемая олигархатом Западом, на протяжении начала 21 века констатирована журналистами чуть ли не во многих странах, родственных России, и даже в самой России[168]. А главный итог от разгула «смердяковщины» только один – криминальное торжество ракитиных, адептов агрессивности, родом из Запада. И если вдуматься в акт амнистии Хрущёвым военных фашистских преступников Второй мировой войны, которые являются правыми гегельянцами, то получается, что левые гегельянцы выпустили из тюрем правых ради того, чтобы поддерживать свои агрессивности путём возобновления и поддержки гражданской войны.

Отношение Достоевского к Карамазовым

Разглядывая историю России целостно, можно сделать вывод, что она с самого начала своего существования как государства пользовалась всем, чем только можно было получить за ресурсы от стран Запада как соседей, потому что они переняли культурно-инфраструктурную эстафету от предшествующей ей империи – Римской, и в какой-то момент времени такие же взаимоотношения у неё были с Монгольской империей Чингизидов. По-настоящему она была независимой только при нескольких российских государях из рода Рюриковичей (древнерусских князьях Святославе, Владимире, Владимире Мономахе и первых московских Рюриковичах до Ивана III включительно) и нескольких Романовых (Петр I, Екатерина II). Однако агрессивность, отравлявшая человеческую волю и создававшая демонический строй психики периодически в истории человечества, становилась спусковым крючком в деградации русской монархии как института власти и проявления у неё карамазовщины: с позиции рассмотрения её проявления междоусобица древнерусских Рюриковичей была откатом назад, но не смертельной для подданных, сохранивших общую культуру, но братоубийство Василия Третьего из рода Рюриковичей стало первым шагом на пути потери независимости России и её окраин в течение долгого времени, нарастания криминогенной и криминальной обстановки и создания идеологического вакуума, который был заполнен идеологической ложью гегельянства. Одно преступление породило другое и другие, возник эффект домино, и неудивительно, что историческая хроника в совокупности описаний периодов упадков стала криминально-исторической.

Знал ли о братоубийстве Василия Третьего из рода Рюриковичей истории Достоевский, не существенно – в художественной форме он показал, как один неправедный поступок человека, обладающего властью, может деформировать в криминал общество на многие года вперёд, в своём рассказе «Сон смешного человека» (в научной фантастике ему можно найти аналог об путях эволюции и машине времени – рассказ американского писателя Рэя Брэдбери «И грянул гром»).

В историческом процессе утверждения гегельянства в России в 20 веке необходимо отметить несколько ключевых моментов. Как видно, вместо поддержки научной мысли в 19 веке и культурными запретами на государственном уровне Романовы и их сановники фактически её запретом сдали свою страну её суррогату – гегельянству, которое было расколото на правое и левое ответвления. Они служили только одной цели – созданию криминогенной обстановки, что было на руку олигархату Запада, который глобализировал весь мир через США и Англию в течение 20 века и пользовался плодами гражданских войн из-за противостояния ответвлений гегельянства во всём мире. А создание криминогенной обстановки, как мы выше указали, – это удел нечисти.

На этом фоне вызывают вопросы правомочности претензий сторонников монархии[169] на власть в России, которые не осознают её исторических грехов[170]. «Левые» и «правые», замешанные на ложных и изъезженных, устаревших и негодных на практике идеях Гегеля и их производных, их ретрансляторах 20 века и заряженные конфликт на друг с другом и агрессивность, также не лучше их. Чего стоит только резонанс вокруг создания учебно-научного центра, которому присвоили имя одного из гегельянцев[171]. Так как у его создателей иного имени из череды русских национальных философов не нашлось[172], кто бы возразил против гегельянства или его ответвлений вместе всецело или же не имел отношение к гегельянству вообще, это вызывает большое сожаление[173]. Как не вспомнить здесь строки из пушкинской поэмы о Евгении Онегине – русском, выросшем на западноевропейской моде, убившего своего друга из-за всплеска своей агрессивности и потерявшего свою Любовь в лице Татьяны:

«Сокровища родного слова,

Заметят важные умы,

Для лепетания чужого

Безумно пренебрегли мы.

Мы любим муз чужих игрушки,

Чужих наречий погремушки,

А не читаем книг своих»[174].

Гегельянство – это одна из элементов моды на агрессивность, экспортированную из Западной Европы, в погоне за которой теряется Любовь и взаимоуважение, а идейности[175] заслоняют дела людей, свидетельствованные в документах. Не пора ли расстаться с исповедованием этой иллюзии с переходом на более приземлённый и подлинный уровень восприятия действительности по отношению к прошлому, который называется хронологическим?

Неслучайно профессиональные[176] историки жалуются на агрессивное отношение к их предмету за последние четыреста лет, как это подметил Дмитрий Левчик в своей статье «Игры с Клио. Без правил»:

«Им (агитпроповцам) можно критиковать. Историкам – нельзя!»[177].

Русский философ Н.А. Бердяев, автор исследования «Миросозерцание Достоевского», в своей статье «Кошмар злого добра» отзывается так об одной из книг Ильина «О сопротивлении злу силою»:

«Мне редко приходилось читать столь кошмарную и мучительную книгу, как книга И. Ильина «О сопротивлении злу силою». Книга эта способна внушить настоящее отвращение к «добру», она создает атмосферу духовного удушья, ввергает в застенок моральной инквизиции».

«Фихте и Гегель, которые являются учителями И. Ильина, представляют в своей философии модернизированную форму монофизитской ереси»[178].

Ильинская позиция прямо противоположна тому, чему учил Достоевский и чему привержен был Бердяев.

«Достоевский называл русский народ народом богоносцем. Но этого богоносца Фёдор Михайлович не обожествлял. Ведь Достоевский не раз писал, что народ груб и не образован, что он пьёт и ворует, что он стегает кнутом бедную слабую лошадёнку по её добрым глазам (6; 47—49) (и может застегать до смерти — и это ничем не лучше булавки для дворовой собаки), что «развратен простолюдин и не может уже отказать себе во смрадном грехе» (14; 286).

Что делать с таким народом?

Любить…

Да, даже и того человека, который бьёт по добрым глазам лошаденку, нужно научиться любить. Но любить той любовью, которой поможет ему осознать содеянное, а не той, из которой произрастает вседозволенность. Вы можете его строго укорять, сечь, отминать в солдаты, даже отправить на каторгу, но он всё равно будет продолжать бить лошадёнку по добрым глазам. Исправляет только любовь — христианская любовь (Разумов здесь обращает внимание на наличие понятия любви в христианстве, хотя это понятие не может быть чуждо вообще совестливым, думающим людям – наше примечание). Об этом учит Христос, и вслед за Христом именно эту истину собирался донести до читателей в «Братьях Карамазовых» Достоевский. Поэтому устами старца Зосимы Фёдор Михайлович говорит следующее:

«Перед иною мыслью станешь в недоумении, особенно видя грех людей, и спросишь себя: «Взять ли силой или смиренною любовью?» Всегда решай: «Возьму смиренною любовью». Решишься так раз навсегда и весь мир покорить возможешь. Смирение любовное — страшная сила, изо всех сильнейшая, подобной которой и нет ничего» (14; 289).

А относительно нелюбви Смердякова к России мы можем прочитать еще одну интересную мысль Достоевского, которую он вложил в поучения старца:

«Лишь народ и духовная сила его грядущая обратит отторгнувшихся от родной земли атеистов наших» (14; 267)» (А.С. Разумов – «”Братья Карамазовы”. Разгаданные тайны великого романа»).

В постулатах «левых» и «правых» не потребуется надобность – необходимо будет лишь их осознание отжитости и ложности их идеологий, на противоречиях которых играли и продолжает играть олигархат Запада. Так что думать о том, что наследие гегельянцев – часть традиции и цивилизационного выбора, который якобы сделали народы, весьма ложно. Подлинной частью традиции и цивилизационного выбора, который должен быть сделан народами, – культура, порицающая агрессивность, прихоть и гордыню. Достоевский и его проза относятся именно к такой культуре. А она убеждает, что существенны не споры вокруг фигур прошлого, но рассмотрение их поступков в оформлении настоящего и проблемы настоящего[179].

А у настоящего достаточно много проблем, о существовании которых «левые» и «правые» в пылу их споров не всегда задумываются. Например, о том, как в России подрывается доверие к общественным институтам в разных общественных сферах и как этому способствует предвзятость и моральный облик защитников политики западно-европейско-американской глобальной империи.

Это можно найти, например, по статье газеты «Комсомольская правда» «”Крестный отец” ЕГЭ Фурсенко рассказал, как переврали его фразу о воспитании творцов в СССР и потребителях» с подзаголовком «Стартовал просветительский Марафон “Новое знание”, который продлится по всей стране с 20 по 22 мая. В рамках мероприятия был разоблачен, как минимум, один фейк» от 20 мая 2021 года[180] (она была выпущена чуть менее, чем за год до начала противостояния России и Западно-европейско-американской глобальной империи). Дело даже не в том, что в ней наличествует попытка отрицать плоды деструктивной политики хозяев западно-европейско-американской глобальной империи, насаждённой в России, – о том, что интернет в глобализации большая электронная книга, которая о том периоде истории России помнит, его отрицатели не думают[181]. Другое вызывает чувство недоумения.

«Спикеров тут же забросали вопросами школьники и студенты, которые находились в зале. Если мы шагаем в ногу со временем, то почему тогда в школе преподают знания, которые совершенно точно не пригодятся? Как изменить школьную программу, чтобы она соответствовала современным вызовам?

Отдуваться за взрослых пришлось помощнику президента, члену наблюдательного совета Российского общества «Знание» и крестному отцу ЕГЭ Андрею Фурсенко. Он пояснил прогрессивному поколению, что школа по природе своей консервативна поскольку, чтобы учить новому, педагогу нужно самому научиться. Это требует времени, следовательно приобретенное знание все равно устаревает по дороге в школу. Поэтому новое знание зуммерам и миллениалам (так называют представителей цифрового поколения) придется создавать самостоятельно. Зато школа передает культурный код от одного поколения другому. Благодаря этому детишки цифровой эпохи находят общий язык с аналоговыми родителями, дедушками и бабушками. Но и сбрасывать с корабля современности Пушкина, Дарвина и Ньютона и соответствующие школьные предметы тоже не стоит. По той простой причине, что никто не знает какие знания понадобятся нам через 10-15 лет. Сфера знаний стремительно меняется, каждые 10 лет пропадает чуть ли не треть профессий, без которые еще недавно сложно было представить нашу жизнь (например профессия телефониста междугородного переговорного пункта). А как говорил поэт Михаил Светлов “Я легко могу прожить без необходимого, но не могу прожить без лишнего”.

В ответ на призывы создавать новое школота тут же припомнила Андрею Фурсенко фразу, которую сталинисты в праведном гневе миллионами постов распространяют в социальных сетях. Речь идет о высказывании “Главная ошибка советской школы в том, что она растила человека-творца, а задача современной школы в том, чтобы вырастить квалифицированного потребителя”. Поскольку одной из задач общества “Знание” является борьба с фейками бывший министр образования с особым удовольствием ответил на этот упрек.

– Чувствуется, что вы читали “Википедию”, – обратился Андрей Фурсенко к молодому человеку, задавшему вопрос. – Во-первых, я сказал совсем не это, а во-вторых, совершенно по другому поводу. Но корреспонденты решили, что в их интерпретации моя мысль будет гораздо интереснее и теперь этот фейк, как и мифы по поводу ЕГЭ, будут преследовать меня до конца моих дней».

Обратите внимание, как в репортаже выставляют аудиторию просветительского марафона «Новое знание». Ни словом «молодёжь», ни даже словом «детвора», а уничижительным словом «школота», и тут же употребляют при этом ярлычное слово «сталинисты», хотя и не к ней. Очевидно, что не то, что аудиторию своего мероприятия его организаторы и ретрансляторы не посчитали стоящей уважения – они и историю нашей страны не посчитали стоящей уважения (другим историческим фигурам от них тоже достаётся), и образование (в том числе школьное) тоже. Объяснение «школа по природе своей консервативна поскольку, чтобы учить новому, педагогу нужно самому научиться» выглядит пустословием – школа не «консервативна», а недоукомплектована в денежном выражении по оплате труда рядового персонала. Педагогов субсидируют на официальном уровне ведь как раз сами организаторы вышеупомянутого мероприятия[182].

Кстати, навешивание ярлыков – это как раз то, что олигархат Западной Европы и США чужими руками реализовывал и реализовывает во всех окружающих его странах, не говоря о тех, кого он учит этому в них.

То, что новое знание и основы основ этого знания всегда востребованы, факт, но вот сочетание их между собой в теме просветительского мероприятия даже не прозвучало (не то, что в ответах на вопросы). В свете этого высказывания «Новое знание зуммерам и миллениалам (так называют представителей цифрового поколения) придется создавать самостоятельно» и «В ответ на призывы создавать новое, школота тут же припомнила…» выглядят как реплика контрабандиста Геши Козодоева из х/ф Леонида Гайдая[183] «Бриллиантовая рука», адресованная проходившему мимо его растерянного крика на острове мальчику: «Иди отсюда, мальчик, не мешай». При этом организаторам и ретрансляторам мероприятия не приходит в голову, что если бы те, кто пришли к ним, заранее прочли бы их мысли и намерения, то в итоге они бы столкнулись с пустым залом. Сделать что-то новое без определения соответствующих ресурсов определенно невозможно, но вот подрыв доверия и взаимопонимания к общественным институтам, которые находятся на казенном счету, почему-то считается приоритетным.

На этом фоне странно слышать о поднятии обсуждений выноса тела Ленина из мавзолея. Те, кто считает так, не понимают, какой антикультурный прецедент и розжиг общественной розни они создают: ведь в России наличествуют не только «левые», но и «правые», которые имеют своего авторитета – И.А. Ильина и белогвардейских генералов. Они почему-то не думают о том, что ленинский мавзолей на Красной площади в Москве является не только архитектурным, но и историческим символом, который будет подвергаться из-за их намерений и их реализаций политическому вандализму и заложничеству. Если мавзолей Ленина будет пустовать, то пустовать он не будет долго – обязательно найдутся те, кто дальше будут эту тему доводить до демонтажа вывески «Ленин» с мавзолея. А кто тогда дальше в этом случае даст гарантии того, что вместо тела Ленина не будет там гробов с останками деятелей белогвардейского движения, которые ныне нашли пристанище в некрополе Донского монастыря, и вместо вывески «Ленин» там не будут фигурировать их фамилии, и не будет дальше в этом случае переписывания истории 20 века?

«Отсутствие взаимопонимания при межличностном общении, когда люди не просто не хотят, а не умеют — вернее, даже не могут — услышать доводы друг друга, лежит в основе большинства конфликтов между людьми» (А.С. Разумов – «”Братья Карамазовы”. Разгаданные тайны великого романа»).

Очевидно, что без взаимопонимания, порядочности и взаимоуважения не будет согласия в обществе и невозможно наличие подлинного суверенитета. Можно удивиться, но Достоевский предвидел явление невидимости настоящего и его проблем для заблуждающихся и обращал внимание на него. Как ни странно, но оно воплощено было в фамилии самих Карамазовых.

Фамилию Карамазов рассматривают традиционно как производное слово от прилагательного карамазый, в основе которого два корня: тюркский «кара» – «черный» и русский «маз-» – «мазать». Не случайно жена штабс-капитана Снегирева в романе называет Алешу Карамазова по ошибке Черномазов. Некоторые исследователи рассматривают компонент «кара-» (наказание), так как почти всех членов семьи Карамазовых настигло наказание[184].

Но более всего ближе оказался к пониманию фамилии главных героев русский и советский лингвист-тюрколог, фольклорист Н.А. Баскаков, который выводит другую интерпретацию фамилии Карамазов: Карамазов от слова «gara» – «смотреть», «gara-maz» – «не смотрящий» + ов. «maz» — тюркский аффикс причастия настоящего и будущего времени в отрицательной форме. Таким образом, фамилия Карамазовых несёт на себе значения не только «мазанные карой» или «мазанные чернотой», но и «не видящие, не смотрящие (правду)». Если же обратиться к трём составляющим карамазовщины (распутство-сладострастие, стяжательство и пересмешничество), то выводится ещё более назидательная коннотация их фамилии – «ослеплённые пороками», «несмотрящие за собой».

Возникает вообще вопрос: были ли основания у Достоевского для презрения к таким персонажам? Были, вот только совсем иначе он относился, иначе он бы не стал браться за написание романа о Карамазовых.

«Жестокость таланта Достоевского в том и заключается, что он поставил нам жестокие условия, в которых должна проявиться наша любовь. Не такая любовь, как наша любовь к Алёше, а любовь с закрытыми глазами и зажатым носом открывает Бога в душе человека» (А.С. Разумов – «”Братья Карамазовы”. Разгаданные тайны великого романа»).

Теперь же вспомним, пожалуй, какого персонажа, но из оперного музыкального искусства напоминает Смердяков. Этим персонажем оказывается Гришка-Кутерьма из оперы Н.А. Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии» (1898-1907) на либретто В.И. Бельского, «последний пьяница», по его словам, к коему все горожане относятся с презрением[185]. А реализует своё ответное отношение к ним тот известно как – выдавая врагам путь к Великому Китежу, который, впрочем, не помог им его взять из-за чудесного сокрытия города. Российский тогдашний правящий класс самонадеянно счёл оперу “вялой”, “чрезмерно серьёзной по содержанию”, “холодно-рассудочной” или “елейно-мистичной”, “недостаточно строгой по отношению к предателю Гришке-Кутерьме” (это реплики из рецензий того времени), и за повторение отношения к Гришке-Кутерьме из оперы в жизни после 1917 года потерял бразды правления и стал жертвой разожжённой им гражданской войны 20 века.

Был ли Смердяков отправной точкой для создания Гришки-Кутерьмы, неизвестно[186], но Ф.М. Достоевский первый обратился к проблематике такого героя[187]. И вполне заслуженно и неслучайно профессор криминологии М.П. Клеймёнов в своей статье 2021 года «Достоевский как великий криминолог» называет писателя апостолом от литературы.

Заключение

В 1990-х годах олигархат Запада отпраздновал свою победу над СССР, сделал так свою империю глобальной и стал ужимать как своих граждан силовыми способами с помощью своих боевиков экономически, так и остальных по всему миру. Он тоже продал свою Родину, как продавали их пособники в России в 1990-е годах, но на прокорм своей агрессивности, а их алчные агрессивные аппетиты просто не могут не навести аналогию с алкоголизмом. И в том, и в другом случае, начало приятное, хотя и не лишено определенных эксцессов. Потом – становится хуже, но кажется, что все легко прекратить, стоит только захотеть, но почему-то – не хочется. А потом уже все поздно и заканчивается плохо. И если при алкоголизме разум затмевает желание выпить, то жадность и алчность, под которыми скрываются жажда удовлетворения агрессивности, лишает остатков совести: в беспощадной погоне за деньгами возникает готовность продать что угодно, особенно то, что не жалко: свою совесть, свой народ, Родину… Да ещё поскорее — пока еще кто-то готов это купить. Причем алчность также, как и жажду алкоголиков, утолить невозможно.

Всё это создало условия для начала подмены культурных ценностей разных цивилизаций во всём мире. Образование, лишённое знаний[188]; СМИ, умалчивающее действительность; нелечащее лечение; яства, провоцирующие ненасытность и болезни; оружие, которое не защищает; деньги, не обеспеченные ничем; аварийная техногенная инфраструктура, предназначенная для обогащения, а не для своего прямого назначения — это всё, что могла дать «дьявольская логика» гегельянства, возведённая в ранг политики, и её исполнители и организаторы ради жажды наживы[189]. Французский философ Рене Генон, активный критик западной цивилизации, в своём философском труде «Кризис современного мира» пишет об этом так:

«Насколько странно выглядит эпоха, в которую людей можно заставить верить, что счастье можно получить ценой своего полного подчинения посторонней силе, ценой разграбления всех их богатств, то есть всех ценностей их собственной цивилизации, ценой насильственного насаждения манер и институтов, предназначенных для совершенно иных народов и рас, ценой принуждения к отвратительной работе ради приобретения вещей, не имеющих в их среде обитания никакого разумного применения»[190].

Следует вдуматься также в такой факт:

«В 1950 году:

Средняя цена дома — 7500

Среднегодовой доход семьи — 2700.

Таким образом, коэффициент приобретения равен 2,77.

В 1984 году:

Средняя цена дома — 76 000.

Среднегодовой доход семьи — 52 000

Значит коэффициент приобретения равен 1,4.

В 2024 году:

Средняя цена дома — 750 000.

Среднегодовой доход семьи — 72 000

Таким образом, коэффициент приобретения равен 10,41».

То есть поколение, купившее дом в 1984 году, жило ровно в 10 раз лучше, чем поколение, желающее купить недвижимость в 2024 году, или нынешнее поколение в 10 раз хуже, чем их родители…»[191].

Это всё следствие политики Запада (западно-европейско-американской глобальной империи), которая оказала общемировое влияние: у его глобальной империи по-англосаксонски ведь четверо скреп – доллар, интернет, международные органы управления и английский язык. Политики агрессивности и её попустительства от олигархата Запада и его эмиссаров в государственных и международных структурах много, а вот качество управления стало падать. Иначе откуда начались проблемы с мигрантами в Европе, России и США одновременно и по одним и тем же регламентирующим документам[192]?

«Что за зловещая кампания по разложению и дезорганизации скрывается за всеми нынешними потрясениями в Западном мире?» – задавал свой вопрос в 1928 году философ Рене Генон «Теософизм. История одной псевдорелигии», и мы ответим на него: кампания олигархов Западной Европы и США и их пособников по удовлетворению агрессивности, в которую втянуты были государственности многих стран.

В общем-то даже до Голливуда, который стал бастовать, дошло, к чему олигархат Запада и поддерживающий его электорат ведут всех остальных и прочий мир, если кинодеятели США выпустили в 2024 году фильм «Гражданская война». Президент США, которого убивают по сюжету в ходе противостояния правительственных и повстанческих войск, не случайно носит черты внешности Трампа и Байдена одновременно[193]. Гражданские войны внутри своей глобальной империи олигархат Запада давно инициировал вне США и Европы, а им гражданское противостояние ещё может предстоять…

Вследствие этого нужно задуматься над выводами исследования А.С. Разумова относительно того, что подразумевал Достоевский под понятием «социализм»:

«Действенный путь, при котором достигается социальная справедливость, по мнению Достоевского, коренным образом отличается от западного революционного пути с его огнём, мечом и террором» (А.С. Разумов – «”Братья Карамазовы”. Разгаданные тайны великого романа»).

Констатируя состояние наук Западной Европы, экономист В.Ю. Катасонов констатирует в своей статье «Смирение и бунтарство: парадоксы русского национального характера»[194], что в их парадигме «идеи ненасильственного развития в социальной эволюции, даже современные общественные науки не рассматривают, на что обратил внимание известный ученый-физик И.Н. Острецов».

Но для того, чтобы идеал Достоевского воплотился в жизнь, недостаточно одного только физического разоружения военных сил криптооккупации стран Прибалтики, Молдавии и Украины, по которой оно происходит на текущий момент. «Для победы над злом нужно видеть зло, обличить его» – так высказался русский философ Н.А. Бердяев в своём трактате «Философия свободного духа». «Найти причину зла — почти то же, что найти против него лекарство», – подтверждает это литературный критик и публицист В.Г. Белинский. К этому можно добавить высказывание педагога М.П. Щетинина: «Если мы хотим, чтобы у нас не было кровопролития между народами, нужно работать на будущее, в котором дети разных народов будут знать друг друга, жить вместе, дружить»[195]. Разумеется, стоит к этому добавить: и уважать друг друга в том числе.

Таким целям служит образцы художественной культуры, порицающие агрессивность, прихоть и гордыню и затрагивающие приоритеты обобщённых средств управления обществом, нацеленные на первые четыре из них, но эффективно влияющие как на них, так и на остальные двое последних.

Приоритеты обобщённых средств управления обществом

Наиболее хорошо это описал писатель А.С. Грин в своей повести «Алые паруса», акцентируя внимание на слово «чудо»:

«…я понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками. Когда для человека главное — получать дражайший пятак, легко дать этот пятак, но, когда душа таит зерно пламенного растения — чуда, сделай ему это чудо, если ты в состоянии. Новая душа будет у него и новая у тебя».

И чтобы вырваться из отката назад в криминализацию[196], в лишение элементарного милосердия, куда завёл олигархат Западной Европы и США Россию и родственные ей страны, и выстроить полноценный многополярный мир, нужно полноценное обращение к культуре[197], образцы которой этой цели служат и являются порицанием криминализации – в том числе созданные в прошлом.

Абсолютно прав Ф.М. Достоевский, когда устами Алексея Карамазова говорит о дорогих прекрасных воспоминаниях как о спасительном средстве в жизни человека. Отчего так не сказать о культурном наследии прошлого с вышеобозначенным целеполаганием?

«Знайте же, что ничего нет выше, и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание, и особенно вынесенное еще из детства, из родительского дома. Вам много говорят про воспитание ваше, а вот какое-нибудь этакое прекрасное, святое воспоминание, сохраненное с детства, может быть, самое лучшее воспитание и есть. Если много набрать таких воспоминаний с собою в жизнь, то спасен человек на всю жизнь. И даже если и одно только хорошее воспоминание при нас останется в нашем сердце, то и то может послужить когда-нибудь нам во спасение».

Очень актуальным становится творческое наследие[198] поэта и писателя И.Я. Франко, называвшего себя неоднократно русином уроженца Западной Украины, оккупированной Австрийской империей Габсбургов. Стоит пояснить о состоянии переводческого наследия этого писателя. Из него, изданного на его родном языке (а это 54 тома) на русский язык было переведено в советское время лишь 10 томов. После распада СССР, к большому сожалению, ничего не было переведено больше на русский язык ни в России, ни даже на самой Украине, в многотомном формате. А ведь это именно тот человек, который высказался относительно Украины:

«Ни один умный человек, у которого есть хоть капля политического здравого смысла, …не мог даже в самой буйной фантазии рисовать себе возможность отделить и отгородить украинскую землю от России»[199].

Неоспоримо близко к этой направленности художественное наследие писателя Я.А. Галана, земляка И.Я. Франко, который активистом Коммунистической партии Западной Украины участвовал в борьбе против преступников-пособников немецкого фашизма и оставил после себя небольшое, но аналогичное по значимости художественное наследие[200].

Не менее значимы и медиа, созданное в Российской империи и СССР в целом. Но из него далеко не всё издано даже в оцифрованном виде. В состоянии находящегося на полке недоступного, не опубликованного, не изданного и забытого в то же время медиа находится противопоставляющий криминал, прорвавшийся в политику, и мирную жизнь, антифашистский мультфильм «Каиновы слёзы» Тадеуша Павленко, снятый на киностудии «Киевнаучфильм», об отрицательном герое — националисте-фашисте Украины, идейном наследнике мазепинцев-выговских, петлюровце-бандеровце, который продавался то иностранным интервентам, то фашистам, то американцам, но тщетно, потому что страна отвергла предателя[201].

Чтобы способствовать способствовать выходу этого мультфильма и другого старого кинематографа СССР, недоступного на цифровых медиаплатформах, выдвинута бессрочно петиция «Обеспечить организационно, законодательно и административно публичную доступность и оцифровку аудио- и кино- медиа 20 века и дубляжей зарубежного кинематографического и анимационного медиа 20 и первого десятилетия 21 века, хранящегося в России», за которую можно проголосовать.

Стоит также поразмыслить о состоянии дел вокруг множеств религиозных и светских мест, которые представляют собой по факту памятники культуры, но являются заброшенными[202]. И всецело также памятовать и об этом:

«Система управления нашим будущим в рамках западной библейской модели рассыпается по объективным причинам. По этим причинам у человека сегодня появляется достаточно времени, чтобы заниматься собственным развитием и моделированием собственного будущего. Если не тратить это время впустую, а всерьёз подойти к вопросам собственного будущего, то человек сможет улучшить свою жизнь уже в ближайшее время. Что будет в будущем с существующей системой управления на основе старых неработающих идей, человек и так увидит. Как это будет влиять на него в будущем, человек сегодня делает выбор сам.

Каждому человеку в нашем обществе уже сейчас можно начинать обсуждать и создавать собственное будущее. Для этого необходимо вырваться из текущих освещений беЗполезной информации, оторваться от телека и соцсетей самому и помочь в этом другим людям. После чего стоит задуматься о собственном будущем минимум, и максимум о будущем нашего общества. Какие цели у человека, и куда идёт наше общество? Как изменить направление развития?

Будущее наступает со стопроцентной вероятностью, но вариантов его множество. Учитывая процессы развития нашего общества, в текущих условиях невозможно повернуть жизнь вспять и насильно вернуться в прошлое. Нового будущего никто не предлагает, если рассматривать все современные идеи с точки зрения субъектов управления собственным будущим, задачи которых решить кризисные ситуации. Значит выбора нет, и человек вынужден думать о собственном будущем сам.

Такой подход к рассмотрению будущего, на мой взгляд, необходимо соблюдать сегодня при освещении надвигающихся ближайших событий. По этой причине нет особой надобности заострять внимание на текущих катастрофичных событиях. В этой истории каждый сам делает выбор в пользу того или иного пути. Можно отслеживать текущий процесс апокалиптичного крушения западных идей, и даже принимать активное участие в нём. Причём, совершенно не важно, кем является человек, где живёт и какой его статус в обществе. В данном случае катастрофичность событий конкретно для него будет определять его принадлежность к западной библейской культуре, у которой будущего нет.

Но значит ли это, что апокалиптичность действующей западной библейской системы управления будет касаться всех нас? Народная идея может выкристаллизоваться изнутри нашего общества. Это и будет выходом из текущего кризиса. Для этого каждому человеку необходимо задуматься о собственном будущем» (Иван Дьяконов – «О нашем будущем сегодня»)[203].

Всё это необходимо для нравственного преображения России и родственных ей стран, а также, разумеется, стран Западного конгломерата, что потребует отхода от навязанной официозными философами Западной Европы к ним агрессивности, что сделать будет весьма непросто, и преображения экономических механизмов в адекватные и обеспеченные энергостандартом, как на это указывал С.А. Подолинский. Разумеется, обретение своей, настоящей политики[204], которое также невозможно без нравственного преображения общества. Это становится задачей не только одной России, но и родственным ей странам – в том числе тем, которым предстоит освободиться от криптооккупации военного блока НАТО и Евросоюза (страны Прибалтики, Армения, Молдавия и Украина)[205].

Как показывает историческая практика, легко агрессивностью и склонением к ней испортить общество и людской мир, ибо они бывают хрупкими, но труднее всего с агрессивностью справиться[206]. В заключении своей статьи «Дедовщина — проявление толпо-«элитаризма»» мы отмечали, обозначая агрессивность словом «гиперагрессия»:

«Одержимости (гордыне), источнику стадно-стайного поведения, сопутствуют гиперагрессия и гиперстресс. Как явствует из вышеперечисленного, эта же одержимость (гордыня) может стать причиной гибели его носителя. Но человеческая психика устроена сложнее и многограннее, раз она даёт возможность заниматься творчеством. А миссия творчества должна быть такой, как ранее упоминали: «Искусство должно смягчать нравы» – помогать нравственному преображению общества, чтобы в нём каждый овладел своей психикой и не поддерживал одержимость (гордыню) в себе»[207].

Горький исторический урок начала 21 века и предшествующих веков выводится такой, что народ останется народом, а не будет деградировать в толпу, только при условии, когда будет уважать чужую и свою родную культуру, а также историю и многоязычие. Только это предотвратит его от участи оказаться на пути агрессии и гибели, как так охарактеризовал фашизм Д.М. Проэктор в своей монографии «Фашизм – путь агрессии и гибели», и превратить свою страну в «страну негодяев», только это предотвратит его от устройств «праздников непослушания» смердяковых в угоду ракитиным, и только тогда ложь перестанет быть подспорьем в общении между людьми.

Как мы писали в статье о дедовщине, «социальная справедливость без нравственного преображения общества и поставленной по этой цели психологии как науке невозможна» – равно как и поставленной по этой цели этологии, без чего справедливое социальное устройство (социализм), равно как и качественная экология, будет недостижимо. В завершение непростого очерка о Карамазовых и карамазовщине приведём два высказывания о последствиях глупости и злонамерения, выливающиеся в злоупотребление полномочиями и безответственность:

«Глупость – такой же источник людских несчастий, как и злая воля. Даже, может быть, иногда глупость хуже, потому что она требует для себя право на безответственность: «Я, мол, так думал, значит, я не виноват». И тут злая воля получает необходимый ей простор. Она может действовать не прямо, в чем всегда есть доля риска, а опосредованно, через обманутых дураков, которые уверены в своем праве не продумывать того, что они творят, а действовать по чужой указке» (Л.Н. Гумилев «Этногенез и биосфера Земли»).

«...Ум идет вперёд, когда идут вперёд все нравственные силы в человеке, и стоит без движенья и даже идёт назад, когда не возвышаются нравственные силы» (Н.В. Гоголь «Выбранные места из переписки с друзьями»).

30.01.2024 – 29.06.2024[208]

Приложения:

С.Д. Дивович

«Разговор Великороссии с Малороссиею» (1762)[209]

Великороссия

Кто ты такова родом, откуду взялася?

Скажи, скажи начало, с чего произвелася?

Малороссия

От древних казаров род веду и начало

Названий сперва было у меня немало;

Ибо по полунощных рассеянна странах,

В готских, жмудских и других слыла я именах.

В.-Р. И ныне как зовешься — объяви точно мне,

Под ким прежде жила, иль кто подлежал к тебе?

М.-Р. От рассеяний Малой Россиею слыву,

Издавна своими было вождями живу

И неприятелям многим сопротивлялась,

Сильно, храбро и бодро с оными сражалась,

Потом к польским королям стала уж надлежать,

А оттуда отдалась других царей искать.

В.-Р. Кому после в защиту себя привернула

И кому повек ужо служить присягнула?

М.-Р. Российского государя пред всеми почла,

Ему добровольно себя вечно предала

В.-Р. Зачем было тебе от Польши отделяться,

Зачем другому государю предаваться?

Видно, что не можешь при одном долго служить,

Рвешься только туда и сюда переходить;

Одна самовольность тебя к тому доводит,

Которая ненависть к тебе других родит.

М.-Р. Сего вправду сказать ты не можешь про меня,

Будто по самовольности перехожу я:

Но видя толь славного российского царя,

Поддалась ему вечно на турков несмотря,

Кои много раз ко мне дары присылали

И поддачи моей им всемерно желали.

Я ж христианского государя предпочла.

Ему в защищение повек себя дала:

Ибо там силы мои много истощались,

Когда поляки злобно надо мною здевались,

Почему здесь я уже навек утвержденна,

Сильною рукою от врагов будучи спасенна.

В.-Р. Так ты только видно тем вздумала поддаться,

Что не могла своею там силою защищаться,

А не по усердию и верности прямой,

И сидя спокойно пользуешься только мной?

М.-Р. Усердие мое и верность видишь явну.

Добровольну поддачу почет за вещь главку,

Чего ежели бы во мне вправду не было.

Войско б мое себя ему не поддало,

Но искало б в защиту свою власти другой.

Вспомни, что представила я выше пред тобой!

И сего не можешь промолвить ты устами,

Будто одними живу твоими трудами;

Ибо в мирно только время спокойно сижу,

А в воинское и своих всех сил не щажу.

В.-Р. Да где и какие твои силы и сколько?

М.-Р. Войска моего считается ныне столько,

Что можно сто иль больше еще тысяч набрать.

Ежели просто толко числом полки считать,

Но имею десять весьма доволных полков,

Кои из самих лучших состоят козаков.

А о месте и качестве спрашивать странно, —

Оно в своих пределах стройно и пространно.

В.-Р. Есть ли экзерциция воинская у них

И были ль где в походах и именно в каких,

Кто над оными был и есть командир главной, —

Представь, буди знаешь ты, свой вид какой явной.

М.-Р. Хотя экзерциции дальной у мене нет,

Однак к воинским делам привыкла з давних лет

И неутомимой храбростию своей

Притупила неприятельских много мечей.

Про проворство ж мое воинское в походе

Скажу тебе, что было в тридцять пятом годе.

Анны-императрицы последовал указ

Выбрать из козаков сто для пробы один раз

И отослать оних до прусского короля,

Чтоб обучить военной регулы немедля,

Дабы из того лучше было можно усмотреть,

Каких козацкая храбрость есть в себе примет,

Кои за один год так остро обучены,

Что когда в Санкт-Питербурх были приведены

И пред самим государыни оной лицем

Регулу воинскую оказали во всем;

То государыня при многих там господах

Дивуясь, изволила открыться в сих словах:

Довольна б я была,

Когда бы гвардия моя так явиться могла

И так оным козакам награждение дав,

К Глухову означены при указе послав.

Бросили козаков учить регулы с пор тех,

Рассуждая, что природна храбрость у них всех,

За той же государыни на четвертой год (1739)

Миних, ненавидя малороссийский народ,

Когда на вопрос от ея величества дан

Злобно похулить вздумал всех малороссиян,

То притом другой фельдмаршал Лессий обличил

Оную Миниха неправость и объявил,

Что малороссийской народ во всем усердный,

Российскому государству нелестно верный.

И в сопротивлениях воинских так открыт,

Что никто себя там по верности не щадит.

В.-Р. С нетерпеливостию жду от тебя ответа, —

Бывала ль в походах и которого лета!

Скажи мне и про своих начальников главных!

А стройность твою уже вижу в видах явных.

М.-Р. Тысяча пятьсот шестого года

Первой гетман мой был сенаторского рода

Леслав Лянцкоронский. Сей когда мною управлял

Многократно с козаками турков побеждал.

Двадцать восемь лет спустя Венжик Хмельницкий был:

Сей гетман под Заглавем орду мною поразил,

Которая как многочисленна ни была,

Храбрости, однак, моей одолеть не могла.

После сорока лет потом гетман Свирговский,

С которым вместе был и господар волоский,

Одержал над турками четырнадцать побед,

Побив и пленных много погнав за собою вслед.

Году тысяча пятьсот семдесят шестого

Гетман Богданко татар крымских пленил много,

А остальных там же наголову побил всех,

Повоевав, разорил в татарских странах тех.

В.-Р. Знаю уж, что начальники твои гетманы.

Скажи еще признаки (про знаки) и ким преж им даны,

О победах также, если больше имела,

Скажи, над ким и с каким проком где успела!

М.-Р. Я вкратце выше сего объявила тебе,

Много распространять не хотела о себе

И тем побед своих пропустила немало;

Но когда хочешь слушать, скажу и начало,

Козаки издавна воинскими делами

Бывали весьма храбры своими полками.

На крепкой тот город Цариград наступали,

Турков и татар бесчисленно поражали,

Самовольно ходили в помощь царствам иным,

Без платежа служили королевствам другим,

По воинской охоте себя не щадили,

Реки переплывали, моря преходили.

Одна та к принятию великих нужд гнала,

Одна та войной прославляться понуждала,

Не могла терпеть и лета моя живна кровь,

Чтоб не послать куда на брань своих козаков.

Да и сами они нарекали на меня,

Если когда скрою войну, в дому их держа.

С великим стремлением бежали сражаться,

В несказанный труды горели вдаваться,

За отечество, веру и верность все бились.

В многих опасностях бесстрашии находились.

«Доставь, доставь, небо, предков наших целость нам!

Доставь, — кричали, — чтоб мы не служили врагам»!

Россия Малая в целости своей зовусь,

За сынов своих с неприятелями в кровь бьюсь.

Сыновья мои верны пребудут век при мне,

Додержат до конца добру храбрость при себе.

Самопалы, обухи, луки, колчаны стрел

И списы — оружие их было из давних времен.

Тем одним пределы свои преж защищали,

С тем одним и вдаль к неприятелю ступали.

А о множестве толь храбрых козаков моих

Напомню тебе то, что некто сказал про них.

Когда салтан турецкий об них спрашивать стал,

Именем всего общества один отвечал:

«У нас что лоза или байрак, то и козак».

Ибо в малых куренях жили по сту, двести

И побольше козаков согласно все вместе,

Коих упражнение состояло в войне.

Гнали неприятелей звнутр себя и вне

И таким образом славились, побеждая,

Богатились, воински добычи взимая.

В тысяча пятьсот пятом году татар сбили,

Огнем и мечом всю землю их поразили.

До тех пор козаки с выборными своими

Продолжали брань кровну з землями чужими.

Потом Стефан Баторий, король польский славный,

Привел козаков еще в лучший строй и главный;

Ибо чрез год гетмана над ними поставил,

Вольности вновь надал и прежние доставил,

И прислал ему арматы, бунчук з булавою

И всякие воинские припасы з корогвою,

Учредив тож по гетмане обозных судей,

Есаулов, сделав порядок в их стране всей,

Определив также и полковников в полках,

Привилегиями ствердил в вечных временах.

При сем короле первый гетман определен,

Кой в исчислении кратком выше объявлен.

На тысячу миль Азию повоевали,

Тогда и Трапезонт в турков козаки взяли,

И под Константинополем с своими браты

Побрали тож добычи многия богаты.

А при гетмане Шаху (1577 года) молдавцов побили,

Так что все их войско в крайней беде стеснили.

Гетман Петр Конашевич Кафу город достал

И многих пленных своих от турков назад взял.

Он же и под Хотинью так их преодолел,

Что из всего войска едва полк остался цел.

Видишь, как сильна я войском своим была

Прежде, и как под польскою короною жила!

Сего объявления храбрости от меня

Довольно уже, думаю, будет для тебя.

В.-Р. Ах, как ты скучна! ужель тебе говорить лень?

Для сих забав, пожалуй, проводи со мною день!

М.-Р. Достанется и ночи, как загремлю войною.

Храбрость моя пространна, — бодрствуй только со мною!

Я тебе к той точке привела своею речью,

Как жила под Польшею с Запорожской Сечью

И на войнах была з своими козаками.

Побеждая и обладая городами.

А ныне объявлю уже со славой то время,

Как сложив с себя ляхов несносное бремя,

Воевала с ними и с другими народы,

Проходя многотрудно горы, поля, воды;

Покажу и причину, зачем отдалилась;

Представлю, что не без обиды с нею билась.

Начали ляхи к западной церкви приводить,

Несносны дани налагать, за недачу ж бить;

Козацких детей в котлах тиранско варили,

Женам сосцы отрезовали и мертвили.

И что только ко озлоблению вздумать могли,

Производили в деле: грабили домы, жгли.

Для того за такое нарушение церквей

И странное мучение козацких детей,

Выбрав гетманом Тараса над собой всеми,

Сыграли войну под Переяславом с теми,

Где поляков побито премногое число;

Немало тож и в полон в мою страну пришло.

До того ж за тридцать один год в польских странах,

Гетман Наливайко Слуцк и Могилев сжег в прах

И безмерное побил там множество ляхов,

Приводивших к западу восточных козаков,

Кои с тех пор начало к войне возымели,

На ляхов с полками своими зашумели.

Почему те со мною то лестно примирялись,

То опять, нарушая мир, драться вновь рвались.

И как ни начинали жестокую войну, —

Поражали козаки силу их не одну.

По переяславской войне десять лет спустя,

Ляхи козаков войною погубить всех хотя,

Не только успеху в мыслях не получили,

Но и сами еще себя там погубили;

Ибо в прежестоком вымерзли все морозе

И с лошадей падая, погибли в обозе.

А при свободители всей Малой России

Как славно пораженны были ляхи сии.

Храбрый тот Хмельницкий, козаков предводитель,

Много раз оставался над ними победитель.

Он отдалил от Польши всю козаков силу,

Окружил ляхов войском спреди и с тылу,

Там от ревучего треска стогнала земля.

Пала на месте не одна тысяча стеня.

Звук огненных оружий давал эхо лесам,

Слался густой дым в полях по польским головам;

Рвы, долины ровнялись с холмами, горами,

Наполненны были кровавими реками.

А кои и имели счастие в живых остаться,

Начали все от страху в бегство обращаться.

Почему тогда Потоцкий, гетман коронный,

Ободряя всякой полк свой пеший и конный,

Принуждал к сопротивлению козакам тем:

Стыдно, говорил, не защищать себя нам всем,

И хотя ляхи оправиться опять рвались,

Однак, как снопы, при сильных мечах валялись.

Причем, преужасному дождю быть случилось,

Итак все ружье их огненно помочилось.

Сим образом поляки главно пораженны,

Так что все уж к последней беде приведенны.

Сын Потоцкого, два рази ранен стрельбою.

Пал с лошади и умер на оном же бою.

Обоз их разграблен, протчие побраны в плен.

Одна только мертвых осталась на полях тень.

Да Грешинский, который по счастию убежал,

Но и тот от козаков много ран там достал.

Потом того ж шестьсот сорок осьмого году

Ляхи, взяв еще своего много народу.

Собрались под Корсунем с армиею другой,

Где услышав о славной козацкой силе той,

Стали было от страха проломом уходить,

Чтоб и другой армии также не погубить.

Но козаки, приспев, ляхов с лошадей сбили

А пехоту польску так крепко воспятили,

Что поляки и пехота, сшедши с лошадей,

Войну имели с козаками несколько дней.

Где побиты наголову многие из них.

И обоз также ввесь гам бедно разграблен их.

Здесь козаки, при помощи крымского хана,

Пленили Потоцкого, польского гетмана,

И другого Калиновского в полон взяли,

Причем и полководцов много теж побрали.

Заставляла поляков кровна победа та

Просить у козаков оставшимся живота.

В том же годе тот же гетман Зиновий Богдан

Под Пилявцами городом имел с ними брань,

Где он с четырьмя тысячами козацких сил

Да татар столько ж ужасно ляхов поразил.

Шестьдесят тысяч рядовых поляков пало,

А и знатного шляхетства также немало.

Страх и трепет Хмельницкий польского народа

Победил их з под Збаражем того ж года,

Он же и под Зборовом дал себя славно знать,

Вечно будут ляхи тот проиграш вспоминать.

Во время ужасного боя на месте том,

В пророчество беды полякам ударил гром.

И когда трескучие облака наступили,

То и знамена и корогви их разбили.

Не было пищи им, ни корма их лошадям,

Для того всех оных отогнали к козакам,

А сами по неволе той пеши остались,

Не бились уже, но жизни отчаевались.

Ибо окопал их Хмельницкий округ валом

И стеснил войско оных в одном месте малом,

Так что последний конец приходил им уже.

Поели бывшие съестные припасы все,

Почему сделался великой голод у них:

Начали ляхи искать у поле костей гнилых,

3 жадностию ели мясо смрадных лошадей,

Ловили для пищи кошек, собак и мышей.

За одну песю лапку друг с другом в кровь бились.

Страшно и жалко смотреть было, как живились:

За маленькую криху на поединок шли,

Одну оную на тысящиния части влекли;

Иные ж жарку землю кусали зубами,

С конским навозом рвали оную устами.

Смотри, до чего храбрость козацка привела!

Рассуждай, как Польша от ней стеснена была!

Но сего недовольно — скажу еще много,

Что было ей того ж году сорок осьмого.

Козаки под Берестечком с помочю татар

Вступили с ляхами в сильный сражения жар.

Где славны ротмистры с полковником Стадницким

И прочие знатнейшие побиты Хмельницким.

Знатнейших число до пятисот простиралось,

А рядовых всех несколько тысяч считалось.

Один же тот год и под Белу Церковь водил,

Один тот же ляхов и там сильно поразил.

Хмельницкого предводительство и там было,

Хмельницкого счастие и той войне помогло.

Он бесстрашно и горячо вступил в брань с ними,

Разбил тож все их войско полками своими.

Мертвыми телами поля были покрыты,

Тысячи самих знатнейших ляхов побиты,

Чего и Волович, главный их, не избежал,

Сильною рукою ввесь иссечен мертв на землю пал.

Стенание раненых отдавала земля,

Шумела горячей побитых кровью кипя.

Там солнечные лучи тупо проходили,

Густые тени тел мертвых холмы покрыли;

Поля багряным были залиты все блеском,

Рвались леса козацким огненным треском;

Усугублял облаки там густой дым с огнем;

Грозил еще козак ляхам кровавым мечом,

Рвался, ярился или самому в конец пасть,

Иль до остатку избить всю области их часть;

Свивалась пена белым клубком в устах его,

Казала еще гром на ляха врага того,

Искал он по вертепам, пропастям земным, рвам,

Хотел и память истребить к вечным временам.

Таким убежденны будучи ляхи страхом.

Дабы не пошла вся земля их в конец прахом,

Слезно козаков начали о мире просить,

Обещая им все вольности восстановить,

Почему Хмельницкий со всем козацким сбором

И заключил с ними мир с оным договором.

Но к следующему лету понеже опять

Лестные ляхи стали козаков утеснять

И препятствовали сыну его во всю мочь

Взять за себя волоского (вар.: молдавского) господаря дочь.

Для того Хмельницкий, с татарами согласясь,

Мечом порубил ляхов, с Калиновским сразясь,

Который польской оной короны тот гетман

На сем страшном сражении также смерти предан,

И Собесский, староста красноставский скончалсь,

Побежден и убит, как сильно ни опиралсь.

Калиновскому татарин голову срубил,

На копье принес и Хмельницкому сообщил.

А Самуил, сын Калиновского-гетмана,

Побежав от козаков и крымского хана,

Утонул в Бубновке, на мосту обвалился, —

Так погубив жизнь, с оными и не сразился.

Здесь ни один из ляхов не остался в живых,

Пали все на Батозе в немощах сил своих,

По той победе несколько времени спустя

Побиты и под Жванцем, сами побить хотя.

Таким образом они в безмерный страх пришли,

Чтоб к последней беде козаки не привели:

Бросили жилища свои пусты в городах,

Разбежались все по пустынях, горах (вар.: полях) и рвах.

И мертвые тела, кои уже сотлели,

Выгребали, как звери, от гробов и ели.

«Жрите тленные человеческие приправы! —

Кричали козаки. — Все вы ляхи лукавы!

Таким кушаньем кормить вас давно достойно!

Не умели вы нами управлять спокойно.

Зачем было веру нашу ломать стараться?

Зачем было над нами явно издеваться?

Для того ль мы с войском своим жили под вами,

Чтоб пожитки наши грабили вы с жидами.

Дадите ответ за тиранския мученья,

Отметит еще больше небо за озлобленья.

Уже ль вам не ставало пищи, чем жизнь прожить,

Что начали и детей наших в котлах варить?

Вспомните, сколько вы с нами мир заключали!

Представьте ж, как скоро и часто нарушали!

Лесть ваша одна с злобою действовала во всем.

Хотели истребить нас, смучить, побить мечом.

Справедливость, однако, наша победитель,

Предстал нам Хмельницкий, общий наш свободитель.

Пребудет память его у нас в роду родов,

Пребудет вовек и слава храбрых козаков.

Защита наша, правда, не отъемлется нам,

Последует всегда погибель нашим врагам.

Только уж полно вам силы наши впрямь истощать!

Найдем державу, которая будет защищать.

Утеснял Вулкан троян, — вступился Аполлон,

Венера пособляла, Паллада гнала вон.

Злилась Юнона на Енея, вождя троян;

Однако он от Венеры к обиде не дан.

Свиреп Нептун хотел отнять Улиссов живот,

Но Минерва вступила за него в кровный пот.

Пойдет солнце прежде от запада на восток,

Нежель мы преступим, уж данной, оной свой зарок.

Воды в реках все скорее назад потекут,

Нежель воины наши себя вам предадут.

Звезды на земле прежде крепко утвердятся,

Земледельцы на небе с сохою населятся,

Вода вспламенится, от огня пойдут воды,

Нежель обратимся к вам в вечные роды»…

Затем, как Хмельницкий от Польши вовсе отпал,

Салтан турецкий Османа-агу прислал,

Дабы со всем войском своим ему поддался

К польскому королю вечно не возвращался,

И в знак милости чрез того ж Османа-агу

Прислал ему саблю, булаву и корогву.

В.-Р. Ты же про турков говорила со мною,

Скажи, кто еще хотел обладати тобою?

М.-Р. Не раз и не два должно б про них еще сказать;

Ибо премного те старались меня склонять.

Да и крымскому хану хотелось мною владеть,

И другим думалось то склонить, то одолеть,

Однак ни на кого из всех оных не смотря,

Хмельницкий, созвав войско свое и ободря,

Российскому государю себя известил,

Ему со всею Украиною поддал и покорил

И пред российским боярином Бутурлиной

В Переяславе тогда ж присягнул вечно в том.

Алексей Михайлович, самодержец славный,

Добровольной поддачи видя мой знак явный,

Монаршую грамоту вольностям доставил,

Все прежние статьи утвердил и восставил.

Итак, когда России надлежать уж стала,

Покажу, как и при ней храбра прежде бывала.

В.-Р. Знаешь ли, с кем говоришь, иль ты забываешь?

Ведь я Россия! Зачем меня пропущаешь?

Для чего не придаешь мне точно подачу

И отнимаешь у меня свою удачу?

Будто к другой России, не ко мне принадлежишь

И при мне, будто без меня, войнами гремишь.

М.-Р. Знаю, что ты Россия, да и я так зовусь.

Что ты пугаешь меня? Я и сама храбрюсь.

Не тебе. Государю твоему поддалась,

При которых ты с предков своих и родилась.

Не думай, чтоб ты сама была мой властитель,

Но государь твой и мой общий повелитель.

А разность наша есть в приложенных именах.

Ты Великая, а я Мала, живем в смежных странах.

Что ж я Малой называюсь, а ты Великой,

То как тебе, так и мне нимало не дико,

Ибо твои пределы пространнее моих,

А мои обширностями поменьше твоих.

Уже ль гора собою над холмом обладает?

Нет, нет! но как сей[?], так та к тому принадлежит.

Кто те почему-нибудь во владении держит.

Так мы с тобою равны и одно составляем,

Одному, не двум государям присягаем, —

Почему почитаю тебя равну себе.

Не говори: как обществу, поддалась и тебе!

Самодержец твой и мой шлет тебя и меня.

Один он отзывает из походу веля,

А не ты республикою повелеваешь мною.

Ничем неумаленна царем и пред тобою,

Оставленна также я при своих чинах всех,

Обнадежена и впредь милостию о тех,

А ты при своих достоинствах пребываешь,

Кои от того ж государя получаешь.

Итак, не можешь и в сем всю меня обидеть;

Как бы ни тщилась чины мои ненавидеть;

От кого ты получаешь, и я от того.

Не достанет только у нас с тобою одного

Того, что чины твои инако зовутся,

А мне также иным названием даются.

Но сие ль для тебя может казаться странно?

Обойди умом все государства пространно,

Вс всяком почти найдешь различие в чинах,

Кое в одних состоят названии именах;

А наипаче во всей Азии то бывает,

Котора свои имеет, наших не знает,

Однако ж сравниваются между собой все те,

Что ж мешает взглядом тебя иметь тоеж и мне?

Посему бы ты визиря капитаном почла,

Потому что Турция сие имя дала;

Киага сел бы у тебя ниже сержанта,

Пашу променяла бы за коменданта.

Муфтая почла б дячком, а сотника — соцким,

Писаря моих полков сверстала б с своим.

Нет, нет, дружок! не изволь (так) думать про меня!

Я почтена от государя, не от тебя.

Он меня в покровительство принял как свое,

То все оставил при мне, что только есть мое;

Привилегий польской короны не отменил

И чины мне прежде там данные подтвердил.

А чтоб лучше ведать ты могла мои службы,

Приводя обеих нас в неразрывны дружбы,

Российские государи чины прибавляли

И свои к прежним моим за верность давали,

В чем, думаю, и спорить не станешь ты со мной,

Ибо многих таких во мне видишь пред тобой.

Что ж? Скажешь: для того дали российской чин,

Что его не имел прежде с моих ни один?

Куда какая ненависть несправедлива,

Стоит осьмого греческих мудрецов дива!

Что всяк царь и король хранил и еще хранит,

В том дерзкая компания твоя (одна) шумит.

Ибо, бывая в оной, мятежь производишь,

За одни токмо места всех к ссоре приводишь.

Каптенармус будучи, не уступишь обозным,

Толкнешь старшин тех полковых по местам розным,

Ефрейтором посядешь судью полкового,

Рад спорить с ним, хотя от него отстоишь много,

А когда уже в аудиторской ранг попадешь,

То и к генеральным старшинам драться начнешь.

Сами святые места терпят твою норму:

Ты, вобравшись в церковь, прешься в первую форму,

Не смотришь, кто б там (же) из моих не стоял,

Для майора ввесь мой малороссийский свет (вар.: чин) мал.

Спешишь напролом к священнику по антидор,

Толкаешь, кричишь: дайте чиновнику простор!

Боишься, чтоб кто с моих тебя не упредил,

Но больш бойся, чтоб священника с ног не свалил.

А мои старшины учтивость наблюдают,

Сию неумеренность смехом провождают.

Случилось мне самому в церкве видеть раз,

Как один капитан побежал (там), подбил глаз;

Ибо зацепился, пал и нос окровавив,

Таким образом и антидор брать оставив,

Вдарился скоро с церкви с глазом подбитым,

Хотел всех упредить, отскочил с носом разбитым.

Безглазым и безносым долго того звали,

И за то, что бедный пострадал, все вступали;

Ибо после того, как (было) в церковь придет,

Оставив все ему формы, всяк из оных выйдет.

А по антидор (однак) боялся уж ходити,

Бунчуковым товарищам вздумал в сем вступити.

Но и тут паки постигло несчастие его;

Ибо ввалившись в форму свыше збору всего,

Зацепился (только) за гвоздь шпажным притупеем,

Совался, бился ногами, наклонясь с тупеем,

Не мог оторваться: так горячести знак дав,

Потащил за собою вон формы целой состав.

Алчно смотрели люди на шедшего с кругом:

«Таку тяжесть, — говорили, — должно везть цугом».

О всех твоих презрениях я [б] не (по) тужила,

Если б правда к тем вела, не нахальна сила.

Ты (сама) собой меня всегда обижаешь,

Государям неизвестно, как поступаешь.

И большие генералы твои меня чтут,

Сравнивая своих с моими место дают.

Знаешь ли, что было пред сим за 13-ть лет,

Как государствовала кротка Елисавет?

С кем сравнивали (а) малороссийских депутат?

Не с генералами ль ведено было сверстать?

В котором числе был там депутат начальный

Ханенко, бывший мой хорунжий генеральный,

Смотри, что (и) иностранной народ французы,

С монархией нашей имеющий союзы,

Публикуют про генеральных старшин моих.

Они с ними равняют генералов твоих,

Генерального ж писаря так представляют,

Что великим канцлером моим называют.

(Но) по крайней мере бригадирами (их) почтем.

И тут видишь, что не без знатных рангов слывем.

Еще ль чины мои тебе кажутся странны;

Вот имеешь от меня вид сходства пространный.

Вспомни бояр и между прочими же стрельцов!

Вспомни бояр между пробывших думных дьяков!

Все те и поныне в пространстве твоем живут,

То ж, как прежде, достоинство и должность несут.

Но названны вновь наречием только другим,

Переименованы именем уж иным,

Так что канцлерами начали называться,

Дворянами и лейб-гвардиею считаться.

Петр Первый, обошед разный земли, царства,

При учреждении своего государства

Много в государстве с пользою узаконил,

А при том и часть чинов в именах отменил.

Да и прежде (того) видны такие ж примеры.

Что инако звались, а были в равной мере.

Зачем много говорить? Сама видишь, знаешь, —

Ассесора с майором не одно ль считаешь?

Хотя сей в воинских, а тот в гражданских делах,

Однак не равны ль те между собою в чинах?

Много больше про меня думай взглядом оных;

Ибо я остаюсь в прежних чинах коронных,

Кои в именах (с твоими) весьма разнятся,

А в сравнении не могут собой остаться.

В.-Р. Ну, полно уже меня приводить в азарты!

Не будь вспыльчива, иное принимай в жарты!

Я только спросила о поддаче мне твоей,

Зачем отнимаешь оную от меня всей;

А ты уж и много обличать меня стала.

Брось пороки считать, что во мне примечала!

Признаю, что не я собой тебе властитель,

Но самодержец наш есть общий повелитель.

Не спорю уж, что он тебя принял с чинами:

Вижу, что и своих часто сравнивал с вами.

Но скажи с миром, о чем выше (за) вопрос гласил,

Выигрываешь войну будто без моих сил?

М.-Р. Да и конечно так! в прежние те времена,

Не надлежа еще сюда, билась я одна,

Многих неприятелей поражала больно.

Вспомни прежню мою речь, признаешь довольно.

Но не думай, будто все представлено мною!

Много там пропущала, говоря с тобою,

И знатнейший только казала воинский бой,

Славнейшую являла храбрость свою и строй.

Итак, видишь и сама мою справедливость,

Какова и без тебя была моя живость.

Не пособляла ты мне в воинско то время,

Как скидала (вар.: свергала) я с себя все лядское бремя.

И за озлобления с оными сражалась.

Храбро, славно и удачно сопротивлялась.

Не была ты и тогда, как к туркам ходила,

Коих одна я не раз славно победила.

Без тебя я и на молдавцов наступала,

Без тебя я их сильной рукой проганяла (вар.: поражала).

Сознай сама, была ль и на тех войнах при мне,

Как многих татар (победой) в плен брала (к) себе?

Еще ль с такой (вар.: тихой) хитростию больш станешь озлоблять?

Еще ль не пора тебе храброй меня признать?

Когда ж Российскому я поддалась уж царству,

То так обе одному служим государству,

Так не можно сказать, чтоб одна всегда билась

И чтоб на многих местах одна я сразилась.

Но как ты, так и я вместе соединялись,

Каждая из нас своими полками бивались;

А к иным местам посылана я и одна,

Текли где с кровью: лето, осень, зима, весна, —

Видели много четыре те года части,

В какие гнала я неприятелей страсти.

Не отнимаю сих от тебя воинских хвал,

Сорван тобой не один неприятельский вал.

И что к твоим принадлежит силам, то твое,

А что к моей воинской славе, то тож мое.

Итак, с времени моей уж сюда поддачи

Покажу особливо и свои удачи,

Как согласился король польский с ханом крымским

Огнем и мечом воевать с царем российским

За то, что я поддала повек (вар.: вечно) ему себя,

То гетман (тот мой) Хмельницкий, сего не терпя,

Его царскому величеству тотчас донес;

Зачем государь, упреждая умысл их весь,

Отправился сам в Литву под Смоленск с полками,

Куда Золотаренко послан с козаками (1654 г.),

А Хмельницкий под Фастовом находился тогда;

И как приспели многи полки мои туда,

То Золотаренко, наказный оный гетман,

Около Гомля и Быхова произвел брань,

Где ляхов и татар многих порубал, прогнал,

И как те, так и другие города достал.

При оном же Золотаренку и Смоленск взят,

Которого козаки стараясь доставать,

Казали ревность, смелость при глазах монарших,

До одного выбили всех тамошних старших,

За что довольным жалованьем награждены,

Похвалены, почтены и обогащены.

Тогда ж с Золотаренком ходил государь царь

Воевать дальше в Литву поляков и татар

Где как под Березиной (вар.: Березою), под Шкловом-рекою

С князем Радзивиллом стали биться войною,

То тотчас оной Радзивилл совсем побежден,

Так что едва ль сам не остался жизни лишен.

Взято тогда больше двухсот литовских городов,

А из моих мало потеряно козаков (1654 г.).

В то ж время Витебск до основания иссекли,

Вильну разорив, тысячи (у) ляхов посекли.

Между Ставищами ж и Охматовом чрез год (1655 г.),

Что произвел над ляхами козацкий народ,

Как ляхи с татарами в поле съединились.

И в обоз козацкий там уж было ввалились,

То козаки, напавши на ляхов и татар,

Оглоблями из саней такий дали удар,

Что мерзлыми (вар.: мертвыми) телами, коих убивали,

Весь обоз свой как будто валом окидали.

Редкое то чудо было с бедою ляхам,

Что и оглобли козацки страшили врагам,

Коих презрев, как не раз войною успели,

Ружьиом с ними драться уже (больше) не схотели,

А в насмешку вздумали бабьим бить мастерством;

Когда б случилось при них, мели (вар.: гнали) б и помелом.

Тогда больш пятнадцати тысяч людей (вар.: оных) пало,

И в полон взято ляхов и татар немало.

На другой потом день, как та сечь скончалась,

Страшная баталия опять начиналась,

И продолжалась даже до самой темной ночи,

Не стало уж больш лядской и татарской мочи;

Ибо столько ж иль с залишком пало и в этот день,

Осталось всего войска в них только на пядень.

С тех пор Хмельницкий сам уж на войну не ходил,

Но как король шведский помочи его просил,

То одних козаков своих к нему послал он,

К коим придан был киевский полковник Антон.

Тот Антон Адамович, когда туда пришол,

Отправил с ним и свое войско шведский король,

С которым, когда козаки совокупились,

В самую средину Польши (смело) пробились.

И оба столичные города поляков

Успешной войной взяли, Варшаву и Краков,

Побрали там многие шляхетски богатства,

Сенаторски уборы, костелов изрядства;

Добрались и до королевских корон, порфир,

Как будто нарочито собранных им на пир.

Храбрость Хмельницкого не описана собой,

С успехом имевшего часто воинской бой:

С многими людьми (вар.: народами) он в сражения вступал,

И с которыми ни вступал, всех тех побеждал.

Сами альпийские непроходимы горы

Как Геркулес древний пройшол бы с войском скори.

Широкий и пространный путь для всех дал бы там,

Кровной победой грозил бы тамошним жильцам;

Но ниже следовало идти туда ему.

Ни он старался нанесть войну свету всему,

А билсь только с неприятельми такими,

Коих ко обществу своему узнавал злыми.

Муж имени и чина того достойнейший

Побеждать врагов, нежель вступать, был скорейший.

Гетман многорассудный, бодрый и дерзновенный.

Скоропостижный в трудах, нуждах невтомленный,

Ко всяким злоключениям воинским обыкший,

Холод, жар и нужды вдобь носить привыкший

И протчие многотрудные неспокойства;

Испытал трудов различных перемен свойства

Мало радил о себе, только бы всем угодил,

Общество б и отечество цело сохранил:

Первой на войну, последней сходил с оной,

Дрался, боролся своей храброй обороной.

По многих, наконец, славных воинских делах

Умер, оставив память и по днесь в козаках,

Печаль, жалость и последние роды незабвенна

Казалась тогда всем ввек быть неумаленна.

Слезили осиротевшие мои дети,

Являли друг другу печальные приветы,

Оплакивали в жалости неутешимой,

Не чаяли никакой отрады любимой,

Не думали себе уж быть отцу такому,

Не мыслили, чтоб так удавалось другому.

«Пала уже вся надежда наша, — кричали, —

Не воскреснет защита, вечно потеряли.

Вселюбезный отче наш, отче наш любезный!

Сего ль дождали мы, чтоб ты нам лил ток слезный?

Отче наш любезный, вселюбезный отче наш!

Ужель оставшихся сынов своих врагам дашь?

Отец наш вселюбезный, любезный наш отец!

Ужель хищным волкам попустишь кротких овец?

Любезный наш отец, отец наш любезнейший!

Ужель будет нам без тебя гонитель злейший?

Не страшен был ни один супостат при тебе,

Ныне ж боимся многих оставшиеся в себе.

Ужель станут менять нас за хлеб, соль и воду.

Как то было от ляхов нам одного году?

Когда б если б не ты нами храбро управлял.

И память бы нашу неприятель давно скончал.

Пробудись в радость нам хоть на малое время!

Ощутись, встань, облегчи тоски нашей бремя,

Посмотри хоть собравшихся детей своих всех,

Взглянь еще хотя последний раз уже на тех,

Которые утешения не имеют,

Как овцы заблудши по пастырю жалеют!

Они не для того в сие место собрались,

Дабы с тобою, отцем своим, навек прощались,

Но чтоб руководствовал ты, как прежде, им,

Казал бы, учил, как противиться врагам злым.

Молви хоть одно, отче любезный, нам слово!

Вот все войско твое пришло, слушать готово!

Собери его вместе, защищай, охраняй,

Покровительствуй, милосердуй и соблюдай,

Поднимись, если ручей слез наших жалеешь!

Иль ты уже любви к нам прежней не имеешь?

Взведись, если отчаянным хочешь пособить,

Встань, если оставленных желаешь ободрить!

Да! завтра устанет, завтра ободрит, утешит нас!

Прерывал хлиплющими словами общества глас.

Не так, видно, заснул он, чтоб встать уже к нам мог.

Встанет разве, как затрубит при последке рог.

Тогда уж сберемся к отцу своему с полками

И тогда разве разговоримсь с ним и он с нами.

А ныне последний свой долг отдадим ему,

Которой век незабвен будет войску всему.

Но ах! все силы наши превосходит печаль, —

Не можем и тела твоего несть отсель вдаль.

Мы бы хоть на оное с отрадой смотрели,

Желали б чтоб тебя пред собою век имели.

Грозила б еще и тень твоя нашим врагам,

Боялся б неприятель при ней приступить к нам.

Ах, отче! оставил детей осиротелых,

Оставил в унынии бывших тобой смелых.

Все веселья утехи отсель нас минуют!

Пособи! вот уже враги с нами воюют.

Напустят грусти, скуки, скорби и гонения.

Отврати нам неприятелей нападения!

Вот всадят нас в разженного медного вола.

Скончай мучении наши, дай радость, что была!

Мы, на тебя глядя, вздох тяжкий испущаем,

От тебе спасения своего ожидаем;

Оставившего спящего тревожим, будим,

Трудившегось, потевшего еще томим, трудим,

Не отступим от ног твоих, ходивших с нами!

Пробудись и води нас прежними стезями!

Заблудим без тебя, разбредемся, равно овцы.

Не встаешь, пастырь? Поразят нас вероломцы,

Ищезнет слава наша, бывшая при тебе.

Увял цвет наш, увянет с тем и храбрость у себе.

Которых многие преж ужасались страны —

И от малых волков будем уже попраны.

Оставил полководец, отстал, пошел вождь прочь,

Не устоит без тебя одна уже наша мочь.

Которые в сражения смело входим, было.

Тех сие несчастие ныне в робость впредь ввело.

Ну, куда идти нам без тебя и что начать?

Потеряв голову, можно ль ногами ступать?

Глаза имея, без глаз стоим оцепенев;

Без рук кажемся храбры, прежде руки имев.

Уже и лица наша потупились слезя,

Падают колеблющись и колена дрожа,

Изнемогают сердца, каменем утесненна,

Пронзенна грудь, терзается дух уязвленный,

Недоумевает ум, страх мысль ужасает,

Борющуюсь отраду скорбь одолевает;

Проходит сквозь кости кровь з густотою смешена,

Поднимает кожу, кипит в глазах червлена;

Встают бурны ветры, рвут волосы наших глав;

Бледнеет вид, дает перемены весь состав.

Лишились мы отца, предводителя войны,

Остались осиротелы уж дети одни.

Коих его счастие вскормило, взрастило.

Тех ныне несчастие судьбою век поразило!»

Сим образом дети мои плакались над ним,

Давали вопль, стенание по всем полкам своим,

Одни казали жалость явными слезами;

Другие всхлипывали, зевая устами;

Иные с необычным шумом голосили;

Некоторые по грудям сами себя били.

Часть в скрытом месте лила ток жалостных ручей;

Часть пред всем обществом реки пущала с очей;

Часть от задумчивости так окаменела,

Что, как нема стоя, и гласу не имела,

А казала только в лице знаки различны,

Бескровны, почернелы, робки, необычны.

Прочие стоя над мертвым телом кричали:

«Один был у нас отец, и того стеряли!»

Во всем том напоследок став полками стройно.

Проводили гроб со всею старшиною достойно;

Несли с Чигирина с церемониею войсковой,

Погребли в Субботове в каменной церкви той.

Которую сам от себя он сооружил

И за жизни еще там положен быть ствердил.

Козаки, отвращая ту печаль помалу,

Стали приходить опять к своему началу

И к различным войнам вновь приготовлялись.

Прежнюю храбрость себе доставить старались.

Но полно, думаю, свои силы представлять!

А намерена на Хмельницком вею речь скончать.

В.-Р. Куда, право, ты каков имеешь нрав чудный!

Хочешь, чтоб тебя просил ввесь сбор многолюдный!

Приведши в самый жар, тут меня оставляешь,

Больше говорила, в меньшом изнемогаешь.

Не обленись речи до наших времен довесть.

Чтоб достовернее я могла правду почесть!

Я бы так уже, чем ближе до нас доходит,

Яснее понимать стала, что слух мне родит.

М.-Р. Довольно мне казалось до тех довесть времен,

Как российскому царю Хмельницкий покорен,

И какую оказывал он верность ему,

Войском своим обществу угождая всему.

А после его что происходило во мне,

Спроси подруг своих, те объявлят тебе.

Ибо когда сюда стала надлежать,

С кем и как воевала — могут и оны знать.

В.-Р. Не томи ж меня ссылкой, отсылая к моим!

Я и сама знаю, что всяк пристрастен к своим.

Они про храбрость твою хоть и знают точь-в-точь.

Однак свою больше прославлять станут мочь.

А твоей не изъяснят силы совершенно,

Пропустят, может быть, что в тебе незабвенно.

Итак, не можно вовсе положиться на них.

Скажи еще, пожалуй, сама мне про своих!

Непрекословить не буду, ниже не верить,

Справедливою стану все мерою мерить.

М.-Р. Докуку твою тем более признаю милой,

Чем меньш могу остаться в славе своей силой;

Почему и нехотя продолжу еще речь.

Представлю и дальную воинскую свою сечь.

Минуя прочих, как был Брюховецкий-гетман,

Прибыл под Глухов король польский Казимир Ян,

Которого чрез пять недель сряду доставал

И на жестокость зимы несмотря воевал.

Но козаки, выскочив из города сего,

В скором времени одолев силу его,

Порубили, пленили, разграбили обоз,

А остальное войско храбро прогнали сквозь.

Был тогда судья генеральный Животовский.

Он командовал, оным прогнан король польский.

Таким образом король города не достав,

Бежал со стыдом, войска немало потеряв.

Тот же гетман Брюховецкий год потом спустя,

Калмыков с козаками в войски совокупя,

Под Белу Церковь против поляков сам ходил,

Где Яблонского армию сильно победил,

Которой как ни казалось велик и силой зол,

С малым числом шляхты насилу в Польшу ушол.

Полковник переяславский Дмитрашко потом

Победил многих татар, возвратился с торжеством,

Кой послан от Самойловича-гетмана,

И немала команда была ему дана.

Там на четыре мили пестрели вдаль поля,

Лежали побитые неприятелей тела.

А которые из них осталися в живых,

Забраны все в неволю от козаков моих.

За того ж гетмана на четвертой потом год

Козаки наступали на турецкий народ.

Тогда под Чигирином был ужасный туркам страх;

Гнали их, мертвили, истребляли память в прах, —

И такое ужасное сражение было,

Какого в тот век нигде случиться не могло.

Под самим везиром двох лошадей убили.

А рядовых турков бесчисленно побили,

Не считая, как бились ружейною пальбою,

Дрались и руками, как на кулачном бою.

Неприятелей войска так мало осталось,

Что едва в третей части оного считалось.

Почему премногих те втеряв своих людей,

Богатства запасы и подъемных лошадей,

Ничего уже иного к спасению не ждали,

Токмо что в свою землю бесчестно бежали.

После ж десяти лет то действо произвели.

Что Очаковский уезд ввесь козаки сожгли.

Разорили плачевно тамошних людей всех,

Пленили бедственно кто ни был с жителей тех.

Чрез два года опять под Очаков ходили,

Где жилья многих татар вовся попалили;

Брали скот и самих их поражали мечом;

Били жен и младенцев не щадили ни в чем,

Козаки, собравшися, ходили в сих годах

Для защищения границ своих в диких степях

И чтоб оберегать и освобождать христиан

От нападения и пленения бусурман,

Коих отбивали от татар сильной рукой,

Отпущали их в отечество сами собой,

И малыми людьми на оных нападая.

Разбивая татар, многих побеждая,

И на том бою пленив немалое число,

Гнали в Москву и в Польшу, куда ближе было.

Ибо ляхи, видя, что войной не успели,

С российским государем мир тогда имели.

За что велику себе милость получали

И жалованья много от монархов брали.

Здесь и о Палию вспомянуть не премину.

Кой гнал неприятельску партию не одну.

Полковник тот белоцерковский, Семен Палий,

Родом из Борзны, казал ревность России всей.

Он, охотное войско при себе имея,

Прогонял от России не одного злодея

И выборным войском не только не допущал,

Чтоб татарин Россию и Польшу воевал,

Но в Бендерщину ходил еще сам собою

И в Белогородчину (Аккерман) ступал к тому ж бою.

И на Буджаки посылал козаков своих;

Хотелося татарских сел ему не одних,

С которых многие и разорял главно,

Покорял города и побеждал всех славно.

Да и Очаков дважды доставал с удачей,

Брал иногда от жильцов тех искуп с наддачей,

А иногда все богатства забирал в оном,

Что раздавал на войско с турецким уроном.

Так малое число козаков при нем было,

Коих множество турков одолеть не могло,

Воинское искусство ему пособляло,

Храбрость и счастие славу победы давало.

Причем, однажды такую смелость возымел,

Что на янычарах, как бы на лошадях, сел

И таким образом в саму крепость ввалился,

Где, сидя на самих их плечах, с ними бился.

И яничар многое число вырубил, сбил,

И самого салтана чуть было не пленил.

Зачем турки, войну ту проклиная страшну,

Засыпали оную городскую башню,

Которой яничарми Палий в Очаков вдрался

И сидя тогда на их плечах с ними ж сражался,

И поныне под самою крепостью башня та

Палиева зовется, где туркам страховита.

А однажды, сражаясь с татарскими силы,

И самого их хана козаки пленили.

Где оной же Палий был главный предводитель.

Он оставался над ними главной победитель.

Почему татары мир с нуждой заключали

И великие ему дары присылали.

Потом поляки, благодеяния забыв

И все услуги его в забвение пустив,

Взяли оного в Майбург коварным обманом,

И так в сылку сослан был коронным гетманом,

Где ему верный его слуга лошадь поддал,

И так он вырвавсь в железах к своим прибегал.

Почему гетман тот, желая его достать,

Выправил на него польских гусаров опять,

С коими немецка и польска пехота шла,

Да и артиллерия там же с ними была.

Но Палий под Фастовом всех оных поразил,

Побил, прогнал и немалое число пленил.

За что поляки, разгневанны необычно,

Отправили войско на Палия вторично,

Где так остались они побежденны,

Что и тысячный с места не ушол спасенный.

Заграбили там же козаки ввесь обоз их,

Великими добычми богатили своих.

А Рустич-полковник, видя таку свирепость,

В Менжелеевку бежал был первые в крепость,

Потом с оной тихонько чрез вал спустился

И так у Польшу убежал, от козаков свободился.

Тот же Палий после того на четвертой год

Собрав киевского полку козацкой народ,

С полковником их Очаков другой раз достал.

И с переяславским тож как на них воевал,

По несколько партий турецкого войска сбил

И триста человек турков живых полонил,

Коих с знаменами их в Батурин пригнали.

Таким образом с турком козаки играли.

Через год потом все малороссийские полки,

Слободские и запорожские козаки,

С Борисом Петровичем Шереметьевым став,

Победили турков, на оных сильно напав,

Взяли каменные четыре их города,

Сами ж в себе остались без дального вреда.

Начальников тамошних турецких над Днепром

И янчаров многих взяли ж в городе том.

Поделили богатство всей армии своей,

Побрали жен, забрали также их детей,

Пригнали в Россию Великую и Малу

И подчинили всех к российскому началу.

А Кази-Кермин (Кизи-Кермен) с основанием разорили,

И Муберен тож город совсем спустошили.

В году ж тысяча шестьсот девяносто шестом,

Как в ужасном сражении козаки были том.

Они с турков в Озове (Азове) невтомимо бились,

В страшном огне на неприятеля валились,

Казали государю верность и прислугу,

Достать городы пособляли друг другу;

Палили там своя ружья беспрерывно,

Хватали турецкие партии отрывно.

При реву российских бомб, свой огонь давали:

Мечом вооружены, врагов устрашали;

Схватывались с копиями на градские оные стены,

Не искали в кровных трудах перемены

И турков убивали не только стрельбою,

Но и бесчисленных их хватали рукою.

Гром, туча, треск ужасный казался тогда и стук

Вырывали знамена их силою из рук.

И бросали оные в свое войско с валу.

Великую тех силу сбивали помалу.

Зацепляли пали канатами водными,

Сворачивали с валу силами своими,

Разбивали, ломали каменных стен забор,

Ступали не робко в большой еще задор,

Таким образом в город пролаз учинили,

В который одни других ввалиться теснили.

Почему турки, видя своей пальбы неуспехи,

Зажигали с порохом целые уже мехи

И бросали за стены на упад козаков,

Изрыли близ вала и глубокой также ров,

Но и то козаков воспятить не могло:

Великодушие их до победы вело.

Итак, турки чалмами в нужде замахали

И, знамена наклонив, мира просить стали:

«Помилуй, российской государь-победитель!

Даруй оставшимся живот, будь наш свободитель!

Обще просим, — кричали, — с монархией целой.

Довольно для тебя хвал, превосходишь нас силой!»

Почему, при получении милости той,

Сдали со всею аммуницею город свой:

Отдали все бывшие припасы, богатства,

Мечетные и городские изрядства.

Пятнадцать тысяч моего войска было здесь.

Которой к Лизогубу надлежал корпус ввесь.

Черниговский полковник Яков Лизогуб тот .

В воинском сем действии проливал трудов пот.

Он то время будучи гетманом наказным,

В прислугу отечеству тщился способом разным:

Управлял, показывал пример сам собою,

При великороссийских слыл и в своем бою.

И с каким стремлением твои рвались полки,

С толикою ревностью и мои бились козаки.

Где з Лизогубом были знатнейшие в войне

Три полковники, командующие во мне, —

Михаило Борохович, гадяцкой полковник,

Леон Свичка, лубенской такой же чиновник,

Прилуцкий полковник Горленко Димитрий —

Все сии отбивали турков проект хитрый.

Государь, видя верность с усердием моих,

Пятнадцать тысяч рублев роздал на рядовых.

А знатнейшим сотникам и полковым старшинам

По пятнадцати червонцев указал и сам.

Полковники ж з Лизогубом больш награждены,

Соболями и деньгами обогащены.

Напомяну еще, как турков корпус немалый

Разбил атаман запорожский Яков Чалый.

С малым числом козаков он по морю ходил,

Восемь кораблей взял, самых их много пленил.

А чрез тридцать семь лет по сражении оном

С каким отошли ляхи от меня уроном!

Ибо как в Польше баталия учинилась

И под Солодковцами моя часть сразилась,

То партизаны Лещинского прогнаты прочь,

Не могли управиться, употребя всю мочь.

И все войско польское от козаков сбито,

Так что поле на десять верст было покрыто,

По которым мертвые их тела лежали,

Кои, как снопы, все пространство устилали.

А особливую заслуживает хвалу

Галаган, полковник, оказавшийся в войну ту.

Он своим полком прочиих славою превосходил,

Страшилище и грозу полякам наводил.

Укрощали козаки турков тож свирепость,

Когда доставали и Очаков, их крепость.

Тогда как похулил моих преданность Миних,

Помнишь ли, как оправдал Лессий сих невинных?

Да и под Хотинью показали бодрость и ревность

Возобновляли прежню храбру свою древность.

Не думай, что не могу похвалиться славою,

Как и с шведами была война под Полтавою,

Где славный тот мой, хотя дряхл уже был Палий.

Грозил неприятельской шведской армии всей.

В.-Р. Ага, такой-то в тебе храбрости примета,

Что изменила ты около того лета!

М.-Р. Ах, ах! куда какая спесь и строптивость нрава!

Если опомнишься, не останешься права.

Ты сама обещалась уже мне верить,

Непрекословить и праведной мерой мерить.

А зачем опять злобной начинаешь задор,

Вступаешь в ненавистной и враждебной вновь спор?

Вовся несправедливо язвишь и обидно.

Тебе б и думать так про меня, право, стыдно.

Ибо измена тогда не всей меня была —

От одного Мазепы только произойшла.

С коим никогда о том не соглашалась я.

Но один предал неприятелю себя.

Если же сие меня не может оправдить

И буди то, что он мой был, станешь век твердить,

То вспомни ты сама всех изменников своих

И разных государственных преступников злых!

Ты одного такого с нуждой нашла во мне,

А я легко видела сто подобных в тебе.

А если еще стрельцов и других мелких счесть,

То и к большим порокам могу тебя довесть.

И то страннейшее дело и дивнее всем,

Что ты с предков и родилась при царе своем,

И то ты поступаешь, мене ж двохсот лет еще нет,

Как поддалась, да таких не видишь во мне примет.

И буди не знаешь иль забыла род связных

Изменников своих и преступников разных,

Кои назнены, во вечной ссылке по смерть жили,

Разжалованы и под караулом были;

То я здесь же пред тобою счислять стану,

Представлю, как было, и скажу без обману.

Напомню, что многие бояры казнены (в 1689 г.),

Кои против царей в измене изобличены.

И князь Василий Голицын на Сибирь сослан,

Потому что когда был против татар послан,

Воротился назад празден, Перекоп оставил,

И воинское действо оттоле отставил.

Что он сделал для татар, обрадовавшись вдруг,

Как скоро поднесли ему червонцев бурдюг,

В котором сверху только добры лежали,

А в средину ложные и обманы наполняли?

Да и Василий Шереметьев что получил,

Когда российскому государю изменил?

Не от самих ли ляхов отдан был в неволю.

Где больш двадцати лет проклинал свою долю!

Коего как самого, так и войско его

Держали татаре во утеснении всего.

Ибо боярин оной великороссийский,

Как напал на него и козаков хан крымский

И поляки, то с ними усоветовался он,

Чтоб войско российское из Киева вывесть вон

И ляхов туда пустить, а козаков бы всех,

Бывших при себе, выдать татарам в местах тех.

Какой Шереметьевой измены не стерпев,

Цицюра, наказной мой гетман, кой жалко зрез,

Как начали уже татарскому народу

Отдавать всех козаков за хлеб, соль и воду,

Почему, оставив его, сквозь татар пробились

И так от них хотя с уроном свободились:

Дали ж Шереметьева ляхи татарам тем,

Что не вдовольствовал их в договоре своем:

Ибо не токмо не мог впустить в Киев ляхов,

Но не допущен туда и сам от козаков.

Таким образом хотел он моих погубить,

Но сам попал в неволю, как вздумал изменить.

Что б российские наши цари сделали с ним,

Если б то не татарам, но достался б тогда им?!

Но сего недовольно: еще был злой навет,

Пребыв только после сего пятьдесят осмь лет.

И вспомни, и кого, и за что Петр Первый казнил,

Как с иностранных землей в отечество прибыл!

Не Лопухина ль и других сверстников того?

Не за измену ль против величества его?

Свидетелем чему Скоропадский, мой гетман,

Бывший с полковниками своими тогда там,

Кой с Москвы за государем ездил в Питербург,

Отколь с милостию отпущен обратно в мой круг.

А чрез десять потом лет кто под караул взят

И кого велено из твоих в ссылку послать?

Не граф ли Петр Андреевич Толстой прозывался?

Не тот ли за преступление туда попался?

В тысяча семьсот тридцать шестом году потом,

Как козаки в сражении с татарами были том,

Кое происходило на Черной Долине,

По переменной с обох сторон судьбине,

Где многих тех преж мои было порубили,

Потому когда татаре себя укрепили,

То оных запорожских козаков прогнали.

У слободских полках премногих погубляли,

Куда бывший в тебе Гейн (вар.: Гессен) генерал послан был,

Чтоб российску партию ту от татар прикрыл;

Но понеже, могучи, он помочи не дал,

То суди сама, не в измену ль чрез то попал

И не в вечные ли был солдаты осужден?

Но и еще не ввесь сбор таким в тебе сочтен.

Напомню тебе генерала-адмирала

И кабинет министра, коего ты знала,

Андрея Остермана, графа бывшего преж;

Напомню фельдмаршала Миниха в годы теж,

Но сего помилованного уже оставлю.

Левенволда ж, обер-гофмаршала представлю!

Спрошу тебя, где Михаило Головин девался,

Тот, который вице-канцлером твоим считался!

Где Мейгден, комерц-колежский президент бывший?

Да где Темирязев, в чести прежде живший,

Кой действительный статский был уже советник?

Не сделался ль и сей поминутым причетник?

И не все ли они в измене обличены?

Не все ль к смертной казни были осуждены

За погрешность против государева лица

И за государственные многие воровства?

Но всемилостивейша, однак, Елисавет,

Что присудил — было тем ввесь генералитет —

По милосердию изволила то унять

И вместо смертной казни вечно в ссылку сослать.

Вот, смотри! Одним ты меня попрекнула раз,

А я сколько сосчитаю твоих к царям ураз!

Мазепу только твердишь, а своих забыла,

Не дивно тысячными глаза заслепила.

Ибо одного легче помнить и усмотреть,

Многими ж глаза можно помрачить, как глядеть.

Упомяну против того славно и о себе:

Знаешь ли Разумовских, родившихся во мне, —

Как Елисавете один из тех услужил,

Как и Екатерине другой верность открыл?..

Еще ль со мною в спорные разговоры вступишь?

Еще ль от ненависти ко мне не отступишь?

Вот тебя привела к самым твоих временам,

Представила я правду самым твоим глазам, —

Ни пис[к]нуть уже тебе нельзя против меня,

Буди ж еще (по) заспоришь, больш обличу тебя,

Найду еще в тебе я премногих подобных,

Сочту и еще твоих, государству злобных.

В.-Р. Ах, ах, нет, нет! Помилуй, уними о сем речь!

Пожалуй, пожалуй, все уже изволь пресечь!

Довольно, ныне твою правду принимаю,

Верю всему, почитаю, храброй сознаю.

Отсель и чины твои равнять с мерой стану

И от дружбы с тобою вечно не отстану.

Мы будем в неразрывном впредь согласии жить

И обе в едном государстве верно служить.

Посяпоры понимала темно о тебе;

Благодарствую, что протолковала ты мне.

Я.А. Королевич

«Каиновы слёзы» (памфлет в стихах) (1981)[210]

Сегодня вы услышите.

Сегодня вы увидите

Комедию, трагедию

И фарс.

Герой наш не меняется.

Все время повторяется.

И в этом убеждались мы

Не раз.

Попав в края заморские,

Он льет там слезы горькие.

И так не по себе теперь

Ему…

Не первый день надрывный плач

Доносится с чужбины.

Слезой исходит наш «герой»

За судьбы Украины…

…Но он не даром слезы льет.

Заламывая пальцы, —

Монетой звонкою слеза

Течет в карман страдальцу.

Но кто ж он, горе-патриот,

Который плачет, не переставая?

Какого счастья хочется ему

Для отчего, как говорит он, края?

Не узнаете? «Самостийник» он,

И слезы льет он, как из крана воду.

С тех пор как по загривку получил

В дни Октября семнадцатого года.

Как на базаре торговал

Без устали предатель, —

На землю дедов и отцов

Был нужен покупатель.

Всем Украину предлагал,

Всем, кто купить не против.

Такая, видите, любовь

Кипела в «патриоте».

За то, что край свой променял

На франки, кроны, марки,

Пришлось без устали ему

Прикладывать припарки.

Когда же в панике бежал

Хозяин самозваный, —

К труду вернулся наш народ,

Залечивая раны.

Куда ж теперь девался наш «герой»?

Пошел служить фашистскому Берлину.

При деле снова платный «патриот»,

И снова продаёт он Украину.

Он, свастику приветствуя, вовсю

Кричал «Зиг хайль!» — с неистовством настырным.

Ему охотно фюрер позволял

Горланить «хайль» с акцентом самостийным.

Иуды подлая душа

От счастья ликовала,

Когда фашистская орда

Наш мирный край топтала.

На чужеземные штыки

Рассчитывал он снова,

Когда на собственный народ

Мечтал надеть оковы.

В беде не бросит брата брат

В суровую годину.

Народ советский отстоял

Свободу Украины.

Она восстала из руин

Для мира и для счастья,

И ей на помощь как один

Пришли народы-братья.

Теперь в «свободном мире» наш герой,

Там, на задворках, горе-патриота

Хозяин новый подобрал, и вновь

Нашлась для «самостийника» работа.

Цветет наш благодатный край

Под щедрым солнцем мая.

И пана разбирает злость

И ненависть слепая.

В горячке желто-голубой

Он нам сулит напасти.

И вновь за доллары кричит

О «самостийном» счастье.

Ну что ж, пускай себе кричит,

Скулит в тоске звериной.

Над морем каиновых слез

Смеется Украина.

[1] «Второй том романа «Братья Карамазовы»» (https://web.archive.org/web/20230308062409/https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%BE%D0%B9_%D1%82%D0%BE%D0%BC_%D1%80%D0%BE%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D0%B0_%C2%AB%D0%91%D1%80%D0%B0%D1%82%D1%8C%D1%8F_%D0%9A%D0%B0%D1%80%D0%B0%D0%BC%D0%B0%D0%B7%D0%BE%D0%B2%D1%8B%C2%BB).

[2] «Все шедевры мировой литературы в кратком изложении. Сюжеты и характеры. Русская литература XIX века» / Ред. и сост. В. И. Новиков. — М.: Олимп: ACT, 1996. — 832 с.

[3] См. статью литературоведа В.Д. Рака «Юридическая ошибка в романе «Братья Карамазовы»» (https://dostoevsky.rhga.ru/upload/iblock/eda/В. Д. Рак. Юридическая ошибка в романе «Братья Карамазовы».pdf) и статью Анастасии Першкиной «7 секретов «Братьев Карамазовых»» (https://arzamas.academy/mag/568-karamazov).

О судьбе рукописей романа «Братья Карамазовы» Достоевского см. монографию Б. Н. Тихомирова «Загадка исчезнувших рукописей “Братьев Карамазовых” (факты и гипотезы)» (http://dostoevskiy-lit.ru/dostoevskiy/kritika/sbornik-bratya-karamazovy/tihomirov-sankt-peterburg.htm), коллективную монографию «Роман Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» Современное состояние изучения» (https://fedordostoevsky.ru/pdf/karamazov_2007.pdf), статью О.А. Богдановой «Какие рукописи Достоевского были в “Piper-Verlag”?» (https://cyberleninka.ru/article/n/kakie-rukopisi-dostoevskogo-byli-v-piper-verlag) и статью Н.Ф. Будановой «В поисках утерянных рукописей и книг личной библиотеки Достоевского. Новые архивные материалы» (https://literary.ru/literary.ru/readme.php?subaction=showfull&id=1486682521&archive=&start_from=&ucat=&=).

[4] См. нашу статью «Дедовщина — проявление толпо-«элитаризма»» (https://kob-alt.ru/dedovshhina-proyavlenie-tolpo-elitarizma/).

[5] https://www.ne.jp/asahi/dost/jds/dost404.htm и https://dostoevsky.org/wp-content/uploads/2020/08/DostM_3-2012.pdf

[6] https://www.google.ru/books/edition/Those_Who_Remain/_UfEDwAAQBAJ?hl=ru&gbpv=1&dq=Hard+times+create+strong+men.+Strong+men+create+good+times.+Good+times+create+weak+men.+And,+weak+men+create+hard+times.&pg=PT13&printsec=frontcover

[7] https://dzen.ru/a/YzwDqiYG0nk8vFts

[8] http://gumilevica.kulichki.net/articles/Article69.htm

[9] См. статью историко-просветительского портала «Кириллица» «Происхождение слова «Русь»: главные версии» (https://cyrillitsa.ru/history/197889-proiskhozhdenie-slova-rus-glavnye-v.html).

[10] См. статью Владислава Цыпина «К вопросу о происхождении этнонима «Русь». История Европы дохристианской и христианской» (https://web.archive.org/web/20231001154406/https://pravoslavie.ru/154818.html).

[11] https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/oleg-ryurik-i-gostomysl-kak-novgorodskie-kuptsy-i-severnye-piraty-voevali-za-rechnye-torgovye-puti

[12] http://gumilevica.kulichki.net/synchron/synchro1.htm

[13] http://gumilevica.kulichki.net/articles/Article60.htm

[14] См. статью историка А.А. Карпенко «О генеалогических преданиях Иоакимовской летописи В.Н. Татищева» (https://cyberleninka.ru/article/n/o-genealogicheskih-predaniyah-ioakimovskoy-letopisi-v-n-tatischeva/viewer) и статью историка Л.В. Войтовича «Рюрик и происхождение династии Рюриковичей: новые дополнения к старым спорам» (https://cyberleninka.ru/article/n/ryurik-i-proishozhdenie-dinastii-ryurikovichey-novye-dopolneniya-k-starym-sporam/viewer).

[15] Д.А. Левчик – «Великий северный пушной путь» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/velikiy-severnyy-pushnoy-put).

[16] См. статью историка Е.В. Никольского «Святой благоверный киевский князь Аскольд — миссионер и геополитик IX столетия» (https://cyberleninka.ru/article/n/svyatoy-blagovernyy-kievskiy-knyaz-askold-missioner-i-geopolitik-ix-stoletiya/viewer).

[17] «Аскольд» (https://web.archive.org/web/2/https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D0%B4).

[18] http://gumilevica.kulichki.net/ARGS/args207.htm#args207text25

[19] https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/ingvar-helga-i-svendisleyv-ili-kak-drevnerusskie-knyazya-delili-kiev-i-borolis-drug-s-drugom

[20] https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/ingvar-helga-i-svendisleyv-ili-kak-drevnerusskie-knyazya-delili-kiev-i-borolis-drug-s-drugom

[21] См. статью историка М.Н. Козлова «Великая княгиня Ольга: от верховной жрицы до просветительницы Руси» (https://cyberleninka.ru/article/n/velikaya-knyaginya-olga-ot-verhovnoy-zhritsy-do-prosvetitelnitsy-rusi/viewer).

[22] http://gumilevica.kulichki.net/R2R/r2r01b.htm#r2r01chapter3

[23] http://gumilevica.kulichki.net/ARGS/args315.htm#args315text9

[24] https://web.archive.org/web/20240606180553/https://discours.io/articles/social/reki-i-lyudi-drevney-rusi-kak-zhili-vostochnye-slavyane-i-skolko-ih-bylo

[25] https://www.karavantver.ru/gazeta-9690/

[26] https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/ravnoapostolnyy-ugodnyy-allahu-knyaz-vladimir-krasno-solnyshko-krestitel-rusi-i-pechenegov

[27] http://gumilevica.kulichki.net/articles/Article60a.htm

[28] См. раздел нашей статьи «Cообщества и их целеполагания в прошлом и настоящем» «Консорции в прошлом глобального исторического процесса» (https://kob-alt.ru/coobshhestva-i-ih-czelepolaganiya-v-proshlom-i-nastoyashhem/#konsorcii_v_proshlom_globalnogo_istoricheskogo_processa).

[29] См. статью Александра Елисеева «Два христианства и два язычества» (http://www.ng.ru/ng_religii/2004-06-16/8_histori.html).

«А.В. Исаченко рассматривает широкую миссионерскую деятельность ирландской церкви у славян Моравии и Паннонии. Эта своеобразная церковь, рано обособившаяся от Рима, убежденно проповедовала в Европе, и ее влияние до завоевания Англии норманнами (1066 г.) было весьма заметным. О том же пишет А.Г. Кузьмин, указывая на отдельные частности христианства на Руси, ведущие к ирландским миссионерам. Вероятно, для Руси ирландское влияние опосредовано западнославянской церковью. Отсюда, с земель юго-западного славянства, на Русь идут кадры священнослужителей, литература, переходит и церковная традиция» (А. Поппэ, Г.Г. Прошин, Б.В. Раушенбах, Б.А. Рыбаков и др. «Как была крещена Русь») (http://religion.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000033/st015.shtml).

[30] https://karavantver.ru/gazeta-15265/

[31] Также очевидно влияние богомилов, которых в Византии называли также масалианами (от латинского слова «молитвенники»), на становление исихазма сначала в Византии времен её упадка перед нашествием турок-осман, а потом его распространение и развитие на Руси, связанное с именем русского подвижника Сергия Радонежского: “В том большом значении, которое исихасты придавали внутренней молитве, их враги легко могли усмотреть связь с масалианской концепцией о молитве как единственное средство для изгнания демона, живущего в человеке. Разграничение, которое св. Григорий Синаит делает между «теориа» (или “исихиа”), являющейся внутренней целью созерцательной жизни, и «праксис», или приготовлением (чье значение только относительно), может быть ошибочно воспринято за неявное отрицание церковной дисциплины и отчасти таинств как ограничивающие и ненужные. Исихасты учили также, что самый эффективный метод для осуществления духовного роста состоит в непрерывном повторении “Иисусовой молитвы” (Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного); богомилы же принимали, что все молитвы, кроме «Господней», являются многословиями. Созерцательное естество исихазма антиисихасты связывали с полным отрицанием физического труда со стороны масалиан и богомилов. Наконец, эти секты тоже были монашеского характера, как и исихазм; и масалиане, и богомилы привлекали многих последователей среди обитателей монастырей, которые являлись центрами исихазма в XIV в. Как мы увидим, богомильство распространилось и на Святой горе, которая являлась крепостью исихазма” (Д. Оболенский «Богомилите» Златорогъ, София, 1998, с. 175–176).

[32] См. статью И. И. Евлампиева «Гностические мотивы в русской философии» (https://cyberleninka.ru/article/n/gnosticheskie-motivy-v-russkoy-filosofii).

[33] Л. Н. Гумилёв «От Руси к России. Часть первая. Киевская держава. 5. Миг единства».

[34] http://gumilevica.kulichki.net/R2R/r2r02a.htm#r2r02chapter2

[35] https://regnum.ru/search?q=Борьба+«Льва»+и+«Скалы».+Об+истоках+украинского+государственного+флага

[36] https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/kain-aleksandr-nevskiy

[37] https://discours.io/articles/social/nesostoyavshiysya-zakat-evropy

[38] https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/igra-prestolov-na-ruinah-imperii-chingiza

[39] http://gumilevica.kulichki.net/ARGS/args315.htm#args315note28

[40] http://gumilevica.kulichki.net/R2R/r2r02a.htm#r2r02chapter2

[41] https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/tverskoy-patriot-moskovskiy-knyaz-daniil-i-vozvyshenie-moskvy

[42] https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/igra-prestolov-na-ruinah-imperii-chingiza

[43] См. статьи историка Д.А. Левчика «Даниловичи и тверичи: битва за столицу Руси» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/danilovichi-i-tverichi-bitva-za-stolitsu-rusi), «Иван Калита. Воин. Дипломат. Палач» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/ivan-kalita-voin-diplomat-palach), «Дмитрий Донской. Часть 1. Один против всех» (https://web.archive.org/web/20240422175549/https://discours.io/articles/social/dmitriy-donskoy-chast-1-odin-protiv-vseh), «Дмитрий Донской. Часть 2. Реконструкция битвы на Кулишках» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/dmitriy-donskoy-chast-2-rekonstruktsiya-bitvy-na-kulishkah), «Куликовская битва глазами человека средневековья» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/kulikovskaya-bitva-glazami-cheloveka-srednevekovya), «Прощение» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/proschenie) и «О падении Орды, злейшем враге Дмитрия Донского и верном его друге» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/o-padenii-ordy-zleyshem-vrage-dmitriya-donskogo-i-vernom-ego-druge).

[44] http://gumilevica.kulichki.net/R2R/r2r02b.htm

[45] О том, что было в Московской Руси накануне распада Золотой Орды, см. статью историка Д.А. Левчика «Великая феодальная война. Накануне» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/velikaya-feodalnaya-voyna-nakanune).

[46] https://web.archive.org/web/20240422175849/https://discours.io/articles/social/velikaya-feodalnaya-voyna-razgar-i-itog

[47] https://document.wikireading.ru/h7eGcaTHXz

[48] См. монографию историка Ф.А. Гайды «Грани и рубежи: понятия «Украина» и «украинцы» в их историческом развитии» (http://www.hist.msu.ru/upload/iblock/ba5/59821full.pdf).

[49] См. статью Большой российской энциклопедии «Малороссия» (https://web.archive.org/web/20230411020206/https://old.bigenc.ru/domestic_history/text/2169866).

[50] https://document.wikireading.ru/hpzEqROQfo

[51] О других политических деяниях Ивана Третьего из династии Рюриковичей см. статьи историка Д.А. Левчика «Иван Горбатый. Сотворение Третьего Рима. Часть вторая» (https://web.archive.org/web/20240423143823/https://discours.io/articles/social/ivan-gorbatyy-sotvorenie-tretego-rima-chast-vtoraya), «Иван Горбатый. Сотворение Третьего Рима. Часть третья» (https://web.archive.org/web/20240423143951/https://discours.io/articles/social/ivan-gorbatyy-sotvorenie-tretego-rima-chast-tretya), «Иван Горбатый. Сотворение Третьего Рима. Часть пятая» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/ivan-gorbatyy-sotvorenie-tretego-rima-chast-pyataya).

[52] https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/ivan-gorbatyy-sotvorenie-tretego-rima-chast-pervaya

[53] https://web.archive.org/web/20240422181738/https://discours.io/articles/social/ivan-gorbatyy-sotvorenie-tretego-rima-chast-chetvertaya

[54] Согласно нашей статье «Сообщества и их целеполагания в прошлом и настоящем» (https://kob-alt.ru/coobshhestva-i-ih-czelepolaganiya-v-proshlom-i-nastoyashhem/), с точки зрения ДОТУ консорция – коллектив, полноценно действующий на бесструктурно-структурной основе динамического распределения обязанностей, полномочий и ресурсов на продолжительных интервалах времени по полной функции управления и по нескольким приоритетам управления, нужно обозначить словом «консорция».

[55] http://gumilevica.kulichki.net/R2R/r2r03.htm#r2r03chapter1

[56] http://gumilevica.kulichki.net/R2R/r2r03.htm#r2r03chapter1

[57] https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/skaz-o-tsaritse-elene-i-neschastnyh-otrokah-tsarevichah-tite-smaragde-i-yurii

[58] Д.А. Левчик – «Exegi monumentum» (https://web.archive.org/web/20240423092706/https://discours.io/articles/social/exegi-monumentum).

[59] Д.А. Левчик – «Василий-Неудачник» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/vasiliy-neudachnik).

[60] Подробнее о событиях в царствование Ивана Четвёртого и его соправлений см. статьи историка Д.А. Левчика «Загадка «макарьевских соборов»» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/zagadka-makarevskih-soborov), «Русская реформация. История Cтоглава» (https://web.archive.org/web/20240423144618/https://discours.io/articles/social/russkaya-reformatsiya-istoriya-ctoglava), «Переворот митрополита Макария» (https://web.archive.org/web/20240303184047/https://discours.io/articles/social/perevorot-mitropolita-makariya), «Российское Зазеркалье, или Страна безудержных мечтаний» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/rossiyskoe-zazerkale-ili-strana-bezuderzhnyh-mechtaniy), «Иван-царь, игумен кромешников» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/ivan-tsar-igumen-kromeshnikov), «Сказ о забытой царице и бедах со всех четырех сторон» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/skaz-o-zabytoy-tsaritse-i-bedah-so-vseh-chetyreh-storon).

[61] https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/krovavye-hroniki-moskovii

[62] О расширениях России 16 века см. статьи историка Д.А. Левчика «Война за Волгу» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/voyna-za-volgu), «Первая крымская война» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/samaya-pervaya-krymskaya-voyna) и «Крестовый поход против крестоносцев» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/krestovyy-pohod-protiv-krestonostsev).

[63] О событиях Смутного времени в России см. статьи историка Д.А. Левчика «Священство и царство. «Чёрный передел» царя Фёдора» (https://web.archive.org/web/20240423150446/https://discours.io/articles/social/svyaschenstvo-i-tsarstvo-ch-rnyy-peredel-tsarya-f-dora), «Священство и царство. Патриарх, акбар!» (https://archive.is/lMxvr), «Глухие дни пасмурной страны» (https://web.archive.org/web/20220511220835/https://discours.io/articles/social/gluhie-dni-pasmurnoy-strany), «Пасынок тени: мифы о царе-батюшке Лжедмитрии» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/pasynok-teni-mify-o-tsare-batyushke-lzhedmitrii), «Проклятие Марины Мнишек: сказ о лжецарице, русском пире и русском бунте» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/proklyatie-mariny-mnishek-skaz-o-lzhetsaritse-russkom-pire-i-russkom-bunte), «Русь на грани срыва: как десяток лжецарей боролись за престол и почему они не были самозванцами» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/theory/rus-na-grani-sryva-kak-desyatok-lzhetsarey-borolis-za-prestol-i-pochemu-oni-ne-byli-samozvantsami), «Русь на грани срыва: как передел власти замаскировали под крестьянское «восстание Болотникова»» (https://web.archive.org/web/20231008160201/https://discours.io/articles/theory/rus-na-grani-sryva-kak-peredel-vlasti-zamaskirovali-pod-krestyanskoe-vosstanie-bolotnikova), «Русь на грани срыва: кого боялся и с кем воевал последний Рюрикович на российском престоле» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/culture/rus-na-grani-sryva-kogo-boyalsya-i-s-kem-voeval-posledniy-ryurikovich-na-rossiyskom-prestole) и «Русь на грани срыва: замалчиваемая история русского царя Дмитрия II, отменившего рабство» (https://web.archive.org/web/20220511220813/https://discours.io/articles/theory/rus-na-grani-sryva-zamalchivaemaya-istoriya-russkogo-tsarya-dmitriya-ii-otmenivshego-rabstvo).

[64] Как происходило восхождение Романовых на русский престол, см. статьи историка Д.А. Левчика «Русь на грани срыва: что происходило в самые смутные годы Смуты и почему об этом молчат учебники» (https://web.archive.org/web/20220511220717/https://discours.io/articles/theory/rus-na-grani-sryva-chto-proishodilo-v-samye-smutnye-gody-smuty-i-pochemu-ob-etom-molchat-uchebniki) и «Русь на грани срыва: шведские наёмники Минина и Пожарского и временный царь Михаил Романов» (https://web.archive.org/web/20231007212353/https://discours.io/articles/theory/rus-na-grani-sryva-shvedskie-na-mniki-minina-i-pozharskogo-i-vremennyy-tsar-mihail-romanov).

[65] https://web.archive.org/web/20240423094427/https://flibusta.club/b/649810/read

[66] Это всё совпадает с сюжетом фильма-сказки по сценарию писателя-сказочника Е.Л. Шварца и драматурга Н.Р. Эрдмана «Каин ХVIII» о монархе, который убил брата и довёл себя до смерти, изжив свой род (http://ok.ru/video/989257992840).

[67] Cм. фильм студии «Закон Времени» «Толпо-«элитаризм» (http://kob-media.ru/?p=11203).

[68] https://topwar.ru/79385-car-petrushka-tayna-vocareniya-romanovyh.html

[69] А.В. Пыжиков – «Самозваная династия» и «Самозваная монархия» (https://profile.ru/russia/samozvanaya-dinastiya-3460/ и https://profile.ru/society/samozvanaya-monarkhiya-2-3423/).

[70] См. лекцию историка А.В. Пыжикова «Романовы: “власовщина” времён Смуты. Александр Пыжиков» (https://www.youtube.com/watch?v=Fgf3VMw_3bY&ab_channel=%D0%9A%D0%BE%D0%BD%D1%86%D0%B5%D0%BF%D1%82%D1%83%D0%B0%D0%BB%D0%A2%D0%92).

[71] http://gumilevica.kulichki.net/R2R/r2r03d.htm

[72] https://web.archive.org/web/20231010141025/https://discours.io/articles/social/zaporozhye-cossacks

[73] http://gumilevica.kulichki.net/R2R/r2r03b.htm

[74] https://web.archive.org/web/20180707191911/https://profile.ru/obsch/item/126132-kievskie-korni-moskovskogo-raskola

[75] http://gumilevica.kulichki.net/R2R/r2r03d.htm

[76] http://gumilevica.kulichki.net/R2R/r2r03d.htm

[77] О том, как формировались церковные каноны Библии, см. труд ВП СССР «Как и для чего писания делаются «священными»?».

[78] Об этом повествует Л.Н. Гумилёв в своём историческом исследовании “Поиски вымышленного царства” (http://gumilevica.kulichki.net/SIK/index.html).

[79] См. труд ВП СССР «Как и для чего писания делаются «священными»?».

[80] Писатель М.Е. Салтыков-Щедрин, оппонент и коллега Достоевского по перу, имел интерес к истории религиозного раскола, начиная с периода своей вятской ссылки, будучи дознавателем по делу некоторых раскольников. Описывая свою поездку в Финляндию, принадлежавшую Российской империи, он замечает о ней в цикле своих рассказов «Мелочи жизни»: «Мне кажется, что, если бы лет сто тому назад (тогда и «разговаривать» было легче) пустили сюда русских старообрядцев и дали им полную свободу относительно богослужения, русское дело, вообще на всех окраинах, шло бы толковее. Старообрядцы — это цвет русского простолюдья. Они трудолюбивы, предприимчивы, трезвы, живут союзно и, что всего важнее, имеют замечательную способность к пропаганде. В настоящее время они имели бы здесь массу прозелитов, как имеют их среди зырян, пермяков и прочих инородцев отдаленного севера. Укрываясь от преследований в глубь лесов, несмотря на «выгонки», они сумели покорить сердца полудиких людей и сделать их почти солидарными с собою…

Но, вместо того, чтобы воспользоваться их колонизаторскими способностями, их били кнутом, рвали ноздри, урезывали языки и вызвали (так сказать, создали) ужасный обряд самосожжения» (https://rvb.ru/saltykov-shchedrin/01text/vol_16_2/01text/0528.htm).

[81] См. ораторию «Скоморохи» композитора В.А. Гаврилина на народные слова и слова В.Н. Коростылёва (https://www.youtube.com/playlist?list=PL5QIHGImXh-0yiRzHe9j5d4y4pg7NxJp3).

[82] См. статью энциклопедии «Святая Русь – энциклопедический словарь» «Скоморохи» (https://1449.slovaronline.com/2698-%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%BC%D0%BE%D1%80%D0%BE%D1%85%D0%B8).

[83] См. статью интернет-журнала «Культурология.Ру» «Почему Иван Грозный хотел быть скоморохом, и за что странствующих артистов подвергали гонениям в царской России» (https://kulturologia.ru/blogs/230118/37556/) и статью историко-просветительского портала «Кириллица» «Почему Алексей Михайлович сжигал музыкальные инструменты» (https://sport.rambler.ru/other/40648453-pochemu-aleksey-mihaylovich-szhigal-muzykalnye-instrumenty/).

[84] См. лекцию иерея Василия Литвинова «Со времен Синода, церковь одно из министерств в государстве» (https://youtu.be/k9ttKGStR3I) и статью Георгия Костенко «Претензии РПЦ к УПЦ: где нарушена логика?»

(https://web.archive.org/web/2/https://spzh.media/ru/zashhita-very/78681-otnoshenija-rpts-i-upts-kak-my-dokatilis-do-takoj-zhizni).

[85] Д.А. Левчик – «Покорение Кавказа» как стратегическая ошибка России: разгром имама Шамиля и трагедия мухаджирства (https://web.archive.org/web/20231010095043/https://discours.io/articles/social/muhajirism-tragedy).

[86] Д.А. Левчик – «Как Россия захватывала Америку: войны за Аляску, Калифорнию и Гавайи» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/russia-invaded-america).

[87] https://md.sputniknews.ru/20170319/kuza-masony-rumynia-11700218.html

[88] http://samlib.ru/d/demxjanow_sergej_petrowich/romania.shtml

[89] В этой связи остаётся удивляться, почему идейные наследники румынских фашистов 20 века и их квазимолдавские проевропейские ставленники из 21 века с их маниакальной идеей румынизировать бессарабскую Молдавию в своих публичных мероприятиях стесняются высказывать свою благодарность крепостничеству Романовых и не вывешивают их портреты в своих учреждениях.

[90] https://history.wikireading.ru/321577

[91] «Эмсский указ» (https://web.archive.org/web/20240426144020/https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AD%D0%BC%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%83%D0%BA%D0%B0%D0%B7).

[92] «Валуевский циркуляр» (https://web.archive.org/web/20240426143946/https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B0%D0%BB%D1%83%D0%B5%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%86%D0%B8%D1%80%D0%BA%D1%83%D0%BB%D1%8F%D1%80).

[93] «Михаил Николаевич Муравьёв-Виленский» (https://web.archive.org/web/2/https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D1%83%D1%80%D0%B0%D0%B2%D1%8C%D1%91%D0%B2-%D0%92%D0%B8%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9,_%D0%9C%D0%B8%D1%85%D0%B0%D0%B8%D0%BB_%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87#%D0%91%D0%B5%D0%BB%D0%BE%D1%80%D1%83%D1%81%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%B8%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D0%BE%D0%B3%D1%80%D0%B0%D1%84%D0%B8%D1%8F).

[94] Ему не случайно заслуженно открыли памятник в октябре 2023 года в Калининграде.

[95] См. лекцию филолога Юлии Афониной о формировании русского, украинского и белорусского языков «Языки или диалекты? | Русский, украинский, белорусский» (https://www.youtube.com/watch?v=TLly5hiKhxk).

[96] См. статью историка Г.В. Вернадского “Считаю себя украинцем и русским одновременно” (Ab Imperio, 2006, №4: 347-369) (https://www.academia.edu/1202058/Георгий_Вернадский_Считаю_себя_украинцем_и_русским_одновременно_Ab_Imperio_2006_4_347-369_).

[97] См. главу монографии «Украинский вопрос в политике властей и русском общественном мнении (вторая половина XIX века)» историка A.И. Миллера «Субсидия газете «Слово». Галицийские русины в политике Петербурга» (https://inslav.ru/sites/default/files/editions/2000_miller.pdf).

[98] См. статью С.Г. Суляка «Ю.А. Яворский – учёный и общественно-политический деятель Карпатской Руси» (https://pureportal.spbu.ru/ru/publications/———(190469a7-b431-4db1-a7e7-9624edcf5fb5).html).

[99] https://kap1914.livejournal.com/70048.html

[100] http://zavtra.ru/blogs/ukraina-russkaya-zemlya

[101] https://www.geopolitica.ru/article/imperator-ubiyca-imperiy

[102] Д.А. Левчик – «Несостоявшийся союз России и Китая: к чему привели колониальные амбиции Николая II и зачем мы напали на своего союзника» (https://web.archive.org/web/20231010111341/https://discours.io/articles/social/russia-and-china-failed-union).

[103] См. заметку газеты «Русская Воля» (№ 174, вторник, 25-го июля 1917 г.) «Украинофильство Ленина» (https://ru.wikisource.org/wiki/«Украинофильство»_Ленина/ДО и https://ruslitrev1917.imli.ru/files/attachment/853.pdf#js-dlg).

[104] См. статью журналистки историко-просветительского портала «Русская Семёрка» Ашхен Аванесовой «Терезин и Талергоф: какими были первые концлагеря для русских еще до Великой Отечественной войны» (https://dzen.ru/a/Yeh12f490UU-U50K) и статью И. О. Панаса «Военные преступления Габсбургской монархии 1914-1917 г.г.» (https://carpatho-russian-almanacs.org/LEMKO/LEMKO1966/WarCrimes66.php).

[105] https://document.wikireading.ru/h7lbrjvyNm

[106] См. статью Сергея Рогожкина и Игоря Добаева ««Украинство»: антироссийская идеологическая доктрина и политическая практика» (https://www.geopolitica.ru/article/ukrainstvo-antirossiyskaya-ideologicheskaya-doktrina-i-politicheskaya-praktika).

[107] См. статью Ф.А. Селезнева «Коммунизм: призрак, забредший с Запада» (http://www.moskvam.ru/publications/publication_924.html).

[108] «Благородство и добросердечие масона сосредоточены на абстрактном человеке, моделью которого становится обычно сам благодетель, но к реально живущим людям и обществу, которые являются «низкорожденным быдлом» и только мешают достижению благородных целей, масон безразличен, а чаще суров или даже жесток. <…> Слегка углубившись в проблему, отметим, что масонство есть «закваска» революции, но при этом большая часть масонов предпочитает управляемый эволюционный путь развития, в ходе которого наносят точечные удары по мешающим им носителям власти, если те сами не являются братьями лож» (В. Н. Еремин «Тайны смерти русских писателей» «Глава 3. Кондратий Рылеев, или Казнить нельзя помиловать (1795—1826)» (https://www.proza.ru/2013/05/08/738)).

[109] См. статьи «Гегель между масонской ложей и прусской монархией» Жака д’Онта (https://istp2012.livejournal.com/22486.html) и «Знакомый Гегель с незнакомой биографией» Андрея Тесли (http://www.russ.ru/pole/Znakomyj-Gegel-s-neznakomoj-biografiej).

[110] «Окончательной формулировкой различия между воображением и фантазией мы обязаны Гегелю. По его мнению, и воображение, и фантазия суть свойства ума, но ум, наделенный воображением, просто воспроизводит, а ум, наделенный фантазией, творит. В таком, начисто поделенном виде эти два понятия заняли свое место на иерархической лестнице и стали исправно служить оправданием чуть ли не расового, физиологического деления людей на поэтов (художников), способных на творческую фантазию, и середнячков вроде какого-нибудь механика, воображение которого не выходит из круга практических задач: он может, например, вообразить себе постель, если устал, и стол, если голоден. Стало быть, фантазия идет по первому классу, а воображение — по второму» (Джанни Родари «Грамматика фантазии» (https://prostranstvo.nethouse.ru/static/doc/0000/0000/0146/146330.8cbz0e6uur.pdf)).

[111] Цитата из книги немецкого историка христианства, баварского священника и одного из инициаторов движения старокатоликов Игнаца фон Дёллингера (1799 – 1890) «История гностико-манихейских сект в раннем средневековье» («Geschichte der gnostisch-manichaischen Sekten im fruheren Mittelalter») (https://search.rsl.ru/ru/record/01004450958) о различии между Ветхим и Новым Заветом, переведённая историком Л.Н. Гумилёвым в эссе «Зигзаг истории»: «Первый запрещает людям вкушать от древа жизни, а второй обещает дать побеждающему вкусить сокровенную манну” (Апок. 2, 17). Первый увещевает к смешению полов и к размножению до пределов ойкумены, а второй запрещает даже одно греховное взирание на женщину. Первый обещает в награду землю, второй – небо. Первый предписывает обрезание и убийство побежденных, а второй – запрещает то и другое. Первый проклинает землю, а второй ее благословляет. Первый раскаивается в том, что создал человека, а второй не меняет своих симпатий. Первый предписывает месть, второй – прощение кающегося. Первый требует жертв животных, второй от них отвращается. Первый обещает иудеям господство над всем миром, а второй запрещает господство над другими. Первый позволяет евреям ростовщичество (т. е. капитализм), а второй запрещает присваивать не заработанные деньги (военная добыча в то время рассматривалась как оплата доблести риска). В Ветхом Завете – облако темное и огненный смерч, в Новом – неприступный свет. Ветхий Завет запрещает касаться ковчега Завета и даже приближаться к нему, т. е. принципы религии – тайна для массы верующих, в Новом Завете – призыв к себе всех. В Ветхом Завете – проклятие висящему на дереве, т. е. казнимому, в Новом – крестная смерть Христа и воскресение; в Ветхом Завете невыносимое иго закона, а в Новом – благое и легкое бремя Христово [65, с. 146-147, цит. по: 2, с.37]»».

[112] «В «Науке логики» (1816) Гегель научно обосновал и закрепил относительность полярных ранее понятий. Закон о необходимости, неустранимости и неизбежности их взаимопревращений (“единство-и-борьба-противоположностей”) поставил окончательный крест на метафизике. “Нечто жизненно только если оно… в состоянии вмещать в себя… противоречие и выдерживать его”. Гегель предложил сложную многоуровневую спираль развития, на витках которой постоянно происходит состыковка и вновь разведение бинарных категорий. Мало того, он клеймит добро как признак исторического покоя. “Такой пустоте, как добро ради добра, вообще нет места в живой деятельности” – его приговор» (Л.А. Романчук «Демонизм. Зверь апокалипсиса (мифы, версии, реалии)» (https://books.google.ru/books?id=QZMLgaTZifgC&pg=PA31&lpg=PA31&dq=%C2%AB%D0%B4%D1%8C%D1%8F%D0%B2%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F+%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D0%BA%D0%B0%C2%BB+%D0%B3%D0%B5%D0%B3%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D1%8F%D0%BD%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B0&source=bl&ots=g19pK_THy7&sig=ACfU3U0CBSppw4LCzHAEJa7MiO8KTJtYPQ&hl=ru&sa=X&ved=2ahUKEwjpyrPWs7fxAhVw-SoKHbcVDK8Q6AF6BAgIEAM#v=onepage&q=%C2%AB%D0%B4%D1%8C%D1%8F%D0%B2%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F%20%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D0%BA%D0%B0%C2%BB%20%D0%B3%D0%B5%D0%B3%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D1%8F%D0%BD%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B0&f=false)).

[113] https://web.archive.org/web/20240428091317/https://shron1.chtyvo.org.ua/Podolynskyi_Serhii/Trud_cheloveka_y_eho_otnoshenye_k_raspredelenyiu_nerhyy_ros.pdf?PHPSESSID=9badf365a586de8f7660e1cb1b75d7fb

[114] О критике гегельянства см. статью философа-богослова А.С. Хомякова «Мнение русских об иностранцах» (http://dugward.ru/library/homyakov/homyakov_mnenie_russkih.html), сборник статей философа М.К. Петрова «Судьба философа в интерьере эпохи» (https://www.klex.ru/oed) и статью В.П. Гриценко «М.К. Петров и конец немецкой классической философии» (https://cyberleninka.ru/article/n/m-k-petrov-i-konets-nemetskoy-klassicheskoy-filosofii/viewer).

Надо заметить, что идеологические фашистские и нацистские высказывания и положения Гегеля, ставшие основой для правого гегельянства, критиковались ещё в годы Великой Отечественной войны, но, к сожалению, эта критика не затрагивала сущность философии Гегеля как системообразующей лжи и признавала философию Гегеля, как и производное от него левое гегельянство (оно же марксоэнгельсизм и марксизм), в качестве истины и догмы в последней инстанции (см. статью М.Б. Митина «О реакционных социально-политических взглядах Гегеля» (https://web.archive.org/web/20210416115031/https://work-way.com/blog/2017/01/15/o-reaktsionnyh-sotsialno-politicheskih-vzglyadah-gegelya/)).

[115] См. третью книгу монографии «Тайная война против Советской России» Майкла Сейерса и Альберта Кана ««Пятая колонна» в России» (http://militera.lib.ru/research/sayers_kahn/03.html#).

[116] http://grachev62.narod.ru/stalin/t16/t16_33.htm

[117] https://zavtra.ru/blogs/dostoevskij_i_solzhenitcin_opit_parallel_nogo_chteniya

[118] См. статьи Владимира Павленко «Троцкизм как неосовременная ипостась идеологических диверсий» (https://zavtra.ru/blogs/trotckizm_kak_nesovremennaya_ipostas_ideologicheskih_diversij) и «Ленинизм vs. троцкизм: разворот вектора на Восток» (https://regnum.ru/article/2512691).

[119] Ю.В. Пущаев «Советский Достоевский: Достоевский в советской культуре, идеологии и философии» (https://cyberleninka.ru/article/n/sovetskiy-dostoevskiy-dostoevskiy-v-sovetskoy-kulture-ideologii-i-filosofii/viewer).

[120] Г.Н. Бородин – ««Скорая помощь». Судьба мультфильма Медведкина» (https://csdfmuseum.ru/articles/894).

[121] Андрей Владимиров – «Чисто советское убийство: кому была выгодна смерть Сталина Тайне смерти “вождя народов” исполнилось 70 лет» (https://www.mk.ru/politics/2023/03/05/chisto-sovetskoe-ubiystvo-komu-byla-vygodna-smert-stalina.html).

[122] https://ru.wikisource.org/wiki/Указ_Президиума_ВС_СССР_от_17.09.1955_об_амнистии_советских_граждан,_сотрудничавших_с_оккупантами_в_период_ВОВ

[123] См. статью Алексея Чистякова «Откровения сотрудника НКВД: Почему Никита Хрущев сохранил бандеровцев?» (https://web.archive.org/web/20210105165109/https://newsland.com/community/129/content/otkroveniia-sotrudnika-nkvd-pochemu-nikita-khrushchev-sokhranil-banderovtsev/5934000), статью интернет-ресурса «Русская Семерка» «Зачем Хрущев в 1955 году выпустил из тюрьмы бандеровцев» (https://russian7.ru/post/zachem-khrushhev-v-1955-godu-vypustil-iz-tyurm/), статью Николая Сологубовского «Хрущев и бандеровцы» (https://web.archive.org/web/20210515052543/https://maxpark.com/community/1805/content/6448143), статью Александра Филея с историком Виктором Гущиным «Амнистия пособников Гитлера привела к распаду СССР» (https://www.rubaltic.ru/article/kultura-i-istoriya/20210508-amnistiya-posobnikov-gitlera-privela-k-raspadu-sssr/), статью Екатерины Мирной «Бандеровцы в почёте. Почему Хрущёв добился для них амнистии в СССР» (https://aif.ru/society/history/banderovcy_v_pochyote_pochemu_hrushchyov_dobilsya_dlya_nih_amnistii_v_sssr) и интервью Игоря Якунина с историком Юрием Емельяновым «Почему тысячи украинских националистов в середине 1950-х оказались на свободе в СССР» (https://www.kp.ru/daily/27436.3/4636418/).

[124] См. статью интернет-ресурса «Русская Семерка» «Почему в 1955 году советские женщины массово стали делать аборты» (http://app.russian7.ru/post/312808)).

[125] См. документальный фильм «Россия 2050» (https://www.youtube.com/watch?v=wnZrRR6ki9U) и видеоинтервью «100 лет плану элит. Что стоит на пути дивного нового мира корпораций» политолога И.С. Шишкина с председателем Наблюдательного совета Института демографии, миграции и регионального развития Российской Федерации Ю.В. Крупновым (https://youtu.be/I6QkxyT_ihQ).

[126] См. видеоинтервью «Главная тайна 20-го века. Нити ведут к Андропову и Примакову» и «Они готовились к этому 50 лет. Тайная группа в советской элите» политолога И.С. Шишкина с дипломатом В.Н. Матузовым, бывшим сотрудником Международного отдела ЦК КПСС (https://ok.ru/video/1723525434087 и https://www.youtube.com/watch?v=fDh-BH8mwPI), видеоинтервью историка А.И. Фурсова с историком Ф.И. Раззаковым «10 негритят советской элиты. Путь Андропова на вершину СССР» (https://www.youtube.com/watch?v=loCmxLBGKFM) и «Кто стоял за Андроповым и Горбачёвым» (https://www.youtube.com/watch?v=XYxOwpufhnM), интервью Саркиса Цатуряна с дипломатом В.Н. Матузовым, бывшим сотрудником Международного отдела ЦК КПСС, «Михаил Горбачев — пешка в плане по развалу СССР» (https://eadaily.com/ru/news/2019/03/11/vyacheslav-matuzov-mihail-gorbachev-peshka-v-plane-po-razvalu-sssr)), статью «Чекистская клоака начиналась с Абакумова» (https://aizen-tt.livejournal.com/463732.html), видеоинтервью «Теневое правительство в СССР и его масонская структура» политолога И.С. Шишкина с историком спецслужб А.И. Колпакиди (https://www.youtube.com/watch?v=vTcdJHRtY8w) и мемуары героя ВОВ Г.А. Литвина «На развалинах третьего рейха, или маятник войны» (http://militera.lib.ru/memo/russian/litvin_ga3/index.html).

[127] Ярким продуктом смердяковщины был Солженицын, которого безграмотные литературоведы почему-то уподобляют… самому Достоевскому, что хорошо разоблачил исследователь Достоевского А.С. Разумов в своей выше цитированной статье «Достоевский и Солженицын. Опыт параллельного чтения».

[128] См. статью И. П. Костенко «Реформа школьной математики 1970—1978 гг. К 40-летию «Колмогоровской реформы»» (https://almavest.ru/ru/node/1256).

[129] https://archive.org/details/hochu_ves_mir_i_eshhyo_5_procentov_140_200

[130] О том, как технический прогресс в СССР погашался «элитой», см. статью «Спасти американский автопром» (https://aftershock.news/?q=node/782242&full), статью С.Н. Сёмина «Энергия Мечты и предательство элиты» (https://web.archive.org/web/20180303000200/https://zakonvremeni.ru/analitika-kob/34-3-prioritet-faktologicheskij/34303-energiya-mechty-i-predatelstvo-elity.html) и статью С.Г. Покровского «Остановка научно-технической революции» (https://web.archive.org/web/20200804164919/http://mysteriouscountry.ru/wiki/index.php/%D0%9F%D0%BE%D0%BA%D1%80%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%A1%D1%82%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%B2_%D0%93%D0%B5%D0%BE%D1%80%D0%B3%D0%B8%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87/%D0%9E%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2%D0%BA%D0%B0_%D0%BD%D0%B0%D1%83%D1%87%D0%BD%D0%BE-%D1%82%D0%B5%D1%85%D0%BD%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B9_%D1%80%D0%B5%D0%B2%D0%BE%D0%BB%D1%8E%D1%86%D0%B8%D0%B8 и https://litobozrenie.com/2017/04/s-g-pokrovskij-ostanovka-nauchno-tehnicheskoj-revolyutsii/).

[131] О том, как технический прогресс в СССР мог бы преобразовать жизнь в стране, см. статью Информационно-аналитического Центра (ИАЦ) «Что важнее: реальная или цифровая экономика?» (https://inance.ru/2017/09/cifrovaya-ekonomika/ и https://cont.ws/@inance/713554), статьи Школы Аналитики «Советские ЭВМ: от «пустоты» до атомной бомбы и безопасности» (https://ai-news.ru/2018/07/sovetskie_evm_ot_pustoty_do_atomnoj_bomby_i_bezopasnosti_chast_1_iz_2.html) и «Советские ЭВМ: от космоса до «криптоколонии»» (https://web.archive.org/web/20190719203316/https://analitikishkola.ru/stati/evm-2/).

Также см. статью «Проект ОГАС: каким мог быть «Интернет» в СССР» (https://zen.yandex.ru/media/popsci/proekt-ogas-kakim-mog-byt-internet-v-sssr-5d246c1c31878200adb4ee5c), статью Вячеслава Геровича «Интер-Нет! Почему в Советском Союзе не была создана общенациональная компьютерная сеть» (http://www.intelros.ru/readroom/nz/nz-75-1-2011/8691-inter-netpochemuv-sovetskom-soyuze-ne-byla-sozdanaobshhenacionalnayakompyuternaya-set.html), статью Данила Чурилова «Проект ОГАС. Как советские кибернетики едва не создали Интернет, айпады и «Яндекс-Пробки»» (https://ediweb.com/ru-ru/company/blog/proekt-ogas-kak-sovetskie-kibernetiki-edva-ne-sozdali-internet-ajpady-i-yandeks-probki), материалы самого проекта В.М. Глушкова (http://ogas.kiev.ua), статью «Цифровизация в СССР. Автоматизированная система плановых расчётов» (https://aftershock.news/?q=node/870532), статью А.В. Сафронова «Автоматизированная система плановых расчетов госплана СССР как необходимый шаг на пути к общегосударственной автоматизированной системе учета и обработки информации (ОГАС)» (https://cyberleninka.ru/article/n/avtomatizirovannaya-sistema-planovyh-raschetov-gosplana-sssr-kak-neobhodimyy-shag-na-puti-k-obschegosudarstvennoy-avtomatizirovannoy/viewer) и монографию Б.А. Волчкова «Автоматизированная система плановых расчетов» (https://yadi.sk/i/X3WjkG8w3JBqhR).

[132] Следует отметить, что на Западе тоже пытались создать аналог ОГАС СССР. В Чили при президенте Сальвадоре Альенде в 1970—1973 годах разрабатывался и вводился в строй проект централизованного компьютерного управления плановой экономикой – Киберсин. Проект осуществлялся под руководством британского теоретика исследования операций и математика Стаффорда Бира, автора монографии «Мозг фирмы» (https://pqm-online.com/assets/files/lib/books/bir2.pdf). Однако хунта генерала Пиночета после победы над социалистическим правительством Чили при поддержке США уничтожило проект Бира (см. статью Энди Беккета «Мечты в Сантьяго» (http://scepsis.net/library/id_1562.html) и статью ВП СССР «Чили: репетиция захвата России» («О текущем моменте» №12 (60), 2006 г.)).

[133] https://ignatyev1969.livejournal.com/10214.html

[134] См. интервью Татьяны Медведевой с историком А.И. Фурсовым «Удел тех, у кого нет идеологии, — пикник на обочине Истории» (https://portal-kultura.ru/articles/best/72658-andrey-fursov-udel-tekh-u-kogo-net-ideologii-piknik-na-obochine-istorii/).

[135] См. статью коллектива Информационно-аналитического Центра (ИАЦ) «Референдум 1991 года – шаг к развалу СССР» (https://inance.ru/2017/03/shag-k-razvalu-cccp/).

[136] См. статью коллектива Информационно-аналитического Центра (ИАЦ) «Августовский путч 1991 года: случайность или закономерность?» (https://inance.ru/2015/08/putch/).

[137] См. статью коллектива Информационно-аналитического Центра (ИАЦ) «Беловежские соглашения или День 8 декабря — «чёрный день» календаря» (https://inance.ru/2017/12/belovezhskie-soglasheniya/).

[138] https://ru.wikisource.org/wiki/Заявление_Президента_СССР_от_09.12.1991

[139] См. статью коллектива Информационно-аналитического Центра (ИАЦ) «Чёрный октябрь 1993 года — расстрел Конституции» (https://inance.ru/2017/10/rasstrel-1993/).

[140] https://politconservatism.ru/interview/rossiya-tak-i-ne-priznala-donetsko-krivorozhskuyu-respubliku-chastyu-ukrainy

[141] О том, как Грузию дотировали в СССР в постсталинские времена в положении иждивенчества, свидетельствует анализ экономической статистики (см. статью Леонида Шипилова «К чему привело многолетнее спонсирование грузинской «витрины социализма»» (http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/zhili_luchshe_vseh_v_sssr_884.htm)). Из этого отметим вывод Вадима Андрюхина, главного редактора информационно-аналитического агентства «Посольский Приказ» (РФ) – «Советская власть роковым образом пошла по стопам царских предшественников: вместо того, чтобы заставить местных начальников напряжённо работать, Кремль предпочёл подкупать их различными благами», и это коснулось всех постсоветских республик без исключения, не только Грузии. Неудивительно, что за неправильную политику руководств постсталинского СССР Россия понесла существенный ущерб, пик которого пришелся на 1980-е и 1990-е годы, а Прибалтика, Закавказье, Молдавия и Украина скатились до положения стран криптоколониального характера. Но с приобретением статуса-криптоколонии («страна, считающаяся независимой, но тайно управляемая другой страной как колония (имеющая суверенитет де-юре, утратившая его де-факто)» – термин философа Д.Е. Галковского, который автоматически подразумевает ввод аналогичного понятия «криптометрополия») «элиты» окраинных стран, постсоветских республик и стран Восточной Европы не потеряли тягу к геополитическому иждивенчеству, шантажируя транзитом и его возможным отсутствием сопредельные государства в связи со своим географическим положением, став орудием спецслужб США (с легкой руки геополитика и философа В. Л. Цымбурского для таких стран введено понятие «лимитроф» (изначально – пограничная область Римской империи, которая обязана была содержать стоящие на своей территории императорские войска), хотя определение со слов самого популяризатора понятия «территория по окраинам империи, опосредующих ее отношения с чужеродным миром и при этом часто имеющих двойственный, размытый статус» (В. Л. Цымбурский и В. М. Межуев «Россия в условия стратегической нестабильности» (http://lebed.com/1997/art176.htm)) ничего не говорит о сути «лимитрофов» как о регионах-элементах, подчиненных центру межрегионального конгломерата. Именно таковы формы толпо-«элитаризма» в геополитическом масштабе.

[142] «Казахстан – до 1936 года был Казакстан, т.е. казацкий стан» (https://cont.ws/@sage/144154).

[143] Любовь Степушова – «Крым расколол Казахстан на два лагеря» (https://www.pravda.ru/world/formerussr/other/15-04-2014/1204628-crimea-0/).

[144] Георгий Зотов – «Чернильный дракон. Зачем в странах СНГ кириллицу меняют на латиницу?» (https://aif.ru/politics/world/chernilnyy_drakon_zachem_v_stranah_sng_kirillicu_menyayut_na_latinicu).

[145] «После распада СССР с кириллицы на латиницу перешли Молдавия, Азербайджан, Узбекистан и Туркмения, а скоро к ним присоединится Казахстан и, возможно, Киргизия. В Азербайджане и бывших советских республиках Средней Азии отказ от кириллицы был продиктован политическими соображениями. Этот демонстративный шаг преследовал цель максимально обособиться от ареала русской культуры и сблизиться с Турцией. Периодически о переходе на латинский шрифт говорят на Украине. Но по опыту, например, Узбекистана мы видим, что это непростой и весьма дорогостоящий процесс, сопровождаемый колоссальными издержками. Чтобы сменить письменность в условиях почти поголовной грамотности населения, нужны очень веские основания и политическая воля» (Владимир Алпатов – «Латиницу называли “алфавитом революции”» (https://news.rambler.ru/other/36943503-latinitsu-nazyvali-alfavitom-revolyutsii/)).

[146] В.Ю. Катасонов – «Письменность как политика» (https://www.fondsk.ru/news/2018/08/05/pismennost-kak-politika-46566.html).

[147] Об этом в 1990-е годы проговорился грузинский поэт-песенник Булат Окуджава словами: «Я тоже был фашист, но только красный» (см. очерк Евгения Гуслярова «Портрет Дориана Окуджавы» (https://dzen.ru/a/ZjyTvn4Mm1SY7eSQ)).

[148] См. статью коллектива «ИстПросвет» «1996 год: как Ельцин “украл” президентские выборы у Геннадия Зюганова» (https://dzen.ru/a/YSe82UuUPWRummN3).

[149] См. интервью журналиста Андрея Камакина с Анатолием Куликовым, бывшим министром внутренних дел РФ (1995–1998), зампредседателем Правительства России (1997–1998), президентом Клуба военачальников Российской Федерации, генералом армии (https://www.mk.ru/politics/2016/06/14/prezidentom-izbrali-zyuganova-glava-mvd-pri-elcine-raskryl-tayny-devyanostykh.html).

[150] Э.Ф. Володин «Ухожу от вас в империю: сборник статей». — Палея, 1996. — С. 21.

[151] https://youtu.be/DKNJQG7Pcgc

[152] https://russian.rt.com/business/article/364234-molodezh-ssha-blagosostoyanie

[153] См. статью коллектива Информационно-аналитического Центра (ИАЦ) «Цветные революции как последнее средство политики Запада» (https://inance.ru/2016/03/revolutsii/).

[154] См. статью В.Г. Савельева «Гарегин Нжде: национальный герой или военный преступник?» (https://vestikavkaza.ru/analytics/Garegin-Nzhde-natsionalnyy-geroy-ili-voennyy-prestupnik.html) и статью историка Олега Кузнецова «Гарегин Нжде – нацистский преступник и национальный герой Армении» (https://www.irs-az.com/sites/default/files/2020-10/ГАРЕГИН НЖДЕ – НАЦИСТСКИЙ.pdf)

[155] См. репортаж общественно-политического интернет-издания «Свободная пресса» «Недовольные сдачей территорий армяне идут свергать Пашиняна, остальная Армения запаслась попкорном» (https://news.rambler.ru/world/52726824-nedovolnye-sdachey-territoriy-armyane-idut-svergat-pashinyana-ostalnaya-armeniya-zapaslas-popkornom/).

[156] См. главу монографии журналиста В.В. Большакова «Мировая закулиса против Путина» «Кто сдал Ливию?» (https://history.wikireading.ru/337896).

[157] https://document.wikireading.ru/hpzEqROQfo

[158] См. репортаж информационного агентства ТАСС «Путин: Россия пыталась стать “своей” для Запада, даже “забрасывала удочки” в НАТО» (https://tass.ru/politika/17996941).

[159] https://dzen.ru/a/ZIzgavIF3263xXrQ

[160] См. интервью Натальи Соколенко и Андрея Куликова «Мы не культурная, не музейная страна» с художником И.С. Марчуком (https://web.archive.org/web/20201030193024/https://hromadske.radio/podcasts/hromadska-hvylya/my-nekulturna-nemuzeyna-krayina-ivan-marchuk) и репортаж Остапа Петренко «Украинский гений Марчук покидает Украину: теперь его картины уедут в Америку» (https://web.archive.org/web/20240131080609/https://rovesnyknews.te.ua/ukrains-kyy-heniy-marchuk-pokydaie-ukrainu-teper-yoho-kartyny-poidut-v-ameryku/).

См. также статью политолога Ростислава Ищенко «Украинское счастье: жить в долг, платить кровью» (https://ukraina.ru/20240630/1055963468.html).

[161] https://ria.ru/20240501/ukraine-1943193026.html

[162] http://heshe.ru/books/item/f00/s00/z0000035/st018.shtml

[163] См. Второзаконие, 23:19, 20; 28:12, 13; Исаия, 60:10-12; Матфей, гл. 5:39, 40; Матфей, 5:17, 18; Рим, 13:1-2.

[164] https://cyberleninka.ru/article/n/dostoevskiy-kak-velikiy-kriminolog/viewer

[165] Владимир Попов – «За что Чубайс не любит Достоевского» (https://gudok.ru/newspaper/?ID=765063).

[166] https://traditio.wiki/%D0%A4%D0%B0%D0%B9%D0%BB:Chubays_u_Trockogo.jpg

[167] https://dostoevsky.rhga.ru/upload/iblock/a5a/Валерий Шевченко (Москва). «Трактат о Смердякове».pdf

[168] См. статью Виктора Корнеева «Смердяковщина» (https://barcaffe.ru/smerdjakovshhina/), статью Кирилла Аверьянова «Смердяковщина как идейная основа современного белорусского государства» (https://regnum.ru/article/1879561), статью Андрея Ваджры «Украинская смердяковщина: от революции к массовому бандитизму» (https://ukraina.ru/20160107/1015261796.html) и статью Игоря Шишкина «Смердяковщина на новый лад» (https://dzen.ru/a/ZYmXH2fx0XBDIEYr).

[169] Михаил Малаев – «Главные монархисты России» (https://www.kommersant.ru/doc/3246565).

[170] Сергей Васильев – «Ну, за самодержание!…» (http://seva-riga.livejournal.com/520367.html).

[171] См. статью Евгения Фёдорова «Дело Ивана Ильина: против чего протестуют студенты РГГУ» (https://topwar.ru/240721-delo-ivana-ilina-protiv-chego-protestujut-studenty-rggu.html).

«Не менее показателен и конформизм главного защитника И.Ильина по долгу службы — Дугина А.Г. За пару лет до назначения на должность главы учебно-научного центра имени Ильина Александр Гельевич в своей книге «Мартин Хайдеггер: возможность русской философии» (М., 2021) (Раздел 1, Глава 3, «Иван Ильин: русский патриотизм на прусский манер», стр. 80-81) писал:

«В философе Иване Ильине мы встречаемся с почти карикатурной попыткой создания бравурной версии русского национализма, успешно обходящей все сколько-нибудь важные и существенные темы, принципиальные для выяснения возможности русской философии, и подменяющей вопрошание и выявление болевых точек потоком правоконсервативного сознания, копирующего клише европейского национализма применительно к русскому обществу. Такого общества, о котором пишет Иван Ильин, находясь в эмиграции, никогда не существовало, не существует и не может существовать: речь идет о нормативной пруссаческой грезе, желающей представить Россию четко работающим социальным механизмом германского типа — с отлаженной моралью, звонким официозным патриотизмом, конвенциальной религиозностью и психической упорядоченностью. В результате такой конструкции из поля зрения Ильина выпадает все сколько-нибудь значимое для России содержание … Своим невежественным апломбом и казенным «национализмом» И. Ильин, возможно, обязан матери-немке Каролине Луизе Швейкерт фон Штадион. Свои философские тексты И. Ильин строит в духе персонажа повести Н.С. Лескова «Железная воля» Гуго Карловича Пекторалиса, «выписанного в Россию вместе с машинами». В них есть «железная воля» борьбы с коммунизмом до последнего дыхания, без какого бы то ни было понимания как природы советского режима, так и причин, приведших к падению монархии и к Октябрьской революции, равно как и понимания структуры русского общества. И. Ильин «аккуратно и бесталанно» (словами Н.С. Лескова о Гуго Пекторалисе), механически воспроизводит русский национализм, патриотизм и бравый монархизм, умудряясь пройти мимо всех содержательных сторон русской истории, которая осуществляется на его глазах, при его участии и с его помощью. Так как в таком чисто немецком казенном мышлении нет ничего русского, мы без большого ущерба оставляем его тексты и теории без рассмотрения”».

Безусловно данный фрагмент выражает настоящую оценку творчества философа Ильина со стороны Дугина. Все последующие оправдания и стиле «был искренен в своих заблуждениях» – лишь конъюнктурный выверт назначенного на высокую должность. Что лишь характеризует самого Александра Дугина, но нисколько не обесценивает данную им Ильину характеристику как посредственного философа с механическим, заимствованным на чужбине взглядом на происходящие в его время события» (Емельян Разумеев – «Пустоцветная ильинизация») (https://www.planet-kob.ru/articles/10467/pustocvetnaya-ilinizaciya).

[172] Вероника Крашенинникова – «Иван Ильин: декоммунизация и денацификация» (https://regnum.ru/article/3560055).

[173] Самое нелепое, что обвинение И.А. Ильина по отношению к марксоэнегльсизму в его статье «Расчленителям России» «Вся идеология коммунизма — имеет западноевропейское происхождение, что она была «ввезена» в Россию и в порядке «подкожного вспрыскивания» привита русской полуинтеллигенции» верно также по отношению и к нему самому, и к его идеологии.

[174] http://pushkin-lit.ru/pushkin/text/evgenij-onegin/iz-rannih-redakcij.htm

[175] «”Не давайте своей печали по Ильичу уходить во внешнее почитание его личности. Не устраивайте ему памятников, дворцов его имени, пышных торжеств в его память – всему этому он придавал при жизни мало значения”.

Удивительные слова. Правильные, умные. Знаете, кто их написал? Надежда Константиновна Крупская. Это из ее обращения к трудящимся от 29 января 1924 года» (Игорь Елков – «Историки опубликовали новую книгу о Ленине») (https://rg.ru/2024/04/16/zhil-zhiv-budet-zhit.html).

[176] С учётом этого появление Концепции общественной безопасности не более чем критика-реакция на проявление агрессивности и основание для развёртывания антропоэтологии как науки.

[177] https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/igry-s-klio-bez-pravil

[178] https://ru.wikisource.org/wiki/Кошмар_злого_добра_(Бердяев)

[179] См. труд ВП СССР «Ещё одна «мина», заложенная В.И. Лениным под будущее России…».

На фоне высказанной там в очередной раз критике понятия «этнос», фигурирующего у историка Л.Н. Гумилёва, не помешает читающим ВП СССР ознакомиться с нашей статьёй «Л.Н. Гумилёв – теоретик «пассионарства»? либо историк-профессионал» (https://kob-alt.ru/l-n-gumilyov-teoretik-passionarstva-libo-istorik-professional/).

[180] https://web.archive.org/web/20230327065421/https://www.kp.ru/daily/27280/4416036/

[181] См. стенограмму выступления депутата Государственной Думы О.Н. Смолина «Вступительное и заключительное слово на общественных слушаниях «Закон о добровольности единого государственного экзамена. Какой человек нужен России?»» (https://web.archive.org/web/20091127135940/http://www.smolin.ru/duma/audition/2008-03-05.htm), его статью «И еще раз о ЕГЭ» (https://web.archive.org/web/20091129032701/http://www.education.rekom.ru/2_2008/74.html), статью Виктории Соколовой «Серые кардиналы образования: Кто стоит за «реформами» по ликвидации всеобщей грамотности в стране» (https://web.archive.org/web/20240629052243/https://www.sovsekretno.ru/articles/politika/serye-kardinaly-obrazovaniya/), репортаж Галины Платовой «Творец или потребитель?» (https://web.archive.org/web/20220926185921/https://sovross.ru/articles/2284/57589) и статью Натальи Ивановой-Гладильщиковой «Школа теперь должна готовить потребителя» (https://yarcenter.ru/articles/science/education/shkola-teper-dolzhna-gotovit-potrebitelya-49704/).

[182] См. статью публициста-экономиста Михаила Делягина «Образование – самая большая катастрофа России: Дебилизация нации должна перестать быть приоритетом» (https://ruskline.ru/news_rl/2022/08/31/obrazovanie__samaya_bolshaya_katastrofa_rossii) и его выступление на телеканале «Царьград-ТВ» «Если люди станут обезьянками, то либералам будет легче» (https://youtu.be/RlYhJZKZL5g), репортаж Александра Петренко ««Обещайте им всё, а вешать будем потом» – Делягин о единороссе, назвавшем людей «тупыми баранами»» (https://www.osnmedia.ru/obshhestvo/obeshhajte-im-vsyo-a-veshat-budem-potom-delyagin-o-edinorosse-nazvavshem-lyudej-tupymi-baranami/) и репортаж Вадима Чугунова «Делягин поздравил с «успехом» авторов ЕГЭ: 40% старшеклассников учатся с репетиторами» (https://u-f.ru/news/society/u25360/2021/04/13/314363).

[183] См. нашу кинорецензию «Фильмы Леонида Гайдая и закулисье кинематографа СССР» (https://kob-alt.ru/filmy-leonida-gajdaya-i-zakulise-kinematografa-sssr/).

[184] См. статью филолога И.Л. Чижовой «Роль антропонимов в раскрытии идейного замысла романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы»» (https://cyberleninka.ru/article/n/rol-antroponimov-v-raskrytii-ideynogo-zamysla-romana-f-m-dostoevskogo-bratya-karamazovy/viewer).

[185] https://www.youtube.com/watch?v=oT4fpJTPYmA

[186] Николай Караменов – «Литературные родители Павла Смердякова» (https://magazines.gorky.media/bereg/2012/36/literaturnye-roditeli-pavla-smerdyakova.html).

[187] См. некролог Виктора Еремина «На гибель Мурза» (https://proza.ru/2024/02/23/723), некролог Евгении Лепёхиной ««Затравлен, заклеван». Что пишут военкоры о гибели военного с позывным «Мурз»» (https://rtvi.com/news/zatravlen-zaklevan-chto-pishut-voenkory-o-gibeli-voennogo-s-pozyvnym-murz/) и репортаж телеканала «Царьград-ТВ» “Погиб в безнадежном бою”: Как ушел и что завещал военблогер с позывным Мурз (https://by.tsargrad.tv/news/pogib-v-beznadezhnom-boju-kak-ushel-i-chto-zaveshhal-voenbloger-s-pozyvnym-murz_963720).

[188] Егор Коткин – «Дорога к Новому просвещению: почему массовость образования важнее элитарности» (https://habr.com/ru/company/ruvds/blog/594777/).

[189] Валентин Катасонов – «Кеннеди объявил войну Гейтсу: интервью, которое может стоить жизни» (http://reosh.ru/valentin-katasonov-kennedi-obyavil-vojnu-gejtsu-intervyu-kotoroe-mozhet-stoit-zhizni.html).

[190] https://fil.wikireading.ru/30811

[191] Иван Петров – «Исторический анализ рынка недвижимости Канады» (https://smart-lab.ru/blog/1016267.php).

[192] Дмитрий Светин – «Кто пишет методички по миграции для Хуснуллиных, Собяниных и прочих лоббистов такого заселения России» (https://dzen.ru/a/ZRinMoCq9g_HIMwa).

См. также статью Емельяна Разумеева «Ваххабизм вернулся?» (https://www.planet-kob.ru/news/20240703/10465/vahhabizm-vernulsya).

[193] «Старое кино от Хозяина тайги» – «”Падение империи”. Вот и настал вашей Америке “кирдык”. “Развалинами Белого Дома удовлетворен!”» (https://dzen.ru/a/Zh44iNyf6RS2lyOo).

[194] http://reosh.ru/valentin-katasonov-smirenie-i-buntarstvo-paradoksy-russkogo-nacionalnogo-xaraktera.html

[195] Ю.В. Кольцов – «Школа академика М.П. Щетинина. Попытка встретиться» (http://klassikaknigi.info/shkola-shhetinina/).

[196] Ярас Валюкенас – «Цивилизация не вырвалась из дремучего Средневековья» (https://valiukenas.com/archives/4393/civilizaciya-ne-vyrvalas-iz-dremuchego-srednevekovya/).

[197] Людмила Грицай – «Культура как стремление к утраченному раю…» (https://dzen.ru/a/YUMkS_btyDJh5me1).

[198] Статистика изданий писателя И.Я. Франко (https://fantlab.ru/autor24287/alleditions).

[199] А.С. Терещенко «Украйна. А была ли Украина?» («Николай Гоголь и Иван Франко») (https://document.wikireading.ru/hceBUKRx06).

[200] Станислав Смагин – «Трагедия украинца-русофила. Могла ли судьба Ярослава Галана, Галичины и всей Украины сложиться иначе» (https://ukraina.ru/20200727/1028344214.html).

[201] См. нашу кинорецензию «Мультфильм «Каиновы слёзы» (1981) Тадеуша Павленко: забытый мультфильм о каинах и иудах» (https://kob-alt.ru/multfilm-kainovy-slyozy-1981-zabytyj-multfilm-o-kainah-i-iudah/).

[202] Д.А. Левчик – «Что не так с передачей РПЦ памятников архитектуры и почему религиозные места становятся социальными заброшками?» (https://web.archive.org/web/2/https://discours.io/articles/social/why-church-lands-became-abandoned).

[203] https://kob-alt.ru/o-nashem-budushhem-segodnya/

[204] Оценка деятельности госслужащих во многом не может вестись без результатов взаимодействия с гражданами (идеологические пристрастия никаких ролей не играют), да и принятие решений не может не опираться на научные исследования вопросов, связанных с ними. Разумеется, отказ от ложных идеологий не должен сопровождаться уничтожением памятников, созданных в предшествующих веках, поскольку уничтожение памятников само по себе проявление агрессивности.

[205] Именно Молдавия и Украина должны будут войти вновь в зону влияния России, которое должно будет иметь форму вхождения в Союзное государство России и Белоруссии. Останется ли название у Украины прежнее, будет ли у неё название Украина-Малороссия или Малороссия или она станет Малокрайнороссией – открытый вопрос. Перед странами Прибалтики будет иметься иная перспектива – вхождение в Союзное государство России и Белоруссии или вхождение в состав России на правах национальных автономий. Молдавский вопрос, который касается Бессарабии и Западной Молдавии, невозможно решить иначе чем включением Западной Молдавии с городом Яссы в состав независимой Молдавии с её отделением от Румынии – для того, чтобы раз и навсегда лишить фашистов в Румынии электората, обеспечить их исчезновение из политической деятельности и исправить позорный геополитический промах Романовых 19 века.

Но, какими бы ни были перспективы реинтеграции стран бывшего СССР вместе, последние десятилетия доказали: попытки постсоветских республик обособиться от России, инициатора и центра Евразийского Союза, созданного для экономической интеграции стран Евразии, как было видно на примере Украины после 2014 года, оказываются чреваты издержками в форме военных конфликтов, убылью населения и деградации государственностей, от которых выиграют только разрушители государственных суверенитетов.

[206] Виктор Еремин – «9 Мая 2024 года» (https://proza.ru/2024/05/09/1353).

[207] https://kob-alt.ru/dedovshhina-proyavlenie-tolpo-elitarizma/

[208] При оформлении коллажа статьи использована картина Альбертины Фомченко “Карамазовы у старца Зосимы” (иллюстрация к роману Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы») (1996) и картина К.К. Костанди «Цветущая сирень» (см. статью «”Цветущая сирень” и тяжелые раздумья молодого послушника» (https://dzen.ru/a/ZBV2AqniDSXv1q5b)).

[209] https://web.archive.org/web/20230806200543/http://litopys.org.ua/old18/old18_31.htm

[210] Сборник сценариев мультфильмов «Мультипанорама №2» за 1984 год (https://www.youtube.com/watch?v=HnqiQllzx7g&ab_channel=Animation%26GraphicsBooks).

“>

Предисловие

Загадки романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы»

Карамазовщина древнерусских Рюриковичей

Карамазовщина московских Рюриковичей

Карамазовщина Романовых

«Смердяковщина» – разгул ракитиных среди смердяковых

Агрессивность как отправная точка преступления в романе Достоевского «Братья Карамазовы» и черта «смердяковщины»

Отношение Достоевского к Карамазовым

Заключение

Приложения:

С.Д. Дивович

«Разговор Великороссии с Малороссиею» (1762)[209]

Я.А. Королевич

«Каиновы слёзы» (памфлет в стихах) (1981)[210]

Добавить комментарий Отменить ответ